Мятежный сектор (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов". Страница 40

Рамирес медлил с ответом. И его можно было понять. Нортис Вертинский, это новое страшное пугало Астероид-Сити стоял прямо перед ним, войдя в свет потолочной лампы. Настолько грязное существо еще надо было поискать, но даже в самой вонючей и старой куче мусора вряд ли найдешь. Слипшиеся волосы прилипли к проявившемуся под тонкой белой кожей черепу, во впавших глазницах торчат визоры глазного имплантата, искусанные от физической и душевной боли губы кривятся в странной смеси эмоций – тут искреннее горе, сожаление, печаль, но с примесью странного лихорадочного торжества, если не сказать ликования. Приковылявшего к стойке хромающего молодого киборга переполняли самые противоречивые чувства. Комбинезон изодран, на проглядывающем сквозь дыры грязном теле видны глубокие царапины. Кровь… очень много крови. Ею буквально залит комбинезон Вертинского, пропитался насквозь, потребуется много крепких химикатов, чтобы все это отстирать, хотя стоит ли стирать такое рванье…

И пришел Нортис не через главный вход, как подобает поступать всем гостям ЖилМода. Вертинский явился из сумрачных внутренних коридоров, где из экономии освещение было либо выключено, либо максимально приглушено. Электричество стоит денег.

— Я сожалею – выговорил Рам, вытирая тыльной стороной ладони рот, отчего его слов прозвучали невнятно, но все же были искренни – Я сожалею о Марлин… парень, как же ты так?

— Я просил ее уйти. Не один раз – глухо продолжил Нортис, не отводя от толстяка мертвых искусственных глаз – Я просил ее! Я объяснил ей почему должен убить этого гребаного ублюдка брата Джорджи!

— Брат Джорджи – ахнул хозяин ЖилМода, много слышавший о ежегодном круговом путешествии набожного человека бесплатно раздающего еду, лекарства и слова утешения.

— Я сказал ей – он виновник! Он участвовал в убийстве моей семьи! Я сказал – Марлин, уйди! Просто уйди! У тебя есть выбор, Марлин! А у меня нет! У меня НЕТ ВЫБОРА! ОН ВИНОВЕН! – внезапно перешедший на крик Вертинский захлебнулся словами и, механически сдавленно закашлявшись, оперся на стойку еще тяжелее.

— Да ты болен, Нортис – чуть наклонился вперед Рам, вдавив пятерней кусок пиццы в клавиатуру и не заметив этого – У тебя жар. Кашель.

Нортис его не услышал. Чуть отдышавшись, он продолжил, попутно забросив в рот несколько таблеток и начав пережевывать их будто леденцы.

— Я просил ее уйти! Но она осталась и это ее решение! Ее! Но видит Бог – я не хотел, чтобы так вышло. Рамирес, слушай, поверь – я не хотел такого! Не хотел!

— Я верю, парень… верю…

— У меня был план! Хороший рабочий план. И он должен был сработать! Но что-то пошло не так и взрыв произошел раньше. Я не хотел такого!

Тут наконец до жирного Рама дошло. Вертинский пришел не говорить. Он пришел выговориться. Исповедаться перед тем, от кого видел добро, но не видел зла. Его одолевал сильный жар, многие царапины на его теле, больше напоминающие глубокие запекшиеся борозды, серьезно воспалились, по грязному лбу медленно стекали капли пота. Чтобы не упасть и устоять на кровоточащих культях опирающихся на стальные «умные» протезы, Нортис крепко держался о стойку и продолжал выплевывать фразу за фразу, уже даже не понимая, что начал повторяться.

Рамирес внимательно слушал, с глубоким состраданием смотря на стоящего перед ним почти обезумевшего юного зверя, которому вряд ли суждено прожить долго. Парнишка страдал. Душевно. Истерзал сам себя сожалениями, видимо никак не мог выбросить из головы чувство вины перед погибшей девушки, пытавшейся защитить ублюдка – каковым оказался святой вроде бы человек – от заслуженного наказания. Парнишка все твердил и твердил про какой-то надежный план, что провалился, про взорвавшуюся крысу, про детонацию второго робота, про длинный железный штырь вентиля, пронзивший горло и мозг Марлин. Про ее дешевые похороны. И снова про план, что должен был сработать, но не сработал…

Рам слушал до тех пор, пока Вертинский не замолк. Нортису не требовался собеседник. Ему был нужен слушатель. Если бы он не выговорился – он бы взорвался как та стальная крыса.

Выговорившись, Вертинский постоял еще полминуты, слепо глядя перед собой и покачиваясь. Подняв голову, глухо пробормотал:

— Я тут напачкал.

— Ничего.

— Извини, Рам. Извини за все.

Вертинский развернулся, сделал первый шаг, охнув от пронзившей культю боли. Оперся искусственной рукой о стену и медленно побрел по коридору, с каждым мигом исчезая в сумраке, пока окончательно не пропал, не растворился в темноте.

Выждав еще минуту, Рам включил освещение ЖилМода на полную мощность. Активировал камеры наблюдения, переключил каналы, вперился взором в экраны. Никого. Рамиреса продрала невольная дрожь. Жуть… Нортис будто растворился. Если бы не кровавый и грязевой след оставляемый им, быстро обнаруженный чуть успокоившимся толстяком, было бы непонятно куда он делся. След привел к складу. А оттуда к вентиляционной решетке.

Не отрывая от экрана напряженного взгляда, взопревший Рам торопливо набрал номер брата. Ром должен знать, какой удивительно страшный гость наведался снова в гости. Наведался и снова исчез. И кто знает, когда он снова появится. Если это вообще произойдет – если парень от обуревающего его безумия и чувства вины сам не разобьет себе голову о ближайшую стену, его может прикончить простуда и воспаление ран. Быть может это конец. Выговорившийся убийца заполз в какую-то темную нору, где вскоре и сдохнет в одиночестве, как и положено больному хищнику.

53.

Потрясения Рама на этом не кончилось. Написав брату сообщение, он оставил освещение включенным на максимум – слишком уж его напугало внезапное появление безумного парня заляпанного кровью. Вытащив из пачки несколько салфеток, утер взопревшее лицо, промокнул виски. Скомкав салфетки, бросил их в уже переполненную урну под стойкой, ткнул на экране пиктограмму вызова робота-уборщика и с сопением принялся отдирать от клавиатуры прилипший кусок пиццы. На это ушло несколько минут, а когда Рам поднял лицо, то снова вздрогнул и опять выронил клятый кусок пиццы, упавший на клавиатуру рядом с уже имеющимся жирным пятном. Ругательство не смогло вырваться из передавленной спазмом глотки. Руки аккуратно легли на стойку, толстяк обмяк, стараясь не выказывать ни малейшей агрессии. И тому имелась причина – прямо перед стойкой, высясь за экранами, стояло две металлические твари, таращась на хозяина ЖилМода множеством темных глаз.

Подобных искусственных созданий Рамирес частенько видывал в любимых им сериалах и фильмах, где действовали профессиональные дознаватели. Порой показывали и фильмы ужасов, где главным героем был один или несколько из этих тварей, по непонятной причине спятивших и начавших убивать всех подряд и самым кровавым способом.

За стойкой стояло два паука, приподнявшихся на длинных лапах, внимательно наблюдающих за Рамом. Два разведывательных дроида, что не слишком годились для боя, но вполне могли сделать очень больно толстому одышливому человеку.

— Добрый вечер – в холл вошел молодой парень с застывшим строгим лицом, подчеркнуто выпрямившийся, на черной униформе ни складочки, на мягко ступающих ботинках ни пятнышка.

— Добрый – кивнул Рам, быстро приходящий в себя. Это сейчас он размяк, но если бросить взгляд в далекое прошлое, когда он еще не был таким жирным…

— У нас имеются неопровержимые доказательства того, что объявленный в федеральный розыск Нортис Вертинский довольно продолжительное время пребывал в вашем ЖилМоде.

— Был такой. Постоялец. Калека, сирота приютский – снова кивнул Рамирес, отдирая чертов кусок пиццы от клавиатуры, бросая его под стол и опуская пальцы на перепачканные жиром и сыром клавиши – Секунду…

Для проформы заглянув в журнал – не забыв заодно отправить брату еще одно совсем коротенькое сообщение – он кашлянул и продолжил:

— Он съехал давно. А последний раз был здесь недавно.

— Насколько недавно? – молодость дала о себе знать, не представившийся парень ощутимо напрягся, напружинился.