Государь поневоле (СИ) - Осин Александр Васильевич. Страница 5

В конце первой недели на "объекте" я закончил отчет и дал его согласовать бывшему тут же руководителю проекта "ВМ". Основным "моментом" в отчете сделал необоснованность затрат и дал рекомендацию прекратить дальнейшее финансирование. Отдал на согласование руководителю проекта и сообщил в Москву о результатах.

Ждал ответа два дня. Дождался приглашение на общее собрание команды проекта. В бывшей ленинской комнате, прямо под оставшимся от СССР барельефом Ильича, меня представили сотрудникам как основного виновника предстоящего закрытия проекта. Закрытия тем более обидного, что первые положительные результаты испытаний были уже получены, и до цели остался "один решительный шаг". На собрании, несмотря на мое присутствие, обо мне говорили исключительно в третьем лице, и даже Лида смотрела на меня с таким разочарованием, что на душе становилось паршиво. Завершая митинг, руководитель проекта сообщил, что, в силу сложившихся обстоятельств, решено не проводить "общий тестовый старт" и запустить процесс сразу в полном объеме. А когда сотрудники разошлись по своим боксам, меня попросили остаться.

— Дмитрий Дмитриевич, — со мной разговаривал начальник СБ объекта Антонов — раз уж новые акционеры ВАШЕГО банка так интересуются результатами НАШЕГО проекта и требуют подробного отчета, мы, руководство проекта, решили допустить вас к секретной документации. Распишитесь, пожалуйста, здесь.

Он протянул мне листок с текстом расписки о неразглашении государственной тайны. Я читал с минуту. Документ поначалу не показался мне серьезным, я тогда и не представлял, что может быть особо секретного на объекте. Однако удивил пункт о запрете, помимо всего остального, разглашать все исторические события и даты, которые станут мне известны в результате допуска.

Не смотря на кажущуюся простоту расписки, подписывать листок очень не хотелось. Возникло такое ощущение, что подкрадывается толстый лис полярный под мою карьеру и меня уже не отпустят с крючка. Грубо говоря — "очко взыграло". Антонов, щуплый седеющий дядюшка, внимательно смотрел на меня, изучая мою реакцию. Мне уже тогда показалось, что он, несомненно, ещё старой конторской закалки "чекист", и видит он меня насквозь. Бывший Президент банка, как мне говорили, тоже вроде "конторский" человек. Раздумывал я недолго, выбора мне не оставили: для получения согласования отчета пришлось соглашаться. И я подписал.

До вечера следующего дня я занимался "офуением". То есть читал научную и процедурную часть проекта, названую "Темпоскоп", и офуевал. Ребята на "объекте" пытались создать машину времени. Способ как они пытались это сделать, я не понял. Слишком много физических терминов для простого бухгалтера. Понял только, что вроде как пока это не перенос, а подглядывание за событиями в прошлом. Теперь становился понятен особый интерес "конторы" — ведь теоретически подсматривать можно не только на тысячу лет, но и на пару секунд. Странно как смогли тогда сменить банку "крышу"? Нашлись силы круче "конторы"? Я понял тогда, что врядли вообще выберусь из этого "дерьма". Такую информацию могут сливать "офисному планктону" только в том случае, когда "офисный кит" уже подбирается к нему, с целью "пообедать".

В ночь на пятницу, когда я зашел в свой бокс, меня трясло от страха. Я боялся больше не увидеть ни жену, ни детей. Невозможно было представить, как я смогу жить прежней жизнью с такой тайной. Уконопатят в лучшем случае на какой-нибудь "объект". Но скорее всего, ждет меня ДТП или иное происшествие с летальным исходом. Блин, дети ведь как чувствовали последний вечер и не хотели отпускать меня, упрашивая и массажик перед сном, и почитать сказку, и просто посидеть пока они уснут. Слезы сами полились из глаз. Перспектива никогда больше не поцеловать Настюху, не поднять её на руки, не потрепать вихры Андрейки, заставила меня тихо взвыть в подушку. Я чувствовал в себе такую вину перед Ольгой за свою измену, что в пору вешаться от стыда. Пусть она никогда и не узнает, но всё равно я поступил по свински и вряд ли прощу себя за это.

Я сам не заметил, как уснул не раздеваясь.

Подъем субботним утром был "аварийным". Красный мигающий свет. Вой сирен. Отдаленный грохот. Требование по громкой связи всем собраться в центральном зале. Я сам никогда там не был, поэтому стало удачей "упасть на хвост" Ленке с мужем. Бегом за ними по переходам я поспешил в глубину бункера.

Сначала меня тормознули на входе в зал, куда скрылась семья гаишника. У меня не было пропуска на этот уровень. Потом послышались близкие разрывы и выстрелы. Похоже, стреляли уже внутри бункера. Из-за угла выскочил Антонов. Он был в разгрузке, с каким-то мудреным автоматом в руках.

— Занять оборону! — крикнул он охранникам, подбегая. Те упали за ограждения из мешков с песком. — Ты что здесь? — это он уже мне. — Быстро в зал!

Антонов так сильно толкнул меня в спину, что я упал, влетев перед ним в помещение. Вслед нам раздались выстрелы, и несколько пуль залетело в зал. Когда я поднялся, то увидел куда попал: Высокий куполообразный свод, рассеянный свет вдоль стен, всё пространство было заполнено стеклянными ящиками, похожими на анабиозные кресла из фантастического фильма. В ящиках лежали в каком-то растворе люди. Все они были без одежды. Я заметил Лиду, её мужа, а так же Ленку, и ещё одну девушку, незнакомую мне, и трёх неизвестных мужчин. Ближайший ко мне "саркофаг" у незнакомки был пробит, и густая голубая жидкость капала из него на пол.

— Что стоишь! Помоги!

Я обернулся. Антонов и оказавшийся здесь Михалыч закрывали бронированную дверь. Одна рука у СБшника беспомощно висела и была в крови. Я стал помогать закрутить засов. Потом мы отошли, и Михалыч с пульта закрыл массивную занавеску по кругу зала, наглухо отделившую нас от звуков боя.

— Всё Михалыч, давай, отправляй меня. — Антонов стал раздеваться.

— Товарищ генерал, а куда этого? — Михалыч указал на меня.

— Куда хочешь. У меня патронов уже нет. — С этими словами он щелкнул затвором автомата.

— Бл…! Генерал! Мы так не договаривались!

— Ну, извини, Михалыч! Мне что-то совсем хреново. Так что сам разберись с этим московским подарком. Я уже и так много крови потерял.

И действительно последние слова давались ему с трудом. Антонов разделся и с помощью Михалыча, устроился в ближайшем ящике. Его помощник закрыл крышку и нажал пару кнопок на боку "саркофага".

Всё это время я стоял не в силах осознать, что произошло и что эти люди говорят про меня.

Михалыч обернулся ко мне.

— Ты Димыч не сердись на генерала, документы читал — сам понимаешь, ты уже ценный кадр для них.

— Для кого, Михалыч? Что я могу рассказать?

— Для тех, кто штурм устроил. Может это штаты, а может и наша родная "контора". Есть там ещё пара крыс наверху. Ты пойми, если они доберутся до установки — то все секреты мира, все деньги уже не будут ничего значить. Поэтому нам остается только слинять и умереть. Через полчаса здесь сработает небольшой заряд и останется только радиоактивная пыль. У меня нет патронов, да и убивать тебя не хочется. Всё равно умрешь. Ложись сюда — он кивнул в сторону ящиков — хоть "кино" напоследок посмотришь. Раздевайся.

Михалыч и сам стал раздеваться, а я так и остался стоять столбом, ничего не предпринимая.

— Что Дима, не хочешь? Ну, как знаешь. Я пошёл.

Михалыч, убрав одежду в ящик под свои ложем, забрался в "саркофаг" с надписью [FL], надел на голову проволочную сеточку, захлопнул крышку и нажал у изголовья красную кнопку. Я очнулся. Подбежал к "саркофагу" Михалыча, попытался поднять крышку. Безуспешно. Ни на нажатие кнопок, ни на попытки просто поднять стекло за имеющийся выступ, прозрачный ящик не прореагировал. Михалыч внутри уже закрыл глаза, а от ног поднимался уровень голубоватой жидкости, которой были заполнены и остальные саркофаги с людьми.