По морям, по волнам (СИ) - Игнатьев Александр. Страница 15

Едва люди высунули головы из-за края ветки, как падальщики заковыляли к ним навстречу, затем часть их разредилась и окружила ветвь со всех сторон. У каждой собаки имелся свой непередаваемый внешний вид, но общая морда стаи словно говорила: «Дорвались!».

Прождав добычу с четверть часа, штук шесть разноцветных шавок, повиливая хвостами, скрылись в сухой траве. Теодор тут же заверил всех, что они скоро вернутся, а Боб, который мигом оценил свои вкусовые качества деликатесного свежего стейка для голодных собак, отполз поближе к гробоподобному наросту коры и улёгся там. Ему начали твердить, что выступ суховат и может обломиться под его тяжестью, и тогда лететь пирату метров десять до земли. Но Боб всех утешил, что он последний трус, но готов пойти на такой риск и полежать повыше, чем смотреть на наглые хари, от которых кровь стынет в жилах.

Шакалы не спешили возвращаться, и Акула приободрился. Воздух после полудня стал медленно остывать. Перед людьми возникла дилемма: переночевать на страшном дереве ещё одну ночь, находясь в относительной безопасности; либо попытаться прорваться к оружию, сиротливо валяющемуся недалеко от корней и, перестреляв часть наглых тварей, освободить себе путь на волю. Последняя перспектива улыбалась больше, ибо никто из даже закаленных детей джунглей не хотел проводить ещё одну ночь на жутком монстре.

Но тут они увидели серо-рыже-чёрную кавалькаду. Это с подмогой возвращались голодные псы. Усевшись вокруг дерева, собаки стали терпеливо ждать. Самые храбрые и наглые из них тявканьем, рычанием и прыжками уговаривали сородичей идти на приступ по низко висящей ветке. Теперь уже, спуск казался куда рискованнее, чем подъем. Мысль остаться на дереве исцарапанными обессиленными, но невредимыми уже не пугала.

***

Когда без предупреждения перед озером лиловая листва рассыпалась ковром, словно зазвенели волшебным шелестом тысячи колокольчиков, то перед Маасом открылись покои возрождённой богини. Превращение Мери в гладкую, как статуя, и божественно прекрасную нимфу тихого ручья завершилось. На него смотрела пара её удивленных сияющих звёздами глаз. Спокойным и прекрасным увидел Маас её лицо. Он подошёл к ней, словно жрец, готовящийся совершить последнее возлияние, негромко вознося мольбы к этой владычице всего сущего.

Мери взволнованно переплела пальцы и вдруг речитативом запела:

На море в шумном прибое находится остров,

Лежащий как раз против солнца.

Его называют там жители "Фэйро".

И самый большой мой корабль,

Что ждёт у главного храма,

Приносит желанье и веру!

Маас вздрогнул, прошелестел порыв ветра, и он, словно увидел долину с ярко-розовыми цветами. Память вечного леса проснулась в нём, и мелорн ответил:

Я — небо, что вечно висит над полями, покрытыми алым.

Ты ветер, который сметает ошибки.

Мы вместе, а значит не ищем напрасно,

мы рядом, и это волшебный напиток!

Потом мужчина и женщина долго смотрели друг на друга в молчании, захваченные необъясним чувством блаженства — ощущением, которое шло через всё их естество, чувство, олицетворяющее у мелорнов душу.

И Мир, прислушавшись к ним, замер! Много тысячелетий минуло, как ушла за край последняя настоящая пара мелорнов.

И когда над островом встало горячее солнце, два существа, слитые воедино, уже знали наверняка, что их нельзя разрубить.

***

Дорога тянулась, уводя севернее. После каменистой поверхности постепенно стали появляться островки лесов, зелёными каре, возвышавшиеся среди моря кустарника на склонах. Как и на родном материке епископа, повсеместно росло тутовое дерево, тёмные кущи мрачного лавра, где сразу становилось душно и одиноко.

Наконец, его путь подошёл к завершению, и он, наконец, увидел Древних, похожих на кедр и лиственницу, мелорнов. Огромные бугристые стволы мелорнских матрон, с опущенными, как у разлапистых елей, ветвями создавали полутёмное и мрачное царство абсолютного покоя.

Дорога петляла. Далее шли огромные стволы с чешуёй грубой, но не толстой коры медно-золотого цвета. Мужские мелорны. Здесь каждый был личностью, и эти колоссальные деревья не сливались в одно ощущение леса.

Епископ вдыхал полной грудью живительный воздух и с трепетом готовился к встрече. Наконец, он подъехал к опушке. Его ждали.

— Далёк ли путь?! — услышал он вопрос-приветствие.

— Имеешь ли ты понятие о диафрагме хребтов, разделяющих сушу? — посланец Великого Римского Триумвирата поклонился в сторону голосов и начал:

— Ветер донёс нам ваше желание встречи. Мы готовы.

— К чему готовы вы в необъятной первозданности мира? Если мы оказались не готовы, — услышал он. — Наша мелорнская дева сочеталась вечным нерушимым браком с неизвестным нам. Не поставив в известность старших!!!

Епископ не понял, ждут ли от него ответа — такая воцарилась тишина. Поэтому, выждав достаточное для молчания время, сказал:

— Женщина, даже самая умная, всегда останется короткомыслящей!

— Нам не нужны твои выводы, — прозвучал ответ.

— Если Триувират желает видеть на своей службе мелорнских дев, то мы желаем видеть эту пару на своей земле! Создание новой рощи мелорнов в мире нельзя допустить!

Глава 11

Едва солнце успело скрыться, как темнота упала на людей глухим и надёжным покрывалом.

Тяжело вздыхавший Хьюго сообщил пространству о превратившихся в дичь охотниках и развлекал свой голодный желудок привлекательным для горящих точек-глаз свистом. Огни радостно отзывались на голос «дичи» потявкиванием и подвыванием. Звери тоже устали ждать. То одна, то другая собака прыгали на низкую ветку и, яростно скаля пасть, пытались привлечь к себе внимание стаи. Становилось ясно, что утра раздосадованные звери ждать не будут.

Немногословные аборигены сбились в кучу. Добраться до ружей не было никакой возможности. Оружие валялось практически под лапами изголодавшихся собак. У людей нашлись три перочинных ножа и одно мачете, так и не выпущенное из рук Маком Уаком, даже в бессознательном состоянии. Боб обнаружил кремень и кресало. Огг оторвал, от сухого отростка-гроба, кусок коры. Костёр развели из собранного сухостоя прямо на дереве.

Стая, угрожающе ворча, отодвинулась на несколько шагов.

Луна, пробиваясь сквозь мглистую дымку, давала мало света. Чуть больше, но не намного, давал костёр на ветке гигантского дерева. Но и в этом зыбком свете Теодору удалось насчитать более двадцати пар глаз, ярко горящих от голода и нетерпения.

— Я не могу терпеть больше! Зачем?! — отчаянно воскликнул самый младший и неопытный Ден. — Пусть смерть, — добавил он, почти всхлипнув, — Чего ждать? Что изменится? Боб, разве ты боишься смерти?!

Акула поднял руку и с громким хлопком положил её на плечо штурмана.

— Не боюсь, и ты это знаешь, — отрезал боцман, — но за нами одиннадцать душ. Или ты хочешь принести их в жертву? Большая цена твоей смерти!

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только беспокойным собачьим лаем.

Наконец, Боб заговорил:

— Надо попробовать нарубить из сухостоя факелы. Все дикие звери боятся огня.

После непродолжительного обсуждения люди взбодрились. Пропала отрешённость, которая лежала на иссушенных, измождённых лицах. На дереве сидела уже не добыча, а собирались с мыслями разумные существа! Тяжёлый поход и страшная битва ослабили отряд, но таинственная и необъяснимая помощь, тишина прохладной ночи в сени больших листьев помогли им.

Ден стоял на огромной ветке, и ему казалось, что он уже летит вверх и скоро достигнет небесного свода.

Вдруг все услышали треск, сменившийся стонами. Звук усиливался. Огг показал на далёкие скалы.

— Закричали камни, жара спададает — это время охоты, — спокойно произнёс туземный воин, — Собаки пойдут на приступ.

От звуков, полных такой безнадежности среди голодных шакалов, людям стало не уютно. Несмотря на огненное море псов-охотников, люди, молча, распределили ветви для прыжка в неизвестность.