Остров смерти - Воронин Андрей Николаевич. Страница 49
К тому моменту, когда моторка оторвалась от правого берега метров на двадцать, оба снайпера различили с вершины скалы три одновременно выскочившие из барака фигуры. Если б две, сориентироваться было бы проще – отморозки-преступники покончили с грязной работой и надеются унести ноги. Но третья путала карты.
При стабильной освещенности фигуры удалось бы опознать в оптическом прицеле. Но в беспрерывном мерцании это было сложно – тем более в течение секунды.
На ее исходе оба снайпера успели отсеять одну, менее габаритную фигуру, что-то прижимающую к груди. Но стреляли уже вдогонку… Возможно, и попали, но приблизившийся луч прожектора не нащупал возле барака тел.
– Блин… Ушли.
Еще несколько пуль было выпущено по предполагаемой траектории движения.
– А кто третий – ты понял?
– Оставили заложника на закуску. Одного ведь проще тянуть, чем целую ораву.
Еще через несколько секунд моторка на полной скорости проскрежетала днищем по камням, потом проехалась по траве, оставляя темный след. Высадившимся на острове спецназовцам не пришлось долго бежать, чтобы ворваться в барак.
– Все на пол! Лежать!
На пол не свалился только один кандидат наук Струмилин, привязанный к деревянной стойке.
Его руки были связаны впереди, но так, чтобы могли удержать автомат. Первые несколько выстрелов в потолок кандидат сделал по требованию Ладейникова. Уходя, Игорь приказал продолжать.
– Будешь стрелять, я больше не вернусь. Перестанешь – жди обратно.
Это прозвучало более чем убедительно, и Вадим выстрелил даже теперь, в присутствии спецназовцев. Те обязаны были реагировать мгновенно, но биологу повезло – его не кончили на месте, а вырубили ударом приклада по скуле.
– Стоп! У мужика руки связаны!
– Ладно, очухается.
– Где они?
Вопрос был задан Диане, лежащей лицом вниз, но живой. Та не успела еще повернуться и ответить, а спецназовцы уже ринулись в глубь барака светить по всем углам – авось преступники замаскировались среди заложников.
Командир бы и сам высадился на остров, несмотря на потерю крови. Но он не мог быстро двигаться и не хотел отвлекать бойцов, превращая в носильщиков. Он приближался на лодке вместе со второй партией спецназовцев.
– Нету, ушли суки, – выскочили навстречу те, кто успел прошерстить барак.
– А заложники? Живые есть?
– Вроде все живы. Надо будет врачам показать.
Мельком заглянув в барак, Белоконь убедился, что нет там ни следов, ни запаха крови. Он тут же потерял к выжившим интерес, даже не отдав команды развязать пленников. Все внимание, все способности ослабевшего от ранения командира сосредоточились на главном – на паре преступников.
Перед выходом Ладейников снял с «напарника» черную майку без рукавов и натянул на себя поверх легкого, плотно прилегающего к телу бронежилета – одного из тех, которыми Феофанов оснастил свой дорогой сердцу взвод. Второй из трофейных бронежилетов нацепил на Забродова.
Теперь их легко спутать: головы у обоих не страдают от избытка волос, фигуры одинаково крепкие. Снайперы должны среагировать мгновенно, значит будут различать, с одной стороны, черную майку, с другой – бронежилет поверх голого тела. Если отставник успел договориться с ментами, значит его первым шлепнут на выходе из барака…
Все трое удачно проскочили несколько метров открытого пространства: чуть раньше Илларион, следом бородатый Илья с камерой и мешком денет на спине, подталкиваемый в спину стволом автомата. Мешок не помешал бы Ладейникову эвакуироваться с острова, но мог бы послужить еще одной меткой для опознания.
Хотя кандалы задерживали продвижение Забродова, Ладейников не собирался облегчать «напарнику» участь. Илларион прекрасно понимал, что может в любой момент получить пулю в спину, но думал только о том, как бы увести преступника подальше от барака.
Приметил по пути сосенку, сломанную и очищенную от веток кем-то из игроков – наверное, для того чтобы вешать котелок над костром. Переломал тонкий ствол надвое, получив короткую палку. В самый раз, чтобы упираться здоровой рукой и толкаться ногами, совершая в кандалах скачки длиной в два нормальных шага.
«Ладейников стрелять пока не станет. Оставит меня на случай, если я все-таки работаю на спецназ и охота идет только за ним».
Спецназ успел удостовериться, что в бараке остались только заложники. Теперь они прошивали очередями лес, стреляли на всякий случай по реке – в том хаосе света и тьмы, который царил вокруг, огонь можно было вести только на авось.
Ладейников приказал Илье снимать на ходу – даже сквозь заросли свистопляска прожекторных лучей выглядела впечатляюще. Забродов понял, что не ошибся: не на Корыстолюбии можно было поймать на крючок преступника, даже не на жажде оказаться в центре внимания. Сильней всего Ладейниковым владела страсть к неожиданным, броским эффектам. Если бы она не соединялась с патологической жестокостью, он бы мог, наверное, переплюнуть Фалько в качестве режиссера.
Когда прожектор светил навстречу, в лицо, деревья с ажурными своими лапами казались на фоне раскаленного до белизны потока черными, плоскими, вырезанными из бумаги. Сдвигаясь в сторону, мощный луч окрашивал хвою. Только не в естественный цвет, а в мертвенно-фальшивый.
Разогнавшийся к ночи ветер раскачивал деревья все сильней. Казалось, все на острове кипело, размешиваемое световыми лучами.
Свет создавал много ложных фигур. По пути Забродов с Ладейниковым не раз замечали, как небольшие деревца кажутся человеком, поднявшим руки кверху или изготовившимся стрелять сразу из двух автоматов со странно кривыми дулами. То же самое должны были видеть и спецназовцы.
Долго такое не могло продолжаться. В темноте спецназ, оснащенный прицелами ночного видения, получил бы несомненное преимущество. Легко было предположить, что прожекторы на вышке расстреляют. Но все-таки Ладейников разозлился, когда одно из вытаращенных вращающихся очей лопнуло, разнесенное вдребезги.
– Суки! Такую картинку портят.
Казалось, это обстоятельство больше волнует его, чем сохранность собственной шкуры.
Не имея возможности глядеть под ноги, оператор очередной раз споткнулся и Ладейников очередной раз удержал его, ухватив за шиворот.
– И ты, козел, камеру дергаешь. Разобьешь – на месте прикончу.
– Я не могу все сразу: бежать и снимать, – пожаловался Илья.
– Можешь!
Погас со звоном еще один прожектор. В просвете между деревьями сверкнула глянцевой чернотой вода – Забродов давно приметил этот крохотный заливчик, где можно было безопасно выйти к воде и нырнуть под прикрытием плотных кустов.
Глава 37
Заложники оставались в бараке по-прежнему связанными. Минут пять все молчали, будто боялись голосом притянуть к себе шальную пулю.
Прижатые попарно спинами могли залечь только набок.
Ольга, привязанная, как и Струмилин к деревянной стойке, лечь не могла. Но ужас, пережитый при упоминании о черной метке, так сдавил ее сердце, что звуки выстрелов казались не опаснее щебета птиц. Лишь бы только Ладейников не вернулся и не заставил ее показывать перед смертью стриптиз.
После приступа страха все иллюзии растворились, словно в соляной кислоте. Она с отчетливостью поняла, что последние годы жила иллюзиями.
Нет у нее никакого таланта, кроме фигуры с длинными ногами. Ну, может быть, еще густые, платинового оттенка, волосы.
Все те дельцы-мужчины, на которых она работала – в квартирах, нанятых для съемок «фильма» или на сцене ночного клуба, – все они использовали ее, время от времени подбрасывая красивые слова о таланте, перспективах чего-то более серьезного. А сами относились как к самой настоящей шлюхе.
Ей стало так горько, что в самом деле захотелось смерти. Если бы только Ладейников не стал над ней издеваться, она бы сейчас спокойно приняла его возвращение…
Только один человек не боялся никого и ничего. Кое-кто из заложников испытывал даже зависть к Струмилину, которого спецназовец вырубил ударом в скулу. Везет же мужику: черную метку заработал, так ее передали Ольге, народ колотится от страха, а он лежит себе, будто дремлет. Очухается, когда худшее уже останется позади. Поболит башка, потом пройдет.