Влюбиться в Джордана (СИ) - Дюрано Лиз. Страница 9

— Эй, Орешек, мы разложим диван-кровать, и Ма говорит, забрать у тебя на ночь колыбельку. Есть время поговорить? — говорит Па, заглядывая в мою спальню.

Ма сидит в зале, просматривая одно из её любимых ТВ-шоу, ожидая, пока я закончу кормить Пайпер.

— Конечно, о чём? — спрашиваю я, делая фото спящей Пайпер на телефон. Папа качает головой, бормоча что-то о детях и их эгоизме.

За мной находится мой лаптоп и папки с результатами анализов, которые Харлоу прислала мне. Я не нуждаюсь в работе, но это позволяет сохранить свой ум острым. Я также могу притвориться, что за всеми пятнами от молока и кругами под глазами я всё ещё врач.

— Как ты? — спрашивает папа.

— Я великолепно справляюсь, — отвечаю я, чувствуя, как матрас прогибается под весом папы, садящимся на кровать.

— Я слышал, что ты вновь начала приём пациентов? — он хмурится. — Тебе нужны деньги?

Я ненавижу разговоры о деньгах.

— Конечно нет!

— В госпитале закончились доктора? Это связано с повседневными расходами?

— Папа, у меня всего достаточно. Мои коллеги принимают моих пациентов три дня в неделю. Работники счастливы, они получают деньги и имеют хорошую страховку, всё идёт гладко.

— Доктор Джеймс ещё не вернулась?

— У неё близнецы, пап… и она переехала в Нью-Мехико. Она планирует вернуться, когда детям исполнится год.

— Который вот-вот настанет, — говорит он.

— Знаю, я уже говорила тебе, что собиралась провести в декретном отпуске около двенадцати недель, но решила выйти пораньше. Всего на несколько часов в день, и я только пересматриваю информацию о пациентах.

Я знаю, что хожу вокруг да около, но что я ещё могу ему сказать? Должна ли я признаться, что схожу с ума от сидения дома? Или что с самым прекрасным ребёнком в мире и няней, приходящей дважды в неделю, я чувствую себя абсолютно одинокой… и ненужной. Стоит ли сказать, что послеродовая депрессия бьёт меня сильнее, чем я ожидала, и я не способна найти отца своей малышки, что я настолько погрузилась в депрессию, что мне было просто необходимо выйти куда-то из дома.

— Орешек, если тебе нужна помощь…

— Папа, это не то, что ты подумал. Я в порядке. Правда, — я беру его за руку и улыбаюсь ему самой успокаивающей улыбкой. С его волосами с проседью, он всё ещё самый красивый мужчина, которого я знаю. Друзья мамы всегда говорят мне, что я унаследовала светлую кожу папы, в сравнение с тёмной кожей Ма, и они правы. Никто бы не подумал, что я наполовину филлипинка, хотя это и не важно, если ты вырос в Квинсе. Но для Ма это была другая история. Если мы были где-то без папы, люди всегда принимали её за мою няню.

— Ты всё ещё ходишь в группу для молодых мам?

Я кривлю лицо. Я присоединилась к местной группе мамочек, которая встречалась в Челси дважды в месяц, только из-за паники, после того, как осознала, что собираюсь стать матерью-одиночкой по собственному желанию.

Внезапно вопросы навалились один за другим. Как успешный врач, как я справлюсь с одиночеством? Что я знаю о личности отца? Что заставило меня принять это решение? Что я буду говорить своей дочери, когда она спросит меня про своего отца? Я не была уникальной в своём выборе, но чувствовала, как от моей лжи мой нос растёт всё длиннее и длиннее, как у Пиноккио. Я выкопала достаточно глубокую яму лжи, когда сказала в офисе, что воспользовалась донором спермы, и ещё больше углубила её в группе мамочек. Я всё ещё участвовала в онлайн-дискуссиях, но перестала посещать личные встречи.

— Я взяла перерыв, пока она не будет чуть постарше, — отвечаю я тихим голосом, целуя Пайпер в макушку.

— И всё-таки я считаю, что ты могла бы вернуться домой на время, — продолжает папа, — так ты не переутомишься, таща всё на себе. Не придётся страдать без помощи.

«Или личной жизни», — думаю я, но молчу

— Больно думать, как ты справляешься в одиночку, в то время как могла бы быть в кругу семьи, — добавляет он, — и откровенно говоря, не пришлось бы платить Марсии.

— Это мама сказала тебе поговорить со мной?

Папа качает головой.

— Нет, я сам решил, Орешек. Конечно, мама ничего не хочет так сильно, как чтобы ты вернулась в свою старую комнату и заняла ещё одну для Пайпер. Это эгоистично, я понимаю, но так хочется увидеть тебя снова счастливой.

— Но я счастлива, папа.

Он вздыхает.

— Но ты одинока. Я вижу это по твоим глазам.

— Прости, папа. Бывает так, что кто-то остаётся один, но, возможно, не чувствует себя одиноким.

Он усмехается.

— Ты не купишься на это. Ладно, я просто хочу, чтобы у тебя был кто-то, для компании. Кто-то, кто будет здесь для тебя. Любить тебя.

Я смотрю на него с подозрением.

— И я уверена, ты бы хотел, чтобы это был доктор? Или бухгалтер, как Кевин?

— Пока он любит тебя и заботится о тебе, я приму его с любой профессией. Твоя мама, между прочим, всё ещё ждёт обычного бухгалтера.

Мои глаза округляются.

— Но папа! Я знаю, мы с Кевином были милой парочкой, а Ма с подружками не могли налюбоваться на нас, с тех пор как мы были детьми. Но это не могло продолжаться вечно. Я хочу чего-то большего.

«Например грубого и порочного Джордана О'Халлорана».

Па берёт меня за руку.

— Я понимаю, Орешек.

Рядом со мной телефон издаёт сигнал, оповещая о входящем сообщении. В соседней комнате я слышу, как ходит Ма и зовёт Пай-Пай (пирожок), её домашнее прозвище для Пайпер.

— И прекрати называть меня Орешком, Па. Это начинает смущать.

— Это от того, что я тебя люблю… Орешек, — говорит он, посмеиваясь, когда я передаю ему Пайпер.

— Диди, почему ты не говоришь мне, что уже закончила кормить Пай-Пай? — спрашивает мама, входя в комнату, её лицо светится, когда она смотрит на Пайпер. — Вот она моя Пу-Пу-пупсичка.

— Потому что я только закончила. Только что, — обманывая её, я сигнализирую лицом папе, чтобы не выдавал меня.

— Мы будем в гостиной, Орешек, — произносит папа, передавая Пайпер моей маме и закрывая за собой дверь. Мой телефон вибрирует опять, я смотрю на дисплей, и моё сердце пропускает удар, когда я вижу имя Джордана.

Джордан: Есть время поговорить?

Эддисон: Есть.      

Джордан: Хотел убедиться, что ты ещё не спишь. Как ты?

Эддисон: Всё в порядке. Гораздо лучше теперь, когда мы сдали тест. А ты?

Джордан: У меня тоже порядок. Как Пайпер?

Эддисон: Чуть ранее уснула у груди.

Перед тем, как я успеваю сказать себе стоп, я нажимаю ОТПРАВИТЬ. У меня вырывается стон, и я закрываю лицо руками. Уснула у груди? Я, правда, должна была употребить эту фразу? Я вижу, что мои руки трясутся, и опускаю телефон на колени.

«Эддисон Роу, ты квалифицированный врач, который не должен рассказывать парню-на-одну-ночь, что ребёнок спит на твоих сиськах — это не умно!»

Джордан: Можешь прислать фото? Конечно Пайпер, не груди, не то, чтобы это было плохо или я отказывался. Я хочу сказать, твоя грудь.

Я посмеиваюсь.

Джордан: Вышло не очень. Я бы хотел увидеть её фотографию.

Эддисон: Не волнуйся. Я поняла, что ты хотел сказать.

Я пролистываю то, что нафотографировала за день, и нахожу одно фото Пайпер в конверте, где она смотрит на камеру. Я выбираю это фото и короткое видео и отправляю их Джордану.

Эддисон: Лови.

Джордан: Она выглядит такой красивой и счастливой. Она будет разбивать сердца.

Эддисон: Как и её папочка.

Я снова прячу лицо в руки. Опять. Стон вырывается из горла. «Божечки. Как я могла это написать?! Я что, флиртую с ним? Похоже, что да».

Джордан: Как её мамочка.

Я несколько секунд смотрю на буквы. Почему-то я себя ощущаю, как будто снова в старшей школе и король школы сделал мне комплимент. Я чувствую, что начинаю краснеть, вспоминая, как мы провели время вместе, как он целовал меня, как держал меня в своих тёплых руках, его пальцы находили нужные места, чтобы подарить мне наслаждение. Его язык и рот. Я не должна думать об этих вещах, не тогда, когда мои родители в соседней комнате с моим ребёнком.