Путь домой (СИ) - Турундаевский Андрей Николаевич. Страница 3

Обсуждая планы, Ростислав и Ма Ян миновали комплекс Лиги Наций и добрались до ботанического сада. Здесь росло немало деревьев, экзотичных для Швейцарии, но обычных для Дальнего Востока.

— Знаешь, — задумчиво сказала кореянка, — когда мне грустно, я обычно гуляю здесь. Природа меняется медленнее, чем цивилизация. Здесь сразу кажутся мелкими наши человеческие проблемы… Наверно, такой подход более типичен для востока, чем для запада.

— По-моему, разговоры о принципиальных различиях цивилизаций в духе Тойнби годятся только для бульварной прессы. Люди везде разные. Я тоже отдыхаю от суеты на природе. В Москве посреди города остался кусок почти настоящего леса — Лосиный остров. Приедешь — обязательно сходим туда.

— Ты, видимо, прав, Ростислав. Мы просто люди… Мужчина и женщина… К дьяволу национальные предрассудки… Я живу недалеко, пойдем… Саранхэё…

…Пусть нацики завидуют… Моя Ма Ян умная и красивая. Любому, кто в этом усомнится, набью морду, — думал Вельяминов, глядя на спящую девушку и с удовольствием вспоминая прошлый вечер и ночь, красиво очерченные губы, шепчущие "эин, саранханын". Кореянка снимала маленькую квартирку в пригороде Женевы, недалеко от ЦЕРНа. Панельный дом до смешного напоминал московскую хрущевку. "Надо бы приготовить завтрак. Ма Ян обожает крепкий кофе. Надо сварить кофе по-кубински". В шкафчике на кухне обнаружилась кофемолка, банка с кофейными зернами и турка. Ма Ян обходилась без электрической кофеварки, предпочитая старинный способ. Тем лучше. Вскоре аромат наполнил квартиру.

— Какой запах, it's miraculously… — поколебавшись, девушка все-таки вернулась к английскому. Ма Ян выбежала из комнаты, не тратя времени на одевание. Ростислав с удовольствием разглядывал маленькую, изящную, но при этом спортивную фигурку с красивой грудью.

— Так кофе в России варят? Очень вкусно! Как я в прошлый приезд в Москву не попробовала?

— Нет, это кубинский рецепт — с корицей и щепоткой соли. Кубинские студенты-комсомольцы научили, я еще на первом курсе университета был. Потом власть захватил Ельцин, и кубинцам пришлось уехать.

— Кубинцы — молодцы! Отстаивают социализм. Настоящие интернационалисты! Уважаю Фиделя!

Кореянка смаковала крепчайший напиток. Вельяминов достал из микроволновки пиццу, взглянув при этом на часы. Аппетит сразу пропал: всего через час Гозман должен привезти установку в рабочий зал ускорителя. Пак Ма Ян поняла без слов, и романтический завтрак превратился в деловой. Через считанные минуты Ростислав и Ма Ян уже бежали к автобусной остановке. Автобус маршрута Y шел через границу с Францией, где и находился выход пучка.

От Сен-Жени до Превессена Вельяминов и Пак Ма Ян шли пешком через дубовую рощу вдоль забора из металлической сетки, "украшенного" табличками с надписью на французском языке "частная собственность".

— Сколько раз бываю здесь, а всё никак не привыкну, что лес может быть чьей-то частной собственностью, — проворчал Ростислав. — К дьяволу капитализм и капиталистов!

— Рано или поздно эта дикость исчезнет во всем мире. О частной собственности будут вспоминать, как о кобуксонах времен Имдинской войны, — оптимистично заявила Ма Ян. — Когда-то собственность была необходима для развития, а в двадцать первом веке этот институт — архаизм.

— Это Маркс еще в девятнадцатом доказал, впрочем… мы уже пришли, — сказал Вельяминов, показывая взглядом на проходную за узким по московским меркам шоссе. Там начиналась французская часть ЦЕРНа. Глядя на дорожный указатель, Пак Ма Ян хихикнула:

— Почему-то раньше не задумывалась, мы выходим на Юрскую улицу. Ассоциации с камероновским "Парком Юрского периода". Так и ждешь живого динозавра, выбегающего из-за угла.

— Вообще-то рядом Юрские горы, где этих самых динозавров впервые откопали. А здесь вместо динозавров чаще чокнутые "зеленые" попадаются. Будто все беды — от суперколлайдера!

Рабочий корпус ускорителя представлял собой большую приземистую железобетонную коробку без особых архитектурных изысков. Небольшая часть огромного комплекса: кольцевой тоннель, откуда выводился пучок высокоэнергичных частиц, пересекал государственные границы. Здесь в рабочем зале импульсы излучения достигали цели — на оси луча ставились мишени и регистрирующие детекторы.

У входа в корпус уже кипела работа: Войцех и Марио доставали главный блок установки из кузова грузовика, припаркованного на наклонной площадке. Ловушка для темной материи монтировалась на массивной раме, сваренной из стального профиля. Тяжелый аппарат погрузили на тележку и по наклонному пандусу вкатили в зал под вопли Гозмана на русском и английском языках.

— Осторожнее! Грохнете — пришибу! Я вам покажу кузькину мать, обезьяны косорукие!

Михаил был в своей стихии: энергично размахивая руками, он руководил подготовкой эксперимента.

— Славка, мисс Пак! Привет! Вот и вы! Замечательно! Тащите кабель, а я пока с французским обормотом разберусь.

Гозман на английском языке начал объяснять здоровенному французу в потертой джинсовке, что установку надо подцепить портальным краном и установить напротив выходного окна ускорителя. Француз-крановщик что-то монотонно отвечал по-французски.

— Погодите, — вмешалась Пак Ма Ян. — Месье просто не понимает английского. Сейчас я ему переведу.

Выслушав кореянку, крановщик кивнул и полез по лестнице в кабину, которая могла двигаться по рельсам, установленным под крышей зала. Войцех подцепил крюк, и вскоре аппарат встал на место.

— Спасибо, мисс Пак, — немного смущенно поблагодарил Михаил. — Давно общался только с учеными, привык, что все английский понимают.

В кармане у Ростислава зазвонил мобильник. "Странно, кто бы это мог быть?" Высветившийся на дисплее номер не был знакомым.

— Hello! This is dr.Velyaminov…

— Славка, ты что ли?

— С кем имею честь?

— Да Вася я, Никитин.

Ростислав с трудом сдержал мат. Звонил брат его бывшей жены, полковник ОМОНа. Бывают люди, вызывающие неприязнь при первом же знакомстве. С точки зрения физика, омоновец явно относился к их числу. Когда-то Василий Никитин отслужил срочную в Афганистане, а потом закончил училище МВД. Будучи выходцем из набожной семьи, Василий привык к лицемерию: на службе и в училище демонстрировалась преданность КПСС, а дома звучали проклятия в адрес Советской власти, висели иконы, перед которыми по церковным праздникам зажигались свечи. Дед Никитина, деревенский богатей из-под Пскова, был раскулачен во время коллективизации, но сумел смухлевать с документами и избежать высылки. Завербовавшись на московский метрострой, бывший кулак скоро нашел теплое местечко в службе снабжения. В семье скромного работника торговли уважали "умение жить". Дети и внуки постоянно слышали ностальгические воспоминания о крепком хозяйстве, разоренном проклятыми большевиками, и праздничных службах в сельской церкви. Маленький Вася представлял старое село как земной рай, который надо обязательно вернуть. Но для этого надо уметь приспосабливаться, как дедушка. Торговля, дефицит — это, конечно, хорошо, но власть — еще лучше. Никитин провалил экзамены в плехановку, попал в армию, а после — в училище МВД. Служба в органах, перед которыми лебезил дед, давала причастность к власти и надежду на богатство. Попав во внутренние войска, лейтенант Никитин быстро сориентировался и при первой возможности перевелся в московский ОМОН. В стране шла перестройка, и служба в столице казалась способом сделать быструю карьеру. Приход к власти Ельцина дал возможность выплеснуть накопившуюся ненависть к коммунистам наружу — молодой офицер проявлял особое рвение и изощренную жестокость при разгоне демонстраций левой оппозиции. Для карьеры открывались новые перспективы: из органов по своей воле или под давлением начальства уходили офицеры с коммунистическими взглядами. Их места занимали беспринципные коллеги, готовые за хорошую плату служить любому режиму. Накопившиеся комплексы дали знать о себе — при каждом удобном случае Василий демонстрировал окружающим свою набожность, обожал сопровождать высокое начальство в храм Христа Спасителя на богослужения. По долгу службы и по настоянию сестры омоновцу приходилось читать религиозно-националистические газеты и брошюры о "русском порядке" и "русском ладе". Существование всеобщего заговора против России казалось наиболее понятным объяснением всех проблем, а "Россия, которую мы потеряли" — абсолютным идеалом. Во время стремительного романа Вельяминова и Оксаны Никитин "наводил конституционный порядок" в Чечне. К этому времени Василий успел разочароваться в Ельцине, но боготворил Путина и положительно отзывался о Сталине, видя в нем государственника и скрытого русского националиста, втайне симпатизировавшего православию. Ростислав познакомился с шурином уже во время свадьбы. Знакомство едва не переросло в драку: выяснилось, что в октябре 1993 Вельяминов и Никитин были по разную сторону баррикад. Молодой физик участвовал в обороне Дома Советов, а Вася, тогда еще капитан, устанавливал спираль Бруно. Прошли годы, Ростислав стал убежденным и последовательным коммунистом-интернационалистом, активно работающим в партии. Василий же преданно служил режиму Ельцина, а затем и его преемников. Взгляды офицера колебались в полном соответствии с официальной линией. В итоге получилась жутковатая смесь клерикализма и этатизма на основе программы "Единой России".