Огонь ради победы - Великолепов Николай Николаевич. Страница 30

Места тут исторические. В годы первой мировой войны на этом направлении русскими войсками под командованием генерала А. А. Брусилова был осуществлен знаменитый прорыв австро-венгерского фронта. И хотя с тех пор прошло без малого сорок лет, на заболоченных берегах Стыри и Стохода все еще встречались остатки сооружений бывших австро-венгерских позиций. Впрочем, более памятным для нас событием, связанным с этими местами, было, конечно, танковое сражение, которое развернулось здесь 23 июня 1941 года, во второй день войны. В ожесточенных боях наши войска при поддержке авиации нанесли фашистам большой урон и задержали их на целую неделю. Тот, кто был на фронте в тяжкую пору начала войны, знает, что значил тогда такой боевой успех.

Александр Михайлович Ильин, командир корпуса, напоминая нам теперь, в апреле 1944 года, о минувших событиях, имел в виду не только познавательную, но и чисто прикладную цель. Расстелив на столе карту и потирая, по обыкновению, пальцем щеточку усов, он говорил:

— Конечно, мы здесь не задержимся, пойдем вперед. Это факт. Но сейчас главное — хорошо освоить отведенные нам позиции. Смотрите, как выдвинулся вперед левый фланг нашего фронта. А севернее Припяти сколько войск врага! Они еще в Бобруйске, на сотни верст восточнее. Да и здесь рядом, под Ковелем, крупная группировка. Где гарантия, что немцы не попытаются прорвать наш участок фронта, чтобы соединиться с этой группировкой и отрезать наши войска? Надо совершенствовать оборону, укреплять занятый рубеж!

Трудно найти более монотонное и занудливое дело, нежели земляные работы. И еще неизвестно, у кого их было больше: у матушки-пехоты или у нашего брата-артиллериста. В корпусной полосе мы оборудовали добротные наблюдательные пункты и огневые позиции батарей. Создавались и ложные позиции, чтобы ввести в заблуждение вражескую разведку. Были подготовлены места для развертывания противотанкового рубежа корпуса. Словом, много пришлось личному составу поработать лопатой, и, когда какая-нибудь рота или батарея получала новый район позиций, нет-нет да и раздавалось: «Опять нам копать!»

Почти весь апрель прошел у нас в работах по укреплению оборонительного рубежа, и, надо сказать, недаром. В канун первомайских дней на участке Свинажин, Серкизув фашистская пехота при поддержке танков и авиации попыталась совершить прорыв нашей обороны. И в последующую неделю враг неоднократно переходил в атаки на позиции 247-й стрелковой дивизии. Но крепко окопавшиеся подразделения выдержали натиск противника, и линия фронта на нашем участке надолго стабилизировалась.

В боях настала передышка, однако хлопот у нас не убавилось. Правда, теперь они были иного плана: в войска поступало пополнение. Закипела учеба. Почти ежедневно шли занятия и тренировки. По тактике чаще всего отрабатывались две темы: форсирование водной преграды с ходу и атака укрепленной позиции противника.

Темы, как видим, яснее ясного говорили о том, какие задачи ожидают нас впереди. Мы готовились к наступлению.

Нелегко на фронте организовать боевую подготовку. Война есть война, в дни затишья тоже зловеще гудят над головой вражеские бомбардировщики, то тут, то там разрывается снаряд или мина (так называемый беспокоящий огонь), а иной раз завяжется долгая перестрелка. Тем не менее командиры и начальники не упускали случая поучить подчиненных. Всемерно использовали затишье в боях и мы. Не ошибусь, если скажу, что в те дни задавали тон боевому обучению энергия и воля нашего командарма генерал-лейтенанта В. Я. Колпакчи. Он был неутомим и вездесущ, этот высокий стройный генерал с живыми черными глазами и бурным темпераментом. Потом, в июле — августе, мы увидели командарма в боях и убедились в его высоком искусстве управления войсками на поле сражения. Но тогда, в мае — июне, видя, как он отдается учениям, приходили к мнению, что этот человек создан для организации боевой подготовки. Думается, не случайно последние годы жизни, уже будучи генералом армии, Владимир Яковлевич Колпакчи возглавлял Главное управление боевой подготовки Сухопутных войск. И даже смерть застигла его в пути на очередное учение. Это случилось в авиационной катастрофе в мирные дни…

Мне, командующему артиллерией корпуса, не раз доводилось участвовать в занятиях, проводимых командармом. Владимир Яковлевич Колпакчи вел их интересно, оживленно. Он любил создавать очень сложную обстановку и требовал от каждого офицера быстрого решения, умения обосновать его строгим расчетом времени, сил и средств.

Одной из примечательных черт характера командарма было постоянное стремление выяснить степень подготовки подчиненных. Редко кто из офицеров при встрече с командующим не попадал в роль экзаменуемого. Не сумевший сразу правильно ответить на вопросы генерала тут же получал взбучку, а затем — разъяснение. Мне тоже доводилось бывать в таком положении.

Он приехал на корпусной командный пункт вскоре после получения нашими дивизиями оборонительного рубежа. Поговорив с командиром корпуса, Владимир Яковлевич Колпакчи спросил меня:

— А теперь, товарищ полковник, скажите, куда подготовили огни?

Я развернул карту, докладываю. Командарм внимательно выслушал, посмотрел на карту и вдруг спрашивает:

— А что интересного вы обнаружили у противника здесь? — И указал на квадрат желтого цвета, который лег на центр болотистого района в глубине немецкой обороны. Желтый квадрат — участок сосредоточенного огня (СО), но на болоте для такого огня подходящей цели, естественно, быть не могло. Огонь сюда ошибочно «запланировал» чертежник нашего штаба, а я просмотрел его оплошность. Пришлось выслушать довольно едкий комментарий командарма. Случай тот запомнился надолго, впредь стал скрупулезно проверять боевые документы своего штаба.

14 мая вечером мне доложили, что в полосе левофланговой 134-й стрелковой дивизии за последние дни усилилась активность разведгрупп противника.

— С утра поеду туда, — сказал начальнику штаба. — Надо проверить готовность заградительных огней.

Командир дивизии генерал-майор В. И. Марценкевич сначала решил послать со мной на позиции подполковника И. И. Бушко, возглавлявшего артиллерию дивизии, но потом и сам захотел побывать на батареях.

От одной батареи к другой мы незаметно добрались до переднего края. Генерал завел разговор с командиром стрелкового батальона, а мы с подполковником Бушко направились к сорокапятке, стоявшей на стыке двух ротных траншей. Здесь Бушко взял бинокль и выбрался на бруствер. Не успел долговязый офицер стать во весь свой рост, как кто-то схватил его за сапог и стащил в траншею.

— А, это ты, Доброванов, — благодушно сказал Бушко.

— Стреляют, товарищ подполковник, — заметил, виновато улыбаясь, сержант. — А по ночам лезут группами.

— Смотрите в оба!

По этому эпизоду я заключил, что командующий артиллерией дивизии хорошо знает людей. Не только офицеров, но и сержантов. Хорошее впечатление оставил и наводчик полковой сорокапятки С. А. Доброванов.

Вскоре мне по телефону сообщили, что командир и начальник политотдела корпуса выехали в 247-ю стрелковую дивизию — на правый фланг оборонительной полосы. Я решил направиться туда же, к ним, но по дороге узнал: машина комкора подорвалась на мине. Больше всех сострадал сам Ильин: получил несколько осколочных ранений. Водитель отделался синяками, а начальник политотдела полковник Н. И. Егоров был ранен в ногу.

А. М. Ильина в тяжелом состоянии доставили в медсанбат дивизии. Спасти его не удалось. Нелепый, в сущности, случай вырвал из наших рядов опытного боевого командира, пользовавшегося всеобщим уважением за ум и смелость, скромность и неизменную тактичность. Гроб с телом комкора доставили в Луцк. Здесь в центре города и был похоронен Александр Михайлович Ильин.

Вскоре на должность комкора к нам прибыл генерал-майор И. Ф. Григорьевский. Произошли перемены и в штабе корпуса. Жаль было расставаться с полковником М. П. Варюшиным: мы так дружно работали. Он переводился в штаб армии, на его место назначался полковник М. Г. Банный. Ушел и подполковник А. М. Баскаков, штаб артиллерии корпуса возглавил подполковник И. П. Никольский.