Ваше благородие (СИ) - Северюхин Олег Васильевич. Страница 29

Стало уже привычным: сначала меня вызывают к генералу Медведеву, потом мы вместе едем к генералу Надарову, и нас сопровождает подполковник Скульдицкий как начальник губернского жандармского управления.

Сначала меня отчитал генерал Медведев.

— Что же вам, голубчик, спокойно не живётся, — увещевал он меня, — рота у вас порядке, взводные у вас опытные, фельдфебеля вот к вам назначили, сверхсрочнослужащего, вот и готовьтесь к экзамену на офицерский чин, и бросьте вы эту литературу, все беды идут от ума, а офицеру нужно знать уставы, вот там всё умное и прописано.

— Так точно, — говорю я. — Всё время посвящаю уставам.

Примерно так же говорит генерал Надаров:

— Нет, вы посмотрите на него! Прапорщик, щёголь, командир роты в кадетском корпусе, мне докладывали, что многие кадеты, глядя на вас, тоже хотят быть зауряд-прапорщиками и носить такие же погоны, как у вас. И что вы вытворяете в свободное время? Ко мне приходят уважаемые люди и просят быть судьёй в том коварном деле, которое вы замутили в прессе. И протоиерей Сергий тоже приходил ко мне с осуждением ваших взглядов. А вы не думаете, что эту статью перепечатают где-нибудь в Москве или Петербурге? А вдруг об этом пронюхают иностранные журналисты? Вот что вы прикажете мне сказать директору департамента просвещения, который более всего начинает шуметь, что офицеры должны чувствовать ответственность за смерть гордости русской литературы. Что вы бы сказали этим журналистам, чтобы они заткнулись и не щёлкали своими перьями по любому поводу?

— Ваше высокопревосходительство, — сказал я, — осмелюсь предложить вам такой ответ. Дуэльный кодекс в обоих дуэлях нарушен не был. Нельзя стреляться генералам военным и статским. Нигде в правилах не прописано, что писатели и поэты не могут вызывать на дуэль и что вызовы писателей и поэтов не должны приниматься. Если бы вызов господина Пушкина не был принят, это было бы позорным пятном на его персоне. Дуэль между офицерами является делом офицерским и может обсуждаться только в офицерском суде чести. Всё.

— Вроде бы неплохо, — сказал генерал Надаров. — А вы что скажете, господин подполковник? — обратился он к Скульдицкому.

— Мне кажется, Ваше высокопревосходительство, — сказал жандарм, — что подобный ответ не предполагает продолжение дискуссии штатскими лицами.

— Вот и я так же думаю, — сказал генерал. — Перепишите все, что сказали набело, я подпишу, — это уже было сказано мне. Я взял бумагу и стал писать. — Весело вы живете, Ваше превосходительство, — это уже к генералу Медведеву, — мне бы его годы, — и он указал на меня, — я бы такого натворил!

Когда мы выходили из кабинета генерал-губернатора, в приёмной уже ожидали журналисты губернских газет.

Они бросились к нам и на вопрос — как? — я обречённо махнул рукой.

Назавтра была напечатана статья о том, что автор скандальной публикации был на ковре у генерал-губернатора, а генерал-губернатор сказал то-то и то-то. И на этом дебаты утихомирились.

Зато следующая статья отвлекала внимание начисто. Сообщалось, что 20 января было открыто движение на всём протяжении железной дороги от Тифлиса до Джульфы на российско-персидской границе. Общая протяжённость пути с ответвлениями до Карса и Эривани составила 601 версту. Хорошая рокадная дорога для переброски войск на турецком и персидском фронтах в случае войны в Закавказье, и Карс в то время был российским.

Мне в роту назначили фельдфебеля-сверхсрочника Дмитрия Ивановича Сухотина. Он снял с меня массу забот, особенно в делах хозяйственных. Я ему не мешал, но периодически оглядывал хозяйство и казарму роты для того, чтобы выписать фельдфебелю свои наблюдения. То есть сделать профилактический втык, чтобы бдительности не терял. Если всё пустить на самотёк, то движение замедлится и люди перестанут мух ловить, а когда они чувствуют за собой пригляд, то это их мобилизует на поддержание надлежащего порядка. Взводные унтера тоже с уважением относились к Сухотину, потому что он как старшина и даже выше взводных унтер-офицеров.

Конечно в роте не помешало бы иметь парочку офицеров, но тогда я был бы не командиром, а просто младшим офицером роты. Думаю, мы с фельдфебелем прекрасно справляемся.

На днях фельдфебель мне сообщил, что на конюшне приобрели лошадь специально для меня. У офицера, пусть я не офицер, но у командира подразделения должна быть своя лошадь, особенно в кадетском училище, которое считалось казачьим. Завтра пойду знакомиться.

Кстати, а кто был до меня командиром роты учебного обеспечения? Почему так оказалось, что рота осталась без офицеров? В кадровом отделении подполковник Шмидт рассказал, что до меня ротой командовал поручик Мелентьев, добившийся перевода в действующую армию на Маньчжурский фронт. Там он и погиб геройски. Потом в связи с большими потерями было сокращено количество офицеров в тыловых подразделениях, потом всё больше и тут появился я с особым стечением обстоятельств и насыщенной, но короткой биографией. Офицеры могут прибыть в конце лета после окончания военных училищ, но вы все равно в преимущественном положении, так как экзамены за курс военного училища будут проходить в начале июня.

— Нет ли фотографии поручика Мелентьева, — спросил я у подполковника Шмидта. — Хочу сделать галерею командиров роты, которые ею командовали, чтобы солдаты знали и помнили служивших здесь офицеров.

— Неплохая мысль, похвалил меня подполковник. — Я обязательно посмотрю, кто командовал ротой раньше и подготовлю для вас данные.

На следующий день я пошёл в конюшню. Мне показали лошадь-двухлетку по кличке Зорька. Лошадь объезжена, но с норовом.

Я подошёл к станку с фанерной табличкой Зорька, вытянул в сторону правую руку и твёрдо сказал: Принять!

Зорька послушно сдвинулась вправо и освободила мне проход в узком станке. Я подошёл к голове, достал из кармана шинели кусок чёрного хлеба, обильно посыпанный крупной солью и протянул его лошади.

Зорька мотнула головой, потом посмотрела на меня и аккуратно, губами забрала хлеб с моей ладони. Первый контакт есть.

Я ласково погладил и похлопал её по шее, проверил гриву и чёлку, осмотрел хвост. Затем осмотрел копыта. Лошадь послушно поднимала копыта на ноге, которую я похлопывал рукой. Стрелки не побиты, копыта ровные, подкованы зимними подковами. Проведя рукой по крупу против роста волос, я посмотрел качество чистки. Не особо о ней заботились. Буду чистить сам, чтобы лошадь быстрее привыкла, потом уже будет этими делами заниматься ординарец. Практически я произвёл ежедневный осмотр лошади, точно так же, как водитель производит осмотр автомашины перед выездом на трассу.

На торцевой стене денника на деревянных вешалах висели сёдла. Нашёл Зорькино.

Дежурный солдат поспешил ко мне:

— Господин зауряд-прапорщик, давайте я оседлаю.

— Спасибо, голубчик, — сказал я, — первую седловку должен производить хозяин.

Я осмотрел седло. Достаточно новое, подпруги, стременные ремни целые, крепки, пряжки чистые, стремена с красными пятнышками. А это уже ржавчина. Показал дежурному, что нужно будет почистить тряпочкой с толчёным кирпичом. Винтовку нельзя чистить с толчёным кирпичом и другими абразивными материалами, а вот стремена можно. Потник у седла почти новый и мягкий. Это хорошо. Зорьке спину не натрёт.

Я видел, как за мной наблюдал дежурный по конюшне и его помощники, все солдаты из моей роты.

Взяв седло, я пошёл к станку. Увидев меня, Зорька посторонилась, и я зашёл в станок. Разгладив шерсть, я положил седло на спину, ещё раз проверил, чтобы волосы были ровно приглажены с обеих сторон.

Наклонившись вниз, я взял свисающие с правой стороны подпруги и заправил их в пряжки. Зорька внимательно наблюдала за мной (лошади во время движения видят всадника) и сразу надула брюхо, мешая мне затянуть подпруги как положено. Я даже не стал соревноваться с ней в силе. Так и оставил незатянутыми подпруги.

Затем наступила очередь регулировки стремян. Длина стремян должна быть равна длине руки от плечевого сустава до кончика пальцев. Отрегулировав длину ремня, я поднял сами стремена вверх по ремню, чтобы они не стукали лошадь и не пугали её. Увидев, что Зорька потеряла бдительность, пока я возился со стременами, я быстро схватил незаправленные ремни и подтянул подпруги. Поздно детка надуваться, подпруги крепко держат седло, и я не уеду на нём под живот.