Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич. Страница 18

— Вот что, — сказал промышленник, улыбаясь почти по-детски, — вижу, что люди вы серьезные. С машинкой вашей дело наверняка выгорит, ежели дело правильно поставить. Но сейчас нам тонкости всё равно не обсудить. Приходите завтра ко мне на Спиридоновку, познакомлю кое с кем. А пока лучше выпьем шампанского за успех.

Ма Ян захмелела очень быстро, что было неудивительно при ее росте и весе, заснула, сидя за столиком, и до пролетки Ростиславу пришлось нести кореянку на руках, наплевав на косые взгляды окружающих.

Пробуждение было ужасным. Ма Ян не сразу узнала гостиничный номер в "Венеции" и обратилась к Ростиславу по-корейски. Вельяминов еще ночью выпросил у привычного к подобным ситуациям портье огуречного рассола. Молодая женщина с видимым отвращением выпила стакан мутной жидкости, но домашнее средство от похмелья подействовало быстро.

— Кошмар! Особенно, когда вспоминаешь, что до изобретения эффективных и более-менее безвредных анальгетиков еще не одно десятилетие. Не понимаю, как европейцы так много пьют! Я же не помню, как вернулась в гостиницу. И какой позор! Что обо мне будет думать Морозов? Сочтет алкоголичкой! Мне ужасно холодно, я вся дрожу!

На самом деле стояло теплое июньское утро, но Ма Ян куталась в плотное одеяло, страдая от озноба.

— Держись, любимая! Сейчас мы спустимся в ресторан, закажем крепкого черного кофе — и ты сразу почувствуешь себя лучше. А насчет мнения Морозова не беспокойся, в России к выпившим относятся сочувственно, особенно к таким красивым женщинам, как ты.

Ростислав подумал, что Ма Ян лучше по возможности ограждать от деловых переговоров в России, слишком опасно для здоровья. Может быть, дело не только в малом весе, но и в каких-то генетических проблемах с усвоением алкоголя у восточноазиатских народов. Но в гости к Савве Морозову сегодня идти необходимо.

Морозовский особняк, построенный недавно в модном стиле модерн, производил внушительное впечатление — не столько богатством, сколько хорошим вкусом. На входе дежурил усатый охранник-кавказец. Первый этаж дома стараниями жены промышленника, бывшей работницы ткацкой фабрики, был украшен антикварными вещицами — преимущественно, севрским фарфором. Хозяин провел Ростислава и Ма Ян по широкой лестнице на второй этаж, в собственный скромно обставленный кабинет, где их уже ждал молодой человек в модном европейском костюме.

— Знакомьтесь, господа, Шмит Николай Павлович, мой родственник и деловой партнер.

Морозов представил гостей Шмиту. Тот поклонился, поцеловал руку Ма Ян и пожал Вельяминову. На этот раз промышленный воротила не стал говорить вокруг да около, а сразу взял быка за рога. Оказалось, что Шмит является совладельцем мебельной фабрики, хотя права его ограничены ввиду несовершеннолетия. Физик сперва удивился — парню явно было больше восемнадцати — но потом вспомнил, что до революции совершеннолетие наступало только в двадцать один год. Дядюшка рекомендовал молодому родственнику попрактиковаться в управлении фабрикой, а чтобы практика вышла за рамки рутины, советовал наладить выпуск электрических граммофонов по патентам "мистера и миссис Вильямс". Самому "мистеру Вильямсу" предлагалось место главного инженера фабрики.

— Понимаешь, Николенька, в пользу затеи с электрическими граммофонами я окончательно убедился на выходе из "Яра". Пока господин Вильямс помогал супруге выйти к пролетке, — Морозов неожиданно проявил изрядную деликатность, — тамошний директор, господин Судаков, догнал меня и стал упрашивать продать ему аппарат для усиления пения. Так что сбыт будет. Рестораторы передерутся между собой. Социалисты — люди толковые, хорошую штуку изобрели, не то, что наши дурни сиволапые, только и знают, что креститься да молиться.

Ростислава предложения Саввы Тимофеевича вполне устраивали, но Ма Ян проявила въедливость и потребовала за использование патентов вместо денег долю в деле и инженерскую должность для себя.

Морозов опешил, похоже, не столько от материальных требований, сколько от претензий женщины, тем более, восточной, на место инженера. Такое не укладывалось в голове промышленника, несмотря на прогрессивность его взглядов.

— Моя жена — высококвалифицированный инженер, с большим практическим опытом, — физик поддержал Ма Ян, умолчав, что опыт получен кореянкой во время работы в еще не построенном ЦЕРНе. — Её вклад в работу неоценим.

Ситуацию выправил Шмит, восторженно глядевший на Ма Ян.

— Дама-инженер — это замечательно и прогрессивно! Будет справедливо, если госпожа Вильямс займет подобающую ее знаниям должность. Тем более, что расширение дела требует наличия на фабрике второго инженера.

— Будь по-твоему, Николенька, — сказал Морозов. — Фабрика твоя, ты и решаешь все вопросы.

Понятно! Воротила вроде бы устраняется, но фактически сохраняет контроль над делом. Если у Шмита внедрение новой техники даст прибыль, Савва Тимофеевич будет вкладываться в проекты "супругов Вильямс" по-крупному. Если нет — прожектером ославят молодого парня, а не почтенного предпринимателя.

Дело пошло. Хотя предприятие Шмита фабрикой можно было назвать с большой натяжкой — просто большая полукустарная мастерская на Пресне недалеко от горбатого моста, на месте детского парка, знакомого Вельяминову по обороне Дома Советов. Рабочие были довольно квалифицированными по меркам Российской империи. Недавние крестьяне, перебравшиеся в Москву ради заработка, искусно вырезали и выжигали по дереву. Однако мало-мальски сложная техника ставила их в тупик. Вершиной здешних технологий были станки с ременным приводом от вала, протянутого под потолком цеха. Движущиеся приводные ремни делали работу в цеху крайне опасной: у зазевавшегося в механизм легко затягивало руку. Пришедшие из деревни мужики или не замечали угрозы вообще, или, напротив, шарахались и крестились при виде любой работающей машины. Шмит сократил рабочий день до девяти часов, устроил курсы переподготовки, но паять усилители научились только несколько человек. Пришлось повышенной зарплатой переманить квалифицированных рабочих с других заводов. Морозов ворчал, что лучшие мастера ушли от него к молодому родственнику.

Ма Ян вертелась, как белка в колесе. Обучала рабочих на курсах, старалась упростить технологию производства. Впрочем, от идеи делать радиолампы в Москве пришлось пока отказаться. Подходящие сплавы для электродов и качественное стекло для корпусов в России не удавалось достать в нужном количестве. Поэтому Ростислав списался с Федоровым и договорился об организации производства катодных ламп в Женеве. Техническую часть взял на себя Луи, довольный возможностью заработать значительно больше, чем на университетских заказах. Зато производство динамиков сносного качества на Шмитовской фабрике получилось, хотя рождаемый ими звук Ма Ян и сравнивала с гудением работающих механизмов. Первую акустическую систему установили в "Яре", содрав с владельца втридорога. Вельяминов лично монтировал причудливо украшенные деревянной резьбой в псевдорусском стиле колонки и протягивал кабели, не доверяя неопытным сотрудникам. Но ресторатор не остался в накладе — сенсационные газетные заметки об "электрической музыке" послужили бесплатной рекламой. Большую часть своей премии Ростислав через Андрееву передал в фонд партии. За "Яром" последовали другие крупные рестораны, где уже имелось электрическое освещение, и можно было обходиться без неудобных громоздких батарей. Привезенные катодные лампы кончились (за исключением неприкосновенного запаса, предназначенного для опытов с радиосвязью). Для выполнения всех заказов требовалось ехать в Швейцарию за новыми лампами — Ростислав не надеялся, что почта обеспечит сохранность хрупкого груза.

Перед отъездом Вельяминов снова встретился с Марией Федоровной, на этот раз у нее на квартире. Актриса открыла резной шкафчик (кажется, шмитовской фабрики), отодвинула склянки с резко пахнущими духами и достала толстый конверт из грубой оберточной бумаги.