Слезы (СИ) - Шматченко Мария. Страница 20
…Адриан тем временем вошёл в дом. Сердце его билось, пульс стучал в висках. Он разговаривал с Рудольфом, а хозяин их застал! Ему это не понравится — так и с сэром Чарльзом было, и с Фредом, и даже с Дарреном. Но его так давно не наказывали, он даже слова грубого не слышал. Тут нет того самого проклятого дома… Внезапно юноше стало стыдно. Они так стараются, неважно, зачем и почему, но ведь стараются… Но страх шептал ему: «Это сейчас так, а потом, когда всё вернётся, они это тебе припомнят, и будет очень и очень плохо!». Воспоминания о доме на краю ранчо… Обернувшись по сторонам, взглянув на себя в зеркалах, Адриану стало жаль хозяев и вновь стыдно за себя… Неважно, что будет потом… Но тут отворилась дверь, и кто-то вошёл внутрь. Молодой человек обернулся и увидел Джеральда.
— Что это с тобой, соты мои медовые?
Адриан, взглянув на него, почувствовал стыд, жалость, страх, всё вместе, и сам от себя не ожидая, шагнул к нему ближе и… упал в его объятия. Быть может, всё гораздо проще, чем кажется, и они, и правда, просто полюбили его, как родного сына, после спасения дочери? Слёзный комок подступил к горлу. Что же это…? Почему? Как вообще сумел найти в себе силы…? Бедный Адриан! Он и сам не знал, как осмелился. Если бы не чувство вины, в жизни бы не решился! Да, что только не делают с нами угрызения совести! Чудеса творят, ей-Богу!
Потрясённый Джеральд тут же обнял его, бережно прижав к себе, не веря своему счастью. Казалось, это сон!
— Радость моя, что с тобой? Ты плачешь?
— Пожалуйста, простите меня… я разговаривал с Рудольфом…
— Но ты имеешь права общаться, с кем хочешь… Это ты меня прости… Какой же я подонок…
Джеральд ещё сильнее прижал его к себе, боясь, что тот сейчас опомнится и отскочит как ошпаренный.
— Нет, это не так, вы не подонок.
Неужели лёд тронулся? Джеральд не мог поверить своему счастью. Сын сам его обнял, да и ещё так долго позволяет себя не выпускать, не вырывается…
— Как я люблю тебя, Адриан! Как же мне повезло, что у меня такой… что ты у меня есть…
Глава 16. Старый знакомый
Так прошло ещё несколько недель. Всё было по-прежнему. Стоял конец ноября. Констанция сердилась на мужа, что тот тянет с признанием. А он боялся. «Вот если бы вы с Фелицией не влезли тогда и не заверили бы, что в письме была ложь, не было бы сейчас такого!». Жена настаивала на том, что такие вещи в записках, причём, предсмертных, «если ты забыл», не пишутся. «Так получилось, — думал Джеральд. — Видимо, так судьба распорядилась. Но как я раскаиваюсь в этом жестоком обращении — теперь мне бы не выпало столько страданий, мне бы не пришлось искать способы доказать ему свою любовь».
Соседи, новые знакомые и слуги думали, что Адриан — сын Джеральда и Констанции, причём, родной обоим. Некоторые даже утверждали, что «он — копия матери». Ни папа, ни «мама» этого не отрицали, и у всех было не в уме, что что-то там не так.
Выдался чудесный солнечный день. Адриан и Рудольф расставляли вазы с цветами в гостиной. И всё никак не могли пристроить одну из них: нигде она не смотрелась.
— Я вот гляжу и думаю, красивые у вас букеты получаются, — похвалил садовник. — Вы будто бы этим всю жизнь занимались!
«Я этим всю жизнь и занимаюсь» — едва ль не ответил юноша, но вовремя спохватился и не сказал вслух, ведь никто не должен знать, кем он был. Так велели хозяева.
— Спасибо большое, — поблагодарил «молодой господин».
— А вы чем занимаетесь? Учитесь? Работаете?
— Я… я…
Что может раб делать? Работать, конечно. А юный, восемнадцатилетний джентльмен? «Чем они занимаются в этом возрасте?» — лихорадочно соображал Адриан. Он понятия не имел. Наверное, учатся. За всю свою жизнь юноша только раза три покидал поместье и почти не видел мир за его пределами. И «юный джентльмен» сделал вид, будто б так увлёкся этой капризной вазой, что забыл про вопрос, или просто не расслышал его.
— Кого-то вы мне напоминаете…. - вдруг задумчиво произнёс Рудольф.
— Я? — удивился Адриан.
— Да… Знаете, я, когда был маленьким, часто ездил в деревню к дедушке. Он когда-то служил садовником у одного благородного сэра. И у деда дома я видел портрет какого-то испанского дворянина. Вот такого размера, — Рудольф очертил в воздухе пальцами прямоугольник где-то тридцать на двадцать сантиметров. — В молодости дед спас своего хозяина-работодателя добрым советом, и за это тот подарил ему картину, на которой был изображён его, аристократа, дедушка. Мужчина, я вам скажу, был красавец необыкновенный! Но мне кажется, не лучше вас: тот больно уж высокомерно смотрел с полотна, а у вас глаза добрые, а потому красивее… Говорят, у этого благородного испанца была тьма портретов! Вот его-то вы мне и напоминаете! Скажите, а испанской крови у вас нет?
Адриан улыбнулся и ответил, что не знает, но всё может быть.
— У вас, у молодёжи, нынче не модно, видимо, интересоваться предками! По своему внуку знаю!
— Ну, такие мы, — снова улыбнулся молодой человек. — И всё-таки, мне кажется, эту вазу вообще в другую комнату нужно отнести.
— Я отнесу… У вас с цветами будто б взаимопонимание какое-то!
Юноша с улыбкой признался, что любит цветы, и садовник, конечно же, согласился, сказав, что тоже.
В этот момент прибежала Люсинда с мячиком в зубах и начала крутиться вокруг ног Адриана.
— Играть хочет… — улыбнулся Рудольф.
— Что ты мне принесла? — ласково спросил её юноша и поднял собачку на руки.
Садовник улыбнулся ему, а сам подумал, вспомнив недавний разговор с сэром Джеральдом: «И как можно было такого избивать?», а сам сказал:
— Я унесу вазу в каминный зал.
Адриан был занят Люсиндой и не сразу ответил:
— Да-да… Хорошо… Простите. Правда, она прелесть?
— Правда, — рассмеялся мужчина и почесал собачку по лбу. — Какая красавица! Принцесса!
Садовник ушёл. Молодой человек сел с Люсиндой на диван. Он очень любил животных. А с этой собачкой у них было полное взаимопонимание. Она везде ходила за ним. Констанция даже удивлялась. Слуги вообще думали, что это домашний питомец «молодого господина»: так она его любила.
Адриан не заметил, как вошла леди. Женщина издали залюбовалась ими, а потом села сзади юноши и обняла его за плечи. Он вздрогнул.
— Простите, пожалуйста, госпожа. Я не заметил, как вы вошли.
— Солнышко моё, — Конни улыбнулась, притянула его к себе таким образом ещё сильне. — Могу я попросить у тебя о помощи? — её голос предательски дрогнул, выдавая, что женщина волнуется, она погладила его по голове. — Как же мне нравятся твои волосы!
— Спасибо… Все что прикажите, госпожа…
— Это не приказ, моя радость, а именно просьба, потому что приказывать такое нехорошо… Какие же у тебя кудри!
Адриану было неудобно в такой позе, но сказать об этом постеснялся, а леди на самом деле так разволновалась, что не хотела смотреть ему в глаза, потому и обняла его таким образом, чтобы он не мог смотреть на неё прямо.
— Что же мне надо сделать? — робко спросил молодой человек после того, как Конни надолго замолчала, самозабвенно играя с его волосами. Она очень волновалась, и ей надо было что-то теребить в руках.
— Мы с подружками в костёле устраиваем обед для бедняков. Всем будут помогать их дети… А у меня детей нет. Геральдина и Эйлин у Эвелины с Марти. Мне тоже хочется, — Констанция вздохнула и быстро выпалила: — Ты можешь изобразить из себя моего сына?
Все вокруг так и думали, но ещё никогда его не представляли их сыном официально, господа делали вид, что, мол, это само собой разумеется.
— Я понимаю, это не совсем красиво с моей стороны, — продолжала Конни, — и мне неудобно… Но… но мне бы тоже хотелось прийти туда не одной.
— Но я же раб… — прошептал Адриан.
— Ты… ты… не раб…
— Для меня в этом нет ничего унизительного: если Господу угодно, чтобы я был рабом, значит, так и должно быть.
— Зато мне унизительно это слышать! Не вспоминай об этом, пожалуйста.