В 5 (СИ) - Билик Дмитрий. Страница 50
Мы еще не вышли из города, но уже отдалились от всеобщего братского сборища, где Золоченый, по всей видимости, озвучивал, кто поедет на песчаный карьер, кто на цементный завод, а у кого имелся персональный наряд. Лично для меня это имело второстепенное значение. А вот та самая Яма – самое основное.
Мне почему-то думалось, что раз уж мы с Вратарем повязаны, то стали чем-то вроде добрых знакомых. Поэтому я и пристал с распросами к одному из Братьев. Тот, видимо, почувствовал то же самое, потому что достаточно спокойно ответил.
– Пыль – то, что дает силу Ищущим. С ее помощью можно творить заклинания, изучать умения, создавать удивительные артефакты. Если говорить грубо, то все мы порождения пыли.
– Это все круто. А что по поводу «убьет»?
– Абсолютный иммунитет к ней только у Вратарей. Мы можем использовать свежую пыль по своему разумению, не беспокоясь о результате. Организм Ищущих относится к ней по-разному. Кто-то оказывается более устойчив, кто-то менее.
– А что это за Яма?
– Место, где появляется пыль. Чем глубже Яма, тем больше там пыли, – сказал Вратарь, выходя за ворота. – И тем вреднее она может быть для Ищущего. Однако Старший Брат разрешил тебе пройти. Для того, чтобы перезапустить Сердце нужна глубокая Яма.
– И далеко такая?
– Нет, ты и глазом не успеешь моргнуть, – почему-то именно в этих словах проводника мне послышались угрожающие нотки. – Ну что, ты готов?
Я не был готов. Ни к смерти, ни к зависимости от пыли, ни к любым другим побочным явлениям. Моя душа терзалась сомнениями, страх подступал к горлу, заставляя прочищать его все чаще. Однако я почти уверенно произнес:
– Готов. Веди меня.
Глава 24
У каждого мужчины есть определенный этап инициации, после которого он перестает быть ребенком и становится взрослым. Тем, кто отвечает не только за совершенные поступки, но и за своих близких. Учится работать с последствиями ошибок, избавляется от инфантилизма, вливается в общественную жизнь.
Раньше все было довольно просто. Ребенок у каких-нибудь диких племен, достигнув определенного возраста, должен был стать охотником. И для этого его вынуждали пройти различные испытания. Для подростка порой чудовищные – простоять ночь на высоком столбе, пробежать по спинам быков, выдержать укусы диких муравьев и т.д. Племенные отношения уступили место сначала рабовладельческому, а после и феодальному обществу. И настоящий мужчина из охотника превратился в воина. Именно с тех времен появилась знаменитая присказка: «Не служил – не мужик».
Но человечество развивалось. Мышцы перестали быть прообразом мощи, сильные мира сего обычно выглядят как лысоватые дядьки с избыточным весом. А обряд инициации стал чем-то совсем диковинным, да и используется в основном у различных религиозных ортодоксов.
Вот взять, например, меня. В армии я не служил, за близких ответственность не нес, если только за себя, да и то не в полной мере. Вообще, об этом всем мне пришлось задумываться уже после того, как в мой мир явилась Игра. Если сказать проще – как такового обряда инициации и не было. Просто плыл по течению, как простите, то, что не может утонуть. И вот наконец своеобразный обряд инициации должен был состояться.
По словам Вратаря, все мы приходили из пыли. И в нее же и обращались после смерти. Заявление, к которому у меня были определенные вопросы, но я подумал, что спорить с проводником сейчас не самое лучшее занятие. Мы удалялись от крепости Вратарей, утопая по щиколотку в песке, и мне еще очень повезло, что один из Братьев оказался довольно разговорчивым.
– Так зачем вам пускать сюда Игроков?
– Потому что есть мед, и есть пчелы. Ведь именно так называются те диковинные создания в твоем мире?
– Так, – кивнул я. – Только я ни черта не понял.
– Понимание приходит со временем. И именно тогда, когда нужно. Это древняя мудрость.
– А что это за Яма?
– Место, где появляется пыль.
– Появляется? Из воздуха что ли?
– Прости меня, я неверно выразился. Место, которое наполняется пылью. Чем Яма глубже, тем пыли больше.
– Теперь все стало гораздо понятнее, – пробурчал я.
Вообще, мне было не вполне понятно, как Вратарь здесь ориентируется. Как в песне – степь да степь кругом. Точнее дюны. Сухой горячий ветер, дневной сумрак – небо надело кучерявый парик из туч – и шорох песка под ногами. Странное ощущение. Я чувствовал, что этот мир безопасен. Но вместе с тем он мне не нравился. Собственно, а какой из всех миров Сереже пришелся по душе после Отстойника? То-то и оно. Дом может быть только один. А на двух стульях усидеть невозможно.
– Скоро, – наконец сказал Вратарь. – Чувствуешь?
Я чувствовал. Воздух наполнился приторным запахом пыли. Будто шоколад с заменителем корицы, посыпали измельченной корицей и подали вместе с корицей. С непривычки у меня к горлу подкатил ком. Благо, не вырвало. Хороший способ справиться с тошнотой – не жрать. Я уже забыл, когда завтракал или обедал в последний раз. И желудок, решивший, что его хозяин полный дебил, перестал подавать команды мозгу, обиделся и сжался.
– Идем. Не бойся.
– Да я и не боюсь, – пришлось соврать. Только непонятно кому, Вратарю или себе, – семи смертям не бывать, одной не миновать.
– Любопытное заключение, – усмехнулся Вратарь, – мне не так много лет, поэтому я нахожу все, что говорят Ищущие, невероятно интересным.
– Мне вот тоже лет вроде немного, но я считаю Игроков по большей своей части мудаками. Не обессудь.
– Разница восприятия, – сказал Вратарь.
Мы остановились у воронки, диаметром метров в пятнадцать. И все бы ничего, вот только вся она оказалась заполненной пылью. Какой-то другой, нежели той, что я раньше держал в руках. Она была более яркая, рыхлая, будто смоченный дождем песок на прибрежном берегу. Намного концентрированнее ходившей в обращении между Игроками.
– Что делать? – спросил я. – Положить Сердце в пыль и ждать, когда оно зарядится?
– Не все так просто, – ответил Вратарь. – Сердце – пустой сосуд, который надо заполнить. И вместе с тем, сердце – артефакт, который привязан к хозяину. Только хозяин может управлять им. Заряжать, направлять энергию на разрушение и созидание, открывать проходы в другой мир. Чтобы Сердце признало тебя хозяином, тебе необходимо стать проводником между ним и пылью.
– А если по-человечески?
– Ты должен зайти с ним в Яму. Сердце начнет насыщаться пылью через тебя.
– А другого выхода нет?
– Есть. Выход вон там, – указал Вратарь примерно туда, откуда я пришел.
Зараза, еще и издевается. Ладно, посмотрим, как и что. Я бережно выудил дрожащей рукой артефакт из инвентаря. Фуф, сейчас все и должно решится. Либо пан, либо пропал. Сердце не подавало никаких признаков жизни. Просто оплавленный кусок камня, ни больше, ни меньше. Ладно, посмотрим.
После первого шага я увяз в пыли по щиколотку. Мне показалось, что субстанция в Яме была живой. Меня точно схватил кто-то за ногу и не собирался отпускать. И будто я шагал не по мокрой пыли, то бишь, песку, а продирался сквозь застывающий цемент.
Следующий шаг дался еще тяжелее. Я провалился по колено и заметил, как одеревенели мышцы. Шею свело судорогой, между лопатками заболело, как если бы меня ударили ломом, из груди вырвался то ли стон, то ли сдавленный вопль. Нечто навалилось, придавило, но все еще давало возможность двигаться.
Когда пыль дошла до пояса, в глазах потемнело. Весь и без того сумрачный мир превратился в странное пятно. Словно я долго смотрел на солнце, а после этого на зрачки еще и надавили. Тело было не мое. Оно не слушалось, замерев, как твердая, высушенная ветром и солью коряга. Но, к сожалению, я все чувствовал.
Чувствовал, как неведомая мощь рвется из-под ног наверх, к вытянутой руке, в которой я зажал Сердце. Чувствовал каждой клеточкой тела нестерпимую боль, что не утихала, а лишь нарастала. Будто через большую алкалиновую батарейку пытаются пропустить переменный электрический ток. Чувствовал, как напряглись мышцы, вздулись жилы, запульсировали вены. Я не понимал, что удерживает меня на этом свете. Почему я еще не умер? Не разлетелся на тысячи кусков вместе с этим чертовым Сердцем.