Пузыри славы (Сатирическое повествование о невероятных событиях, потрясших маленький городок Яш - Гирфанов Агиш Шаихович. Страница 47

Все места на трибунах были пронумерованы. Как объяснил потом Булат, эта, как будто незначительная на первый взгляд, процедура обеспечивала спокойствие и безопасность на тот случай, если зрители-болельщики, поддавшись спортивному азарту, сорвутся с мест и станут на поле брани отстаивать честь своей команды в рукопашной схватке. Булат дал указание при распределении билетов избегать средоточия болельщиков в одном месте. Болельщики обеих команд рассаживались вперемежку — рядом с промкомбинатовцем сидел быткомбинатовец.

Эта мера предосторожности была далеко не лишней. Природа болельщиков по сути одинакова на всех широтах и, к сожалению, до сих пор исчерпывающе не изучена.

В давние времена схоласты вели нескончаемый спор: что появилось раньше — яйцо или курица. В наши дни такой же беспредметный спор ведется по поводу того, что важнее — спортсмен или болельщик? Спорят давно, а ни до чего не договорились. Одно совершенно очевидно: спортсмены любой команды взаимосвязаны с болельщиками. Не будь у зрителей любимых спортсменов или команд, не было бы и болельщиков. И наоборот, представьте себе: в один ужасный день исчезнут болельщики! Уверяю вас — исчезнет и спорт.

Итак, мы с вами, дорогие читатели, присутствуем при зарождении в Яшкале спорта и, следовательно, нового пополнения армии болельщиков.

Нужно быть таким дальновидным, как Булат, чтобы в повседневной сутолоке, заполненной заботами о производственных нуждах своего цеха, не упустить ни одной мелочи в будущей городошной эпопее. Загоревшись идеей городошного боя, Булат отдал всего себя этой затее.

Едва ли какой-нибудь режиссер так придирчиво и скрупулезно подбирал труппу, как Булат отбирал людей для своей команды. Это вам не список составлять на премирование! Обойдешь сегодня одного, не беда, его можно премировать в следующем квартале. Здесь же речь шла — подумать только! — о комплектовании команды, способной защитить и отстоять спортивную честь комбината!

Булат и эту хлопотливую миссию взял на себя, обходил цеха, присматривался к будущим рыцарям городошного боя, выявлял охотников, готовых добровольно сразиться в городки ради спортивной чести промкомбината. А кое-кого пришлось уговаривать, убеждать, сулить лавры чемпионов: по внешним данным — в плечах косая сажень, в длинных руках сильная хватка — они как будто родились для городошной команды, но в жизни никогда не держали биты.

Читатель, наверное, заметил пристрастие автора к Шагей-бабаю: на любом сюжетном повороте нашего повествования непременным участником является Шагей. Так было и сейчас. Узнав о предстоящем поединке городошников, Шагей явился к Булату и выразил желание войти в состав команды.

— У тебя на голове столько волос не осталось, сколько я вот этими руками выбил рюх из городков! — хвастал старик.

Булат отвел кандидатуру Шагея.

— Когда это было? При царе Горохе!

— Когда надо было в цеху рекорд ставить, я был нужен, а теперь…

— Да поймите, уважаемый бабай, одно дело рекорд на токарном станке, другое — сбивать сложнейшие фигуры на городошном поле… У вас рука не та, что в молодости, и глаз не тот… Годы, сами знаете, берут свое…

Старик серьезно обиделся:

— Причину всегда можно найти… Аллах с тобой! Насильно мил не будешь…

Отказ задел его вдвойне, когда он узнал, что Булат включил в команду… кого бы, вы думали?.. Минникунслу!

— Ты, как тот Стенька Разин, меня на бабу променял!

— Да она любому мужику сто очков даст форы! — отстаивал свой выбор Булат. — А тебе против нее не устоять…

Шагей молча проглотил пилюлю, вспомнив давнюю угрозу Минникунслу украсть его, Шагея, и унести под мышкой к себе в дом… Тут уж крыть было нечем.

Но Булат подсластил горькую пилюлю — выдал старику постоянный пропуск на стадион в ложу для почетных гостей:

— Всегда будете желанным!

Когда составы команд — основной и запасной — окончательно определились, Булат принялся за тренировки.

Он, к его чести, не довольствовался тем, что буквально до изнурения доводил на тренировочных занятиях участников своей команды. Он бывал частым гостем и на тренировках городошников промкомбината, которых натаскивал сам председатель месткома.

— Какое вам дело до соперников? — удивлялись многие.

— Настоящим спортсменам неинтересно сражаться со слабыми игроками, — отвечал Булат. — Мы хотим иметь дело с серьезным противником.

И вот наконец настал долгожданный день, когда на поле городошной брани решалась судьба спортивной чести Яшкалы. Для Булата вместе с тем тут решалась судьба громоздких запасов бывших скалок, превращенных теперь в рюхи: если поединок пройдет успешно, со всех сторон, безусловно, посыплются заявки на рюхи и биты. Булат тогда полностью реабилитирует себя в глазах Ибрахана, а также в глазах многочисленных завистников и откровенных недругов.

Заиграл оркестр. Все было празднично, торжественно. На поле вышел вооруженный фотоаппаратом, микрофоном и свистком Будракай Фекеров, который одновременно выступал в трех ролях — фотокорреспондента, спортивного радиокомментатора и судьи. Несколько лет назад он присутствовал в Уфе на матче в городки и заверил Булата, что досконально знаком с правилами судейства и будет судить честно, объективно.

Будракай дал свисток. На поле вышли обе команды. Бросили жребий. Первой предстояло сразиться команде промкомбината.

Под гул аплодисментов судья пригласил Шагей-бабая, как почетного гостя, сделать первый удар и открыть соревнования.

Шагей неторопливо и важно покинул ложу, взял в руку биту и… О, как хотелось ему продемонстрировать перед всеми, на что он, несмотря на годы, способен. Но больше всего ему хотелось утереть нос Булату.

Старик прищурил глаз, прицелился, размахнулся битой и разнес в разные стороны самую сложную фигуру «Письмо», плотно уложенную на земле.

Со всех сторон раздались восторженные крики, аплодисменты.

— Молодец! Вот так распечатал «Письмо»! — похвалил старика Ибрахан.

На смену Шагею выступила Минникунслу. Дородная, она самой природой как будто была создана для игры в городки. От ее мощного удара, попади она в цель, все рюхи, как бы они ни были сложены, разлетелись бы в разные стороны. Но вся беда была в том, что Минникунслу, охваченная горячим желанием показать себе перед Шагеем с наилучшей стороны, разволновалась и бросила биту, не целясь. Первый блин вышел комом: ее мощнейший удар поднял клубы пыли, не задев ни одной рюхи. Неудача ее обескуражила, нервы вовсе сдали, она еще больше разволновалась, того и жди, сейчас расплачется, словно школьница, забывшая первую строку стихотворения, которое она выучила наизусть. И остальные биты полетели в пространство, не причинив никакого вреда выложенным фигурам.

На трибунах зашикали. На какую-то долю секунды невольно позлорадствовал Шагей, что Булат публично был посрамлен. Но ему искренне стало жаль своей соседки, а к тому же он все-таки болел за команду промкомбината.

Выступивший после Минникунслу представитель быткомбината уложил точно в цель одну за другой все биты. Быткомбинатовские болельщики вскочили с мест, запрыгали и стали безудержно поносить «слабаков» противной стороны.

Директор быткомбината Баляфетдинов не удержался и поддел Ибрахана и Булата:

— Криворукие! На кого пошли?!

Булат отлично понимал, что бессмысленно ругать Минникунслу за неудачное выступление, можно было, конечно, отстранить ее от участия в соревновании, но где гарантия, что запасной игрок не оскандалится? Он дал возможность Минникунсле успокоиться, прийти в себя и вновь обрести ту спортивную форму, какую она демонстрировала на тренировках. Со второй попытки Минникунслу оправдала надежды тренера и исправила положение своей команды в турнирной таблице. Из пяти бит четыре угодили по мишеням. Она легко и грациозно разгромила «Дом», «Ракету» «Серп» и, что особенно ценно, «Змею», прочно прилипшую к земле.

Приунывший было Ибрахан воспрянул духом. Он готов был при всех броситься к Минникунслу, обнять и расцеловать ее, но уловил бдительный взгляд ревнивой супруги Ямбики и ограничился тем, что воздал должное спортивному мастерству и ловкости Минникунслу криками: «Браво!», «Молодцы!»