Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яш - Гирфанов Агиш Шаихович. Страница 17

Не внушал доверия Родис и тем, что у него было слишком много специальностей и ни одной определенной. В милицейских официальных документах такие люди большей частью фигурируют под тремя буквами — б. о. з. — без определенных занятий.

Но, странное дело, в Яшкалинском комбинате Родис с первых же шагов проявил себя действительно незаурядным механиком и техником. Он блестяще справлялся с самым сложным ремонтом любого агрегата — будь то телевизор, швейная или стиральная машина, радиотранзистор или магнитофон. Не дожидаясь данных разведки от старика Шагея, он чутьем собаки-ищейки безошибочно находил объекты, заслуживающие внимания ИДБС. Если по своему масштабу работа оказывалась ему не под силу, он вызывал бригаду, но и при этом самую сложную часть брал на себя. Его стиляжная внешность — обтянутые брючки, мохнатая узкополая шляпа, цветастая нейлоновая рубашка, разрисованная пышными африканскими пальмами, патлатая, как у попа, голова и густая черная борода — резко контрастировала с удивительной его работоспособностью.

Даже те, кто судил о Родисе по его внешнему виду и отзывались о нем недвусмысленно резко: «Вертихвост!», даже они не могли сказать ничего дурного о нем как о работнике. За короткое время он, исполнительный, вежливый и обходительный, снискал в городе единодушные симпатии, особенно, конечно, среди молодых домохозяек. Яшкалинки отдавали должное всему хорошему, что делалось под знаком ИДБС.

— Раньше, бывало, несешь всякое домашнее барахло на ремонт, неделями ходишь потом за готовым заказом, да все без толку. А теперь, любо-дорого, все делают у тебя же на дому. Больше того, тебя может и не быть дома, а все сделают честь по чести, как в лучших столичных мастерских. Что, может, не так?

Восьмидесятилетняя старушка слов не находила, чтобы поблагодарить персонально Родиса, который позаботился о ней, словно о родной матери, привел в идеальный порядок ее — пусть скромное — хозяйство. И проделал все это днем, на глазах у соседей. От денег, предложенных старушкой, он отказался, довольствуясь тем, что старушка при всех расцеловала его и от всего сердца сказала: большой рахмат…

Как-то, совершая оперативный обход поселка, Родис обратил внимание на добротный, с резными наличниками, дом, окна которого были украшены вышитыми занавесками. В доме стояла мертвая тишина. Собак нигде не было слышно.

Ворота были накрепко заперты изнутри на солидный замок. Открыть замок для Родиса не представляло никаких трудностей. Не звонить же хозяевам, беспокоить их, чтобы встретили незваного гостя!

Чтобы заранее, хотя бы для себя лично, определить фронт предстоящих работ, Родис прежде всего заглянул в сарай. Боже мой, сколько там валялось всякой рухляди, которой давно было место на свалке! Однако опытный глаз заметил какой-то странной формы агрегат с многочисленными трубочками и колбочками. Такие приборы можно встретить в школьных физкабинетах, где они служат для объяснения законов диффузии и помогают решать задачи с сообщающимися сосудами. Агрегат бездействовал, и Родис никак не мог взять в толк, для чего он, собственно, предназначен. Странный агрегат что-то смутно напоминал, но что именно, Родис не мог вспомнить. Не теряя драгоценного времени, он быстро извлек из широкого портфеля, где у него лежали всевозможные инструменты и материалы, мешковину, тщательно завернул аппарат и унес его, покинув дом так же тихо, как вошел, заперев ворота снова на замок.

На другой день вечером Родис проник во двор дома с резными наличниками. На этот раз окна были настежь раскрыты, из дома доносилось жалобное пение. Женский голос с надрывом распевал по нескольку раз одни и те же куплеты:

Я тоскую, я скучаю
Без тебя, мой милый.
Скоро вовсе одичаю,
Ждать тебя нет силы…

Родис нажал звонок у входа в дом. Нежный женский голосок протяжно спросил:

— Кто та-ам?

— Я.

— Кто это — я?

— Тот, по ком скучаете, кого ждете!

— Как вы попали сюда? Ведь ворота были закрыты…

— Для кого-то они были закрыты, но не для меня.

— С вами тогда опасно иметь дело…

— Быть может, да, быть может, нет… Все зависит от того, чего вы ждете от меня…

— Ответьте на один вопрос.

— Охотно… Спрашивайте!

— Жена не придет за вами?

— Это исключено. Я холост и одинок, как былинка в поле.

— Так я и поверила! Все мужчины говорят так…

— А я исключение. Если боитесь, нечего было жалобным пением завлекать бедного одинокого мужчину.

— Рискну в последний раз: входите! — В дверях дважды щелкнул ключ. Родис вошел в полутемный коридор, массивная рука увлекла его вовнутрь дома. В ярко освещенной гостиной, которая служила одновременно и столовой, и спальней, он наконец получил возможность лицезреть хозяйку дома, пристально, по-деловому изучавшую незнакомца.

— Салям, красавица! — приветствовал хозяйку гость.

— Здрасте! — И она протянула ему увесистую руку. — Меня зовут Гиззельбанат.

— А меня зовите просто Родис. Будем считать, что мы уже знакомы.

Про хозяйку нельзя было сказать, что она стара, но и молодой ее можно было назвать с большой натяжкой. Одно сразу бросилось в глаза Родису — щечки хозяйки при взгляде на пришельца загорелись ярким румянцем.

— Проходите, пожалуйста, садитесь, чувствуйте себя, как дома, — пригласила Гиззельбанат.

Родис развязно и равнодушно, будто был здесь не впервые, бросил свой огромный портфель и пиджак на диван и, прежде чем сесть, обшарил взглядом обстановку комнаты. Все было добротно, весомо и значительно. Во всем чувствовалась домовитость, забота о личном преуспеянии. Круглый стол — не большой и не маленький, но достаточный для того, чтобы в праздничные дни за него могли усесться десять — двенадцать гостей. Платяной шкаф, конечно, с зеркалом во всю длину шкафа. Видно, хозяйка любила обозревать в нем свою фигуру. Комод, широкий диван, железная кровать с разрисованной спинкой. На кровати пуховые подушки разных размеров в шесть этажей. Одного комода хозяйке было мало, тут же напротив стоял большой сундук, обитый белой жестью. Здесь, наверное, хозяйка хранила наиболее ценные вещи.

На всех стенах бесконечное множество вышивок с изображением кошечек разных мастей, целующихся голубков и цветов в корзинах. Видимо, вышивание было излюбленным занятием хозяйки, коротавшей за ним скучные одинокие вечера. Над вышивками висели под стеклом в деревянных рамочках фотографии.

Во всю длину кровати со стены на хозяйку дома днем и ночью глядели два стройных лебедя, которых с рук кормила полураздетая пышногрудая дива.

Родису в таких домах было все знакомо и привычно, он мог, закрыв глаза, перечислить малейшие детали обстановки. На комоде обязательно должны выстроиться по ранжиру костяные слоны и слоники, пустые флаконы из-под одеколона и духов, красочные почтовые открытки с надписью «Желаю счастья», полученные хозяйкой ко дню рождения.

Родису не надо было быть чтецом чужих мыслей, он заранее предвидел, что именно скажет хозяйке. И он угадал: Гиззельбанат действительно предложила ему просмотреть семейный альбом, а она пока накроет на стол.

Родису ужасно не хотелось тратить попусту время на просмотр семейного альбома, ему было совершенно безразлично, кого двадцать и тридцать лет назад запечатлел безвестный фотограф — племянницу покойного дяди или внучку любимой тети. Родис тактично отодвинул альбом на край стола, взял хозяйку за руку и, заглянув ей в глаза, подобострастно произнес:

— К чему мне фотокарточки, когда передо мной прекрасный оригинал. Вы, милая хозяюшка, сразу видать, натура довольно сложная. Вас без ста грамм не раскусить.

Гиззельбанат еще пуще зарделась и торопливо раскрыла буфет:

— Ради такого гостя могу и раскошелиться. Угощу вас домашним коньячком. Деверь из деревни прислал. — И она выставила на стол пол-литровую бутылку с мутно-желтой жидкостью, затем принесла из кухни большое блюдо со студнем. — Знай я, что у меня будет такой гость, конечно, все было бы иначе… А так не обессудьте…