Слезы (СИ) - Шматченко Мария. Страница 12

— Да, это шутка. Я не знаю, зачем он это сделал. Наверное, таким образом хотел оправдать свою безумную ревность. Не вини себя. И его тоже — каждый выживает, как может. А может быть…Может быть…. Скорее всего, это была аллегория! Скорее всего, он относится к тебе, как сыну, и ревновал, как сына!

— Я не мог, правда, не мог иначе. Я… боюсь его, ужасно боюсь. И, сам того не желая, вынудил его на такую ложь… И чуть не довёл до самоубийства… Вернее даже, довил, просто у него не получилось. Это я виноват. Простите меня, умоляю…

— Солнышко, нет тут твоей вины. И моей нет, и Фила нет, и Конни нет… Никто не виноват. Самоубийцы не думают о своих близких, им кажется, что смерть — единственный выход. Но это не так! Не думай даже… То, что он тебе написал, выбрось из головы… Всё это неправда. Это — аллегория. Ты устал… Отдыхай. Уже очень поздно. Ложись спать. Завтра будет новый день, и утром ты сам удивишься, что сегодня считал это проблемой, — она встала, ей очень хотелось остаться ещё хотя бы на пять минут, но решила забрать эту записку, пока её не нашёл кто-то другой, и высказать пару ласковых брату. — Спокойной ночи, моя радость. Сладких тебе снов. Верь мне, все это дурацкая выходка господина Джеральда.

— Спокойной ночи, моя госпожа. И спасибо вам за всё.

Джеральд сидел в гостиной один. Констанция отняла у него бутылку и ушла. Фила всё-таки удалось успокоить, — его уже и сам горе-самоубийца утешал, прося у него прощение за устроенный ему ужас, — и молодой человек отправился спать. Сразу же уйдя от Адриана, в половине двенадцатого ночи, к брату забежала разгневанная Фелиция.

— Джерри! Ты чего творишь?! — обрушилась она на него. — Ты хочешь вызывать у него чувство вины?! Он и так постоянно напуганный, весь в себе, и всё из-за тебя! Адриан себя винит в том, что случилось! А сына моего ты за что так?! Да, не подпускает он тебя к двоюродному брату и правильно делает!

Джеральд испуганно, с виной во взгляде, с вином в мечтах, взглянул на сестру и тихим, хриплым голосом спросил, как чувствует себя его сын. Сестра, сложив руки на груди, рассказала, что заверила племянника, что сие письмо — это странная ложь. Судя по голосу, женщина немного успокоилась, но глаза по-прежнему смотрели сердито.

— Наверное, в шоке… — низко опустив голову, прошептал брат.

Он так глядел на свои пальцы, как, бывало, в детстве, что Фелиции на миг стало его жаль, но потом снова разгневалась:

— Конечно, а что ты хотел? Хватит над ним издеваться! Хитрый какой! Глядя в глаза, смелости не хватает признаться, решил написать, потому что так легче, а чтобы потом ничего не объяснять, собой покончить!

— Не ругай меня, сестра! Мне и так плохо…

Фелиция хотела ему что-то ответить, как тут вошла Констанция и прямо с порога раздражённо сказала:

— Так! Ты спать пойдёшь сегодня?! Замучил уже всех!

— Пойду…

Он встал, отвернулся от сестры и зашагал к жене.

— Джерри! — вдруг окликнула его Фелиция.

— Что ещё ты хочешь мне сказать? — устало обернулся брат.

— Я жалела тебя… Теперь вижу, насколько подлая у тебя душа. Два раза ни за что пытать родного сына… Я понимаю, у тебя были сложные отношения с родителями, ты многое пережил, но почему должны страдать другие? Мне тоже было несладко, но от моих действий нет вреда никому… Пожалуй, я завтра же заберу Адриана!

— Нет! — воскликнула Конни.

— Так и быть… — внезапный ответ мужа поверг её в шок. — Забирай… ему так лучше будет. Вряд ли когда-нибудь Адриан простит меня.

— Правильно — ты ведь делать для этого ничего не хочешь! — рассердилась Констанция.

Обида на золовку кольнуло её сердце. Разве не понимает, что она тоже любит Адриана?! С какой стати мужнина сестра решила, что имеет право отнимать у неё приёмного сына?!

— И ещё я скажу ему, что он, правда, мулат, — заявила Фелиция. — Только… только, что… Я скажу ему, что он мой сын!

— А отец кто? — удивилась жена брата.

— Даррен.

— Даррен?! — изумились хором Конни и Джерри. — А при чём тут Даррен?!

Глава 10. История семьи

Из глаз Фелиции хлынули слёзы. Её губы задрожали.

— Ты думаешь, только тебе родители сломали жизнь, Джерри? Я любила его. Я тоже любила раба! Я любила Даррена.

— А как же Роберт, твой муж? — в шоке спросил брат.

— Роберт всё знал… Он меня очень поддерживал, потому что сам был в подобной ситуации, любя ту, с которой быть не мог. Я любила его, но, как друга. И он меня тоже. До конца своих дней я никогда не забуду, что сделал для меня мой муж, но любила все эти годы другого мужчину. И люблю до сих пор. Но он был рабом.

Констанция грустно произнесла в ответ сестре мужа, стараясь сдержать негодование и обиду, что ей очень жаль, правда жаль, жаль безумно, но забрать Адриана она не сможет. Фелиция даже задрожала от пока тихого, но возрастающего возмущения. С какой стати жена брата заявляет ей такие вещи?! Кто она её племяннику?! Никто! Леди спросила невестку, почему.

И та в ответ имела наглость заявить прямо, что не отдаст его, что он и её раб тоже, и что сама увезёт его! Если Джерри согласен отдать сына сестре, то, вероятно, если жена заберёт, то тоже против не выступит.

— А что тут такого? Сына родного раздавать! — упрекнула его Конни. — Если хочешь, Фелиция, мы все покинем ранчо, а Джеральд пусть тут сидит.

Но леди возразила, что она — родная тётя Адриана, а она, Констанция, его мачеха, и потому они с Филом хотят увезти его к себе. И есть ведь разница между кровной родней и посторонним человеком?

— Я не мачеха, а приёмная мать, которая любит его, как родного сына, — Конни даже малость оскорбилась, — и так просто его не отдам. Но как хочешь, я с удовольствием приму твоё приглашение, погостить у тебя.

— Отлично! Значит…

— Хватит ссориться! — перебил её Джеральд, у которого вечно было семь пятниц на неделе, и, видимо, уже не хотел отдавать сына сестре. — Никто его не получит! Пойдёмте спать! Скоро утро уже!

На другой день все проснулись чуть ли не в обед. Даже Адриан, который обычно по привычке просыпался рано утром, почти на рассвете.

Вчерашний разговор с леди Фелицией очень помог ему, и он от всего сердца был благодарен ей. Молодому человеку стало намного легче. Нужно смириться с тем, что время от времени что-то, или кто-то будет невольно напоминать ему об истязаниях. Адриан благодарил Господа за тех добрых людей, которых Он послал ему… леди Констанция, леди Фелиция, сэр Филипп, сэр Чарльз, леди Рози, мистер Фред, мистер Томас… Как же был благодарен им несчастный раб! Получается, его любили все, кроме хозяина Джеральда? Значит, не всё так плохо.

В основном, к нему каждое утро кто-то приходил. И тогда они вместе выходили из комнаты. А сам он почему-то никогда не осмеливался. Но сегодня долго никого не было.

Адриан прошёлся по комнате, уже давно одетый. Он обернулся к зеркалу и увидел своё отражение. «Это всё потому, что ты очень красивый, ему жалко было бы, если бы тебе испортили лицо» — почему-то вспомнились слова госпожи Фелиции. Молодой человек робко подошёл к зеркалу и легонько провёл рукой по его раме.

«Неужели я такой красивый? — подумал он, глядя на своё отражение. — Мне кажется, совершенно обычный… Не такой уж и красавец, как все говорят». Адриан считал красивым сэра Филиппа, высокого, голубоглазого блондина. И, конечно, Даррена. А самого себя никогда.

Тут кто-то робко постучал, а через минуту дверь отворилась (Адриан не считал комнату своей и поэтому никогда не говорил: «Входите!»). Бедный юноша чуть не лишился чувств, как вчера, когда в отражении в зеркале увидел своего хозяина. Он помнил всё, что сказала ему леди Фелиция, но паника, граничащая с ужасом, тут же овладела его душой. Несчастный бывший раб не успел мысленно себя успокоить… Разум не подчинялся ему. Сердце отчаянно забилось. Страх, как перед дьяволом. На подкашивающихся ногах невольник обернулся к своему господину. Джеральд направился к нему. Адриан сам не знал, где нашёл в себе силы, чтобы ради приличия устоять и не попятиться назад. «Господи, хоть бы сейчас кто-нибудь вошёл!» — мысленно взмолился он с отчаянием.