Веспасиан. Павший орел Рима - Фаббри Роберт. Страница 33

Веспасиан быстро обернулся, опасаясь, как бы враг не напал на батавов с тыла. Опасения оказались напрасными. Воины двух задних турм развернулись к колонне под углом в девяносто градусов и ударили по неприятелю. Когда же он снова переключил внимание на схватку, они одновременно ударили по обоим флангам отсечённой «головы» вражеского клина.

Ещё миг, и батавы с хаттами сошлись в рукопашной. Строй исчез. Звенели сшибающие мечи, гулко ухали от мощных ударов щиты, ржали кони, кричали люди. Во все стороны летела кровь. Краем глаза заметив какое-то движение слева, Веспасиан быстро прикрыл голову щитом, блокируя удар сверху вниз вражеского меча. Острое как бритва лезвие вонзилось в шишку щита.

Левая рука дрогнула, принимая на себя удар. Однако он заставил себя поднять её и, развернув туловище, вонзил меч в голую грудь противника. Кровожадные глаза хатта от боли полезли из орбит. С губ сорвался пронзительный крик. Ломая врагу рёбра, Веспасиан повернул клинок и вонзил его глубже, в лёгкие, пока тот не упёрся в позвоночник. Умирающий варвар отлетел назад.

Крепко сжав ногами бока коня, Веспасиан титаническим усилием выдернул меч, чтобы падавший на спину противник не увлёк его за собой. В этот момент конь хатта впился зубами в круп его собственного коня. Громко заржав от боли, тот взвился на дыбы. Веспасиан подался вперёд и, чтобы не упасть, обхватил животное за шею и уткнулся лицом в лошадиную гриву.

Позади него Магн глубоко вогнал остриё меча хаттскому коню в глаз, а затем в мозг.

— Ну ты и подлая тварь! — проревел он, когда лошадиная кровь брызнула ему на руку. Лошадь уронила голову, чем лишила его равновесия, а затем вообще рухнула на землю, увлекая за собой Магна.

Освободившись от зубов хаттского коня, конь Веспасиана опустил копыта, задев при этом по носу другого своего четвероногого родственника. Прильнув к шее своего скакуна, Веспасиан сумел удержаться и не упасть. Краем глаза он заметил, что справа от него Сабина оттолкнул назад подлетевший к нему конный хатт и обрушил удары на его щит. Веспасиан, не раздумывая, резко занёс правую руку и полоснул обидчика брата мечом по лопаткам.

Хатт выгнулся дугой. Острое лезвие рассекло сухожилие и кость. Веспасиан же быстро развернулся влево, оставив брата защищаться самостоятельно. Он сделал это вовремя, потому что заметил, что безоружный Магн, наконец, вскочил на ноги и тут же оказался на пути мчавшегося на него хатта с копьём в руке. Веспасиан выкинул левую руку вперёд, щитом отводя удар. Магн изловчился и, схватив за древко вражеское копьё, с силой рванул его на себя, стаскивая врага на землю.

— Слезай, волосатая скотина! — прорычал Магн, когда упавший противник повалился на него. Вырвав у хатта копьё, он вогнал его остриё ему же в затылок. Бездыханный варвар рухнул на землю и уже больше не встал. Зири соскочил со своего коня и, подбежав к хозяину, щитом отбил обрушившийся на него удар слева. Крутанув копьё, Магн вонзил его в грудь летевшей на него лошади.

Веспасиан вновь посмотрел вперёд.

В самой гуще схватки мелькал красный плюмаж Луция Пета. В окружении верных батавов префект яростно теснил врага. В воздухе постоянно мелькали окровавленные мечи, батавы смело прорубали себе путь в человеческой массе, такой плотной, что лошади хаттов больше не могли сдвинуться с места. Через мгновение крики и звон оружия перекрыл громкий хруст. Это две внешние турмы окружили фланги вражеского клина и обрушились на его незащищённый тыл.

Предвкушая близкую победу, батавы разразились ликующими криками. С удвоенным рвением заработав мечами, они устремились на врага, которому не оставалось ничего другого, как отступать вниз по склону. Что теснимые со всех сторон хатты и сделали. Остатки отсечённой «головы» клина были вынуждены отступить под натиском двух задних турм.

Хатты оказались в ловушке.

Сердце Веспасиана бешено стучало в груди. Он ощутил прилив радости, однако знал, что не должен терять головы. Ему хотелось одного: убивать. И он убивал, но не в приступе безумной ярости, а холодно и расчётливо. Как долго это продолжалось, он не знал. Ему казалось, что время как будто замедлило свой ход и сражение длится уже целую вечность. На самом же деле схватка продолжалась примерно столько, сколько требуется колеснице, чтобы совершить в заезде семь кругов.

Внезапно всё прекратилось.

Жуткая какофония битвы сменилась нестройными криками и стонами раненых людей и животных. Батавы неожиданно оказались без врагов. Впрочем, не все из них были убиты. Два десятка хаттов из острия клина рассыпались в разные стороны и теперь бежали к реке. То там, то здесь на склоне холма те немногие, что сидели верхом, в одиночку или парами пытались присоединиться к ним. Однако большая часть хаттов нашла свой конец под копытами лошадей противника. Рядом с ними на земле остались лежать бездыханные тела примерно трёх десятков батавов. Магн, Зири и пара пеших воинов взялись добивать раненых хаттов и тех батавов, чьи тяжёлые раны не позволяли им ехать верхом.

Веспасиан с ужасом наблюдал за этой резнёй, но затем посмотрел на собственные руки и ноги, густо забрызганные кровью. Странно, что они все при нём. Убедившись в том, что не ранен, он внезапно вспомнил нечто важное.

— Магн, оставь в живых пару хаттов и поищи того однорукого ублюдка.

С этими словами он спешился и стал искать среди убитых вождя хаттов. К нему подъехал Сабин. Из раны на лбу у брата сочилась кровь.

— Спасибо тебе, брат. Я справился с этим мерзавцем, но пришлось повозиться.

— Ты лучше помоги мне найти хатта с обрубленной рукой. Того, что предлагал нам сложить оружие.

— Что в нём такого особенного? — спросил Сабин, соскакивая на землю. — Ты собирался мне что-то сказать.

Веспасиан перевернул ногой очередного мертвеца.

— Я узнал его. Я видел его в Риме.

— Где ты мог его видеть?

— В день убийства Калигулы. Как ты знаешь, мы с дядей Гаем были тогда в театре. Нам удалось благополучно выбраться из давки в театре наружу. В переулке мы прошли мимо убитого германца-телохранителя. Затем в конце переулка увидели ещё одного. Он был ранен и сидел, прислонясь спиной к стене. Лысый, со светлой бородой. Это ты, убегая, отрубил ему кисть руки.

— Я?

— Да, ты. Я выбежал из переулка и увидел человека, который торопился прочь, сильно при этом хромая. Он был ранен в правое бедро. Это ведь был ты, верно?

Сабин подумал, затем кивнул в знак согласия.

— Да, пожалуй, ты прав. Точно. Когда я убегал из дворца, за мной следом бросились два телохранителя. Помню, одного я убил, но не знаю, что сделал со вторым, потому что он меня ранил. Он с криком упал, я же устоял на ногах и сумел скрыться. Так ты думаешь, что он мстит мне за то, что я лишил его руки, в которой держат кубок с вином?

— Нет, тут всё гораздо сложнее. Если предположить, что Магн прав и лишь вольноотпущенники Клавдия знали, куда мы направляемся, то, похоже, один из них пытается нам помешать. Это была идея Палла, но зачем ему мешать нам? Как ты верно сказал, в этом нет смысла и для Нарцисса. Зачем ему было дарить тебе жизнь, чтобы направить на верную смерть здесь, в Германии? Значит, остаётся Каллист. Уверен, что за всем этим стоит именно он.

— Но почему?

— Рассказывая мне, как он узнал, что ты ранен и поэтому находишься в Риме, Палл упомянул одну вещь. Оказывается, Каллист допросил раненого телохранителя.

Сабин смахнул с века каплю чужой крови и задумчиво посмотрел на свой палец.

— Что ж, разумно. Это связывает однорукого ублюдка с Каллистом, но не объясняет того, какой смысл Каллисту мешать нам в поисках пропавшего орла. Ему, как и Паллу с Нарциссом, выгодно, чтобы армия полюбила Клавдия.

— Верно. Но между ними идёт борьба за власть. Палл сказал мне, что Нарцисс — самый влиятельный из них троих, они же с Каллистом находятся на вторых ролях. Я видел, как они уходили с помоста в тот вечер, когда сенаторы пришли в лагерь преторианцев, чтобы увидеться с Клавдием. Нарцисс находился на почётном месте, помогая Клавдию спуститься. Затем Каллист и Палл попытались показать своё превосходство, уступая друг другу честь сойти вторым. Оба отказались от такой снисходительности и спустились одновременно. Так что, если замысел Палла удастся и мы вернёмся в Рим с орлом легиона, то Клавдий обласкает его и наградит, Каллист же сочтёт, что его отодвинули на третье место.