Огонь ради победы - Великолепов Николай Николаевич. Страница 18

Я не усмотрел бы непорядка и в том, что батарейцы отдыхают: большую часть минувшей ночи они провели в готовности к немедленному открытию огня. Но все расчеты были у орудий, тренировались.

Обошел пушки, поговорил с бойцами, осмотрел места хранения снарядов. Прошел с Дорошкиным к батарейной кухне — везде был образцовый порядок. Мелузов тоже не сделал замечаний: в землянках чисто, личное оружие содержится хорошо.

— Внешний вид у нас бывает не того, — вздыхая, произносит Мелузов, когда мы уже отъезжаем от 1-й. — Один Дорошкин выглядит как положено. А многие чумазы, ровно машинисты на паровозе. А ведь скоро гвардейские значки вручать будут…

Да, трудновато артиллеристам сохранять свежесть обмундирования. Все время в земле — в окопах, траншеях. С металлом, со смазочными материалами. Зимою вообще на чертей похожи были. Маскхалаты мигом теряли свою складскую белизну. Шинели постепенно пропитывались машинным маслом. А наши многострадальные солдатские валенки? Они мокли, сушились, опять мокли и вновь прожаривались у раскаленных железных печек в землянках. Летом много легче. Но выцвело уже от солнца и стирок обмундирование. Впрочем, и выцветшее, что у бывалых артиллеристов, оно сидит на них отлично, вид вполне гвардейский. А молодые из пополнения, хоть и во всем новом, не очень-то опрятно выглядят. Давно убежден: только вместе со всем другим солдатским опытом приходит и умение ладно носить военную форму. Однако прав Мелузов: коль стали гвардейцами, надо больше внимания уделять и внешнему виду артиллеристов. Сегодня же с Цукановым поговорю…

Мелузов обиженно смолкает, раз я не поддерживаю начатый разговор. А мне хочется вернуться на батарею. Не по себе оттого, что уехал, не проверив готовности к открытию огня. Поскольку расчеты были у орудий, такая проверка не имела смысла. Теперь же Дорошкин, довольный тем, что в хорошем свете предстала батарея перед полковым командиром, наверняка дал людям отдых. Жаль его нарушать, да интересы дела требуют.

Описав по лесу круг, с другой стороны широкой рысью выскакиваю на позицию. Так и есть, в землянках расчеты. Но Дорошкин тут как тут. Командую:

— К бою! СО-сто семь, батареей, один снаряд…

Такая команда требовала изготовиться к сосредоточенному огню по опорному пункту противника у деревни Калягино.

Прошли какие-то секунды, и от орудий донеслось: «Готово!», «Готово!»…

— Стой! Расчеты в укрытия!

Сойдя с коня, велю Дорошкину по очереди вызывать к орудиям командира и наводчика. При них тщательно проверяем все установки и наводку. Ошибок нет!

— Спасибо, товарищ Дорошкин! Сегодня больше к вам возвращаться не буду!

— Приезжайте, товарищ гвардии подполковник, мы всегда рады, — довольно улыбается старший на позиции, счастливый тем, что и коварный экзамен выдержан с честью.

Меткий огонь по врагу, хорошее комсомольское собрание, интенсивный обстрел противником ложных позиций, результаты таких вот, как сегодня, проверок составляют радости жизни командира полка. Но и печалей у нашего брата хватает. Особенно горько, когда гибнут люди, а без этого на войне не бывает. Мы тоже несем потери. Восемь человек должны обслуживать гаубицу, у нас же ни у одной не работают более пятерых. Почти не осталось в полку командиров огневых взводов, которые бы окончили артиллерийские училища. Кто на вышестоящую должность назначен, кто в госпиталь отправлен. Их заменяют сержанты. А ведь именно взвод — самый главный «учебный класс». И диву даешься, как это справляются со своими преподавательскими обязанностями наши выдвиженцы с образованием пять — семь классов. Вопросы, на которые преподаватели в училищах тратили много часов, фронтовой взводный разъясняет за одно короткое занятие. Правда, на пальцах разъясняет, ибо разобрать орудие нельзя, не та обстановка, а учебных плакатов почти нет. За изготовление по-настоящему хорошего наглядного пособия, раскрывающего нутро сложной матчасти, поощряю, как и за сметку в бою. Умение обучать молодых солдат отмечаю наравне с огневым мастерством. И функционирует полковая «академия» — кузница кадров. Из вчерашних школьников в минимальный срок готовим артиллеристов. Незаметно для себя растут, совершенствуются и наши «киты» — командиры подразделений, прошедшие сквозь множество боев.

Вот поступил на вооружение новый для нас осветительный снаряд. Сразу же — показная стрельба. Поручаю ее командиру 2-го дивизиона капитану И. Куропятникову. Гордый, он сделает все, но не упустит возможности отличиться.

В назначенную ночь командиры подразделений собираются на 4-й батарее, которой командует старший лейтенант Д. Смирнов. Командир дивизиона коротко объясняет, что стрельба будет вестись по заранее разведанному дзоту. Над ним и надо сначала подвесить на парашютике звездку из специального состава. Она будет гореть минуту, хорошо освещая круг местности диаметром до километра. За эту минуту…

За эту минуту Смирнов успел выполнить пристрелку и перешел на разрушение. С большим удовольствием наблюдали мы прямое попадание в цель.

Совершенствуя материальную базу нашей «академии», мы даже собственный полигон оборудовали у станции Дровнино. Он был необходим для тренировки молодых артиллеристов в стрельбе прямой наводкой по движущейся цели. В назначенный час расчет с орудием прибывал в указанное ему место, оборудовал позицию, вел наблюдение в «танкоопасном» направлении. И через какое-то время «танк» появлялся, будто настоящий, хоть и был он из фанеры и бревен. Невидимый трос тянулся от мишени на блок и далее в сторону, к трактору, спрятанному за кустами на безопасном расстоянии. Конечно, маневренность мишени была ограничена прямой линией, но все равно тренировка проходила интересно, требовала от орудийного расчета собранности, быстроты действий. При точном выстреле «танк» разлетался в щепы, мишень приходилось восстанавливать. Канители с ней было немало! Но хлопоты себя оправдывали. Расчет, разбивший мишень, обретал веру в свою обученность, происходил некий, очень необходимый психологический сдвиг. Он закреплялся, когда молодой солдат разглядывал фотоснимки укрощенных орудиями нашего полка гитлеровских танков и слушал рассказы тех, кто в октябре сорок первого не дрогнул перед бронированными машинами врага. Так достигалось единство обучения и воспитания.

20 июля дивизия отмечала свое двадцатилетие. Одна из старейших в Красной Армии, она была сформирована в 1922 году из полков, прославившихся в гражданскую войну. Из тех полков, что отбили у Колчака Златоуст, Омск, Новосибирск, а потом, переброшенные с Восточного фронта на Западный, громили интервентов под Радомиром, очищали от них Минск. В 1938 году дивизия была удостоена ордена Красного Знамени за бои с японскими самураями у озера Хасан. За период январского наступления, отбрасывая гитлеровцев от Москвы, она освободила более 200 населенных пунктов, истребила свыше 6000 фашистских оккупантов.

К двадцатилетнему юбилею дивизии было приурочено вручение ей гвардейского Знамени.

Замер по команде строй из представителей всех частей 29-й гвардейской, Краснознаменной. Командир дивизии полковник С. Т. Гладышев принимает из рук командарма генерал-лейтенанта И. И. Федюнинского алое знамя, на котором шелком вышит портрет Ильича.

Полковник Гладышев, став на колено, целует знамя и произносит гвардейскую клятву, мы вслед за ним повторяем ее проникновенные, ко многому обязывающие слова.

Это не забудется. Я до сих пор храню как дорогую реликвию вышедшую в тот день дивизионную многотиражную газету «Ворошиловец», подписанную ответственным редактором А. М. Вахрушевым. Политрук Вахрушев, подозреваю, был неравнодушен к артиллеристам, часто приходил к нам на батареи. Наши заслуженные пушкари широко представлены в юбилейном номере газеты. Всматриваюсь в дорогие для меня лица на фотоснимках. Вот он, лихой и умелый Куропятников, вот застенчивый на собраниях и одержимый в бою командир взвода 1-й батареи лейтенант Полянин. И сегодня волнует опубликованная в «Ворошиловце» его заметка. «Впереди, — писал Н. Полянин, — большой и нелегкий путь, но мы пройдем его с честью. Я клянусь биться с врагом, не щадя своей жизни, биться, как подобает гвардейцу».