Государь поневоле (СИ) - Осин Александр Васильевич. Страница 46

— Великий Государь. — Голицын поклонился.

— Князь Борис Алексеевич, что за дело у тебя в шатре моём? — cпросил Пётр.

— Не гневайся, Пётр Алексеевич, стольник государыни Натальи Кирилловны, что давеча звал нас к ней, упал в падучей.

— Так что с того? Неужто к потешным нельзя снести его было?

— Пётр Алексеевич, — Майор пристально всматривался в лицо царя. — Там дело тайное и не след его одного оставлять сейчас.

Я уже понял, что проявился ещё одни из темпонавтов. Однако мне уже совершенно не хотелось продолжения "вселенческих" бесед, и я заставил царя пройти мимо палатки. Матвеев и Головин, безусловно, отметили эту странность, но об этом беспокоиться не стоило. На фоне других чудачеств это могло быть объяснено излишним доверием государя к своему дядьке. Тем не менее, уже уходя, я через Петра попросил Голицына:

— Князь, коли есть с вами немец вчерашний, скажи ему, что государь пожелал услышать его придумки о потехах огненных.

Не оборачиваясь, я спустился к берегу Яузы. Автоном с Андреем всё так же молча сопровождали меня, идя чуть в стороне. Сел там же, где и вчера с сестрой. Стольники расположились на своём месте. Здесь меня догнали несколько ближних дворян царицы. Тяжело отдуваясь и отирая рукавами пот, градом лившийся из под шапок с соболиной опушкой, они поклонились царю.

— Великий Государь Пётр Алексеевич, — начал самый важный из них — В прошлом дню посылал ты ближнего своего человека Никиту Федорова сына Хрущёва на двор к боярину князю Михаилу Алегуковичу Черкасскому. Сей отрок твоим именем просил взять к тебе заморских цветов томаталь, что растут в имении князя. Да просил он не честью, а лаялся на дворовых людей, да на ключника, да грозился твоей опалой, коли те цветы к твоему царскому величеству посланы не будут. Князь Михаил Алегукович бьёт тебе челом Никитку того Хрущёва наказать примерно, и молит твоей милости цветов сих не рвать от того, что отцвели оне уже на Троицу, а плоды злы и недобры. Обещается боярин к твоей царской милости в следующей весне прислать ростков сих цветов заморских, что бы оне твой взор своим цветом умилостивили в царском саде, в Измайлове.

Из всей этой речи я понял, что Хрущёва обломили с помидорами и поэтому-то он и сказался сегодня больным. Сидит, верно, у отца в палатах и боится ко мне с дурной вестью придти. "Но странно, почему не сам князь Михаил об этом говорит или не его сын? Это что способ показать мой невеликий статус?"

— Подожди, а почто сам боярин не пришёл с сей вестью ко мне и тебя, Родион, отправил? И где сын его, мой стольник, Андрей?

— Князь Черкасский с поклоном поднялся к государыне царице Наталье Кирилловне. Она же и велела ему не ходить к тебе, а послать с сим малым делом нас.

"Ещё интереснее! Матушка проснулась, опять начала флажки ставить и инфо фильтровать." — А сам полностью вступая в контроль над телом отвечал:

— Передайте боярину, что велю я прислать ему два фунта плодов томатоля, как только они вызреют. И по весне же пусть пришлёт со своим садовником ростки числом более двадцати дабы завесть сей цветок здесь в Преображенском. Ступайте и более не тревожьте меня. Коли надобно чего, Андрею Матвееву сказывайте.

Я заметил, что ко мне спешил Брюс. За ним хромая семенил Фриц. Подойдя, немец бухнулся мне в ноги, благодаря за спасение и доверие ему потех огненных. Речь его была с таким ужасным и непередаваемым акцентом, что если бы не мое прошлое образование, врядли бы царь понял все эти сентенции и сравнения в крутом замесе немецких, русских слов и латыни. Ребенка эти мольбы слегка раздражали, а меня удивляли — даже русские теперь не всегда бухались в ноги, а уж иностранцы тем более. Царь добил его, вернув перстень его жены, что я забрал вчера у охраны. Говорить решил с Брюсом:

— Яков, скажи своему мастеру, что я желаю увидеть его искусство без твоих опытов с тайным зельем. Да спроси, скоро ли он сможет устроить огненную потеху на том берегу.

"Быр-пыр-пыр". — Яков-Антон довольно бегло перевёл мой вопрос. Фриц закивал и произнёс:

— Тругой неделя, феликий госшударь! Другой неделя Фриц радость показать вам свой фейенрверкус!

— Ну, добро. Езжай к себе домой, да скажи жене, что жить вы будете рядом со мной в Преображенском. Яков объясни, что ему дарю новый дом в будущем городке.

После перевода немец замер, переваривая услышанное. Химик добавил от себя, что это особая милость — жить вне слободы у царя. После этого мастер начал опять благодарить, но к счастью больше в ноги не падал. Я хотел допустить его к руке, но Пётр воспротивился — и той милости, что было, довольно.

Яков ещё о чём-то переговорил с приосанившимся херром Гриманном, который практически мгновенно преобразился из жалкого просителя в важную персону. Химик с недоумением обратился ко мне:

— Великий государь, не вели казнить, вели слово молвить.

"Блин! Шут! И тут хохмит!" — я посмотрел на стоявших поодаль Матвеева и Головина. Вроде пронесло — они внимания не обратили, а немец и не понял. Недовольно буркнул:

— Ну!

— Изволь ручку свою приложить к пропускной грамоте мастера Гриммана. — Протянул мне небольшой листок. На мой немой вопрос добавил: — Сиё князь Борис измыслил, дабы лихие людишки невозбранно до твой особы дойти не могли.

"Так вот зачем Майор мне карандашик в палате сунул в карман!". На желтоватом клочке бумаги было написано: "Дозволяю выход из дворца. Подпись: _____. Выход в __час __мин____ Караульный: ______" В первом пробеле догадался вывести "Пётр", и только потом подумал: "А как интересно местные объясняют новую букву в имени царя?".

— Автоном — я позвал Головина — проводи мастера Гриммана до ворот, да забери сей листок, как только караульный начертает в нём своё имя.

Головин поклонился и повернулся к немцу. Тот тоже поклонился и гордо зашагал в сопровождении стольника к выходу с территории.

Подманил к себе Химика и почти шёпотом спросил:

— Ну, кто там? Не томи душу, кого обнаружили в Лопухине? Он ведь тоже не по адресу попал, так?

Антон отвечал также тихо:

— Строитель. Юрий Перунов — первоначально должен был в младшего сына Андрея Виниуса. Анкету его помнишь, государь? — я кивнул — Вселился очень удачно. Свалился, спускаясь с крыльца, в аккурат перед Майором. Тот, как только мат в адрес семнадцатого века услышал, так сразу двоих своих холопов отправил отнести Лопухина к твоему шатру. Туда местные вроде без спроса не лезут.

— Да, отвадил я их парой гневных истерик. Слияние было?

— Угу, как раз при нас. Гадко это выглядит со стороны. Но сейчас он уже планы начинает строить.

— Так ведь строитель, вот и строит.

Улыбнулись друг другу. Я оглянулся на Матвеева — тот увлечённо разглядывал, как на другом берегу мальчонка-пастушок пытается выгнать зашедшего в воду телёнка.

— Про меня не говорили?

— Нет, Майор запретил. Да и Капитан его поддерживает. Он даже ругается, что царь нам раскрылся. Чем меньше людей знают, что молодой государь "с придурью", тем лучше. Спокойнее было бы все твои новшества приписывать окружению.

— Шила всё равно в мешке не утаишь. Пусть все привыкают заранее. Если мне всё время прятаться, то с ума могу сойти.

— Что так жестоко?

— Ты, Антон, машину водил? — Он кивнул. — Вот и я водил. Знаешь, как это трудно помнить, как водишь с точностью до мелочей? Почти каждое утро просыпаюсь "сжимая руль". Имел неосторожность приоткрыть ребенку эту память. — Почувствовал, как Пётр прислушивается к моим словам. — Вот теперь радуюсь, что в свое время отказался от поездки в Мячково, полетать.

— Рассказывал же, что можешь блокировать память от него.

— Так было надо. Царь немного не понимал, зачем ему учиться. Думал завлечь видами технического, мать его, прогресса.

— Успешно ведь.

— Успешно для него.

— Ладно, не расклеивайся! Зато царь! Почёт и поклонение.