Огонь ради победы - Великолепов Николай Николаевич. Страница 7

Сержант Виноградов часто бывает моим спутником в поездках такого рода, и мы всегда находим тему для дорожного разговора. Но сегодня что-то не идет разговор. О чем задумался Виноградов, не знаю, а я все еще под впечатлением встречи с Г. К. Жуковым. Вспоминаю белорусское местечко Пуховичи, где во второй половине тридцатых годов стояла наша 11-я кавалерийская дивизия. Мы занимали центральное место в дислокации 3-го кавкорпуса, и поэтому всевозможные сборы чаще всего проводились у нас. Из прибывавших на сборы командир 4-й кавалерийской дивизии комбриг Г. К. Жуков выделялся не только своей донской казачьей формой и подчеркнутой подтянутостью. Что-то еще, трудноуловимое, отличало его от других. Скорее всего то была угадывающаяся во всем его облике воля особой твердости. Позднее, уже командуя корпусом, Г. К. Жуков не раз приезжал к нам в дивизию. На одном из штабных учений нашего полка он появился неизвестно откуда: мы подняли головы от карт — перед нами комкор… Ну и была же нам взбучка за плохую охрану штаба! Упущение исправлялось немедленно, практически. Наш командир полка П. Е. Шаповалов, который весьма свободно держался с начальством, защищенный боевыми заслугами в Первой Конной, после отъезда комкора говорил: «Ну волевой! Этот научит! Мне и то пришлось по-пластунски занимать место в боевом охранении».

— Смотрите, товарищ майор, — оторвал меня от воспоминаний сержант Виноградов, когда мы проезжали деревню Дурыкино. — Военная машина, слева возле дома.

Остановились, вошли в дом. Там обогревались саперы. Их командир — молоденький лейтенант — доложил мне, что ждет подвоза мин, а тем временем расчеты минеров отдыхают: работы предстоит много!

— Где минировать будете? — полюбопытствовал я.

— А где прикажут, там и будем, — насторожился лейтенант и, видимо, чтобы упредить другие «бестактные» вопросы незнакомого начальника, спросил сам: — А что, товарищ майор, Солнечногорск у врага отбили?

— Отбили? Кто вам сообщил, что его сдавали?

— Конкретно — никто, но все считают, что взяли немцы город. Разве не так?

— Не знаю, еду, чтобы выяснить.

Я давно взял за правило: никогда, особенно перед младшими, не делать с помощью уклончивых ответов вида, будто тебе известно все на свете.

В деревне Есипово машину остановил патруль. Выхожу объясниться и вновь слышу: «Солнечногорск занят немцами».

Озадаченный, вспоминаю, как еще вчера там, в пробке на дороге, многие тоже клятвенно утверждали, что оставлен Солнечногорск. Может быть, и теперь молва опережает события? Может быть, обойдя город с юго-запада, противник сумел вырваться на шоссе, перерезать его, что и породило преждевременные слухи, а Солнечногорск удерживается нашими войсками, оказавшимися в полукольце? Так это или не так, не могу вернуться в Перхушково с теми скудными сведениями, которыми располагаю. Кажется, наступает действительная необходимость личной разведки, за которую не стал бы критиковать даже Александр Андреевич Быков.

Решаю свернуть с Ленинградского шоссе и через Литвиново попасть на рогачевскую дорогу, а там, если мое предположение не ошибочно, попытаемся пробраться в Солнечногорск с восточной стороны, из Федоровки. Благо, те дороги хорошо знаю.

Тревожно было на сердце, когда машина одиноко кралась глухими проселками. Заметно нервничали и мои спутники, всех волновал вопрос: что впереди? Бытует мнение, будто на войне в крупных штабах работать и менее опасно и легче, чем в частях. Как бы не так! И штабные нередко попадают в переплет, особенно операторы и разведчики. Не просто выполнять поручения в обстановке быстро меняющейся, сплошь и рядом неясной.

Утром въехали в заснеженную Федоровку. Впереди дорогу переходит группа командиров в полушубках, один из них, высокий, чуть впереди идет, что-то говорит, жестикулирует. Ба, да это же генерал Камера! Избавление от всех моих тревог!

Подъезжаем, выскакиваю из машины, докладываю, почему оказался в Федоровке.

— Дальше тебе ехать незачем, взяли немцы Солнечногорск. И туда, — генерал кивает в сторону недалекого, соседнего с Федоровкой поселка, — уже ворвались. Некуда дальше ехать. Остаешься при мне.

— А доложить командующему фронтом?

— Только что доложил. Обо всем. В следующий разговор и про тебя скажу, что нашелся. Не беспокойся. Поедем искать новый капэ шестнадцатой армии.

Гитлеровцы начали обстрел Федоровки. Сильный огонь их минометов заставил нас залечь. Когда стрельба прекратилась и мы, отряхиваясь, поднялись на ноги, то невольно ахнули: в полушубке начарта зияла дыра.

— Вот гады, испортили кожушок, — заворчал Иван Павлович и, не скупясь на крепкие выражения, стал деловито выковыривать осколок мины, который застрял в вате теплых стеганых шаровар.

Когда шли к машинам, я спросил:

— А как полк майора Штейна?

— Сделал все, что мог, — хмуро ответил генерал. — И другие части, понимаешь, сделали все, что могли. А он прет и прет, гадюка. Никакого спасу…

2 декабря начальник генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии генерал Гальдер, как стало впоследствии известно, записал в своем дневнике: «Сопротивление противника достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше свежих сил». А в это время в непосредственной близости к фронту, как я уже говорил, сосредоточивались наши свежие соединения. Ясное дело, в связи с этим сосредоточением прибавилось забот и у штаба артиллерии, у начарта фронта. 4 декабря генерал-майор И. П. Камера поехал в Химки, меня взял с собой. Там, в каком-то большом сером здании, мы разыскали штаб 20-й армии. Она была сформирована на базе оперативной группы генерал-майора А. И. Лизюкова и имела в своем составе всего две стрелковые дивизии, четыре стрелковые бригады и танковый батальон. Кроме штатной артиллерии неполностью укомплектованных соединений армия располагала еще двумя приданными ей дивизионами PC, как официально назывались «катюши». Не густо! К тому же стык 20-й и 1-й ударной армий в районе Белого Раста был слабо защищен. С немалыми трудностями удалось начарту фронта наскрести в разных соединениях артподразделения, чтобы прикрыть стык армий противотанковым рубежом.

6 декабря мы возвратились на КП фронта, а на следующий день я в качестве представителя штаба артиллерии отправился в 16-ю армию, под Крюково.

Поселок Крюково, что в тридцати восьми километрах от Москвы, — важный узел дорог, последний крупный населенный пункт, занятый немцами на подступах к советской столице. С так называемого крюковского плацдарма враг рассчитывал прорваться к Москве. Здесь шли особо упорные бои. Гитлеровцы, когда их наступление застопорилось, стали поспешно укреплять Крюково и слившуюся с ним деревню Каменку. Они умело использовали все каменные здания, строения кирпичного завода. Между постройками врыли в землю танки. Созданный таким образом узел обороны имел сильный гарнизон, и для его разгрома в 16-й армии была создана оперативная группа во главе с командиром 8-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майором В. А. Ревякиным, вступившим в командование этим знаменитым соединением после гибели генерала И. В. Панфилова. Кроме 8-й гвардейской в оперативную группу вошли 44-я кавдивизия, 17-я стрелковая и 1-я гвардейская танковая бригады. Группа была усилена 138-м пушечным артполком РГК — резерва Главного Командования — и двумя дивизионами реактивных минометов.

Я попал под Крюково, когда бой за поселок был в разгаре. Очень трудный бой! Лишь к ночи наши стрелки просочились в район железнодорожной станции и охватили Крюково с севера.

8 декабря боевой накал схватки еще сильнее! К противнику прибывало подкрепление из Жилина, как немедленно сообщила разведка. Она, кстати сказать, действовала весьма активно, особенно в канун наступления, с большой точностью установила позиции вражеской артиллерии, минометов, места врытых в землю танков, минных заграждений. Как никогда раньше, в этот раз широко применялся ночной поиск разведчиков.

Гитлеровцы упорно защищали центральную часть Крюкова. Находясь в полосе наступления 8-й гвардейской стрелковой дивизии, с наблюдательного пункта западнее Малина я видел предпринятую ими контратаку от железнодорожной станции на боевые порядки 1077-го стрелкового полка. Огнем 3-го дивизиона 138-го пушечного полка, 857-го артиллерийского полка, а также вводом в бой танкового резерва командира дивизии контратака была отбита с большими для врага потерями.