Исторические повести - Моисеева Клара Моисеевна. Страница 14

А Сита говорила, говорила и вдруг поднялась, злобно посмотрела на Сфрагис и ушла. Сфрагис была этим озадачена даже больше, чем противной болтовней.

Потом Сита много раз заглядывала в комнату для гостей: она явно искала Байт. И когда она застала ее одну, она заговорила горячо и убежденно, словно то, о чем она говорила, нужно было для спасения жизни:

— Байт, я хочу тебе помочь в одном важном деле. Может быть, ты не знаешь, что твоя подруга Сфрагис настоящая воровка? Рабыня не может быть другой. Она тебя обворовала после того, как ты сделала ей столько добра. Ты не должна отпускать ее без выкупа. Отец у нее богат, пусть платит тебе побольше. Но прежде чем он это сделает, ты прогони ее на задворки. Не пускай в свою комнату.

— Остановись! — крикнула Байт. — Как ты смеешь говорить такие дурные слова! Как ты можешь так обращаться с гостями, которых пригласил в дом твой отец? И тебе не стыдно порочить хорошего человека? Почему ты назвала маленькую Сфрагис воровкой? За воровство полагается тяжелое наказание. И ты, не щадя людей, возводишь клевету…

— Она стащила перстень, который я тебе дала! — крикнула Сита, разозленная словами Байт. — Я увидела свой перстень на ее руке. Она украла! А ты говоришь — клевета.

Сита залилась слезами. А потом завизжала, швырнула кошку и стала рвать на себе платье. Она возненавидела и Байт, и Сфрагис, и отца, который привел в дом этих людей. Она не слушала слов Байт, которая говорила ей, что перстень подарен девушке, что он слишком мал и не полез даже на мизинчик. Сита рыдала.

— Успокойся, — говорила Байт, растерянная и опечаленная случившимся. — Не плачь, Сита. Прими от меня в подарок вот этот индийский браслет с золотистыми сердоликами. Он принесет тебе счастье.

Невозможно было придумать лучшего способа успокоить жадную Ситу. Подарок сразу же привел ее в чувство. Она поблагодарила, взяла браслет и, подобрав испуганную кошку, пошла к себе.

На следующий день ранним утром слуги Хайрана вместе с верблюдами ждали у калитки дома Кудзулы. Снова все отправились в путь. На дороге, ведущей к горному перевалу, они должны были найти рабов, посланных чинить обвалы. Здесь уже легче было рассмотреть работающих. Одни таскали огромные валуны, принесенные селем, другие расширяли дорогу, разбивая молотом твердую породу скал.

Снова, как и вчера, Хайран пожелал оставить Байт неподалеку, а сам со слугой пошел к начальнику работ. Как и вчера, он протянул полупьяному начальнику работ кошелек с монетами кушанских царей и попросил разрешения посмотреть и подобрать себе двоих рабов, чтобы купить их. На этот раз Хайран не стал рассказывать про Пальмиру, не стал объяснять, для чего ему нужны рабы. Он только сказал, что и сам привез в Капису искусных ремесленников, рабов, купленных в Александрии.

— А кому ты уплатишь за этих ничтожных? — спросил охранник. — И кто прикажет мне выполнить твое желание?

— Разве мой кошелек не приказал тебе выполнить мое желание? — спросил купец. — Если ты сделаешь все как надо, я уплачу тебе за двоих. Это будет побольше того, что ты получил сейчас. Я-то знаю цену этому товару. Ты подумай, да поскорее! Я тороплюсь.

— А мне и думать нечего, я согласен. Дай мне все, что положено за двоих.

— Так надо же выбрать! — воскликнул Хайран, потеряв терпение.

Человек, от которого зависела судьба его близких, был настолько пьян, что с трудом произносил слова. «Но если он в этот ранний час уже ничего не соображает, — подумал Хайран, — что же будет потом?» Он с опаской посмотрел на пьяницу — как тот поднял тяжелый глиняный сосуд и приложил горлышко ко рту.

— Я занят, я не пойду показывать тебе товар, — рассмеялся начальник работ. — Мои помощники пошли выполнять мое поручение. Ступай сам и выбирай себе красавчиков. Только не обижайся, они облиняли на этом знойном солнце… А если попросят у тебя еды и воды, не обращай на них внимания. Эти попрошайки всегда недовольны. Они плохо работают и мрут, мрут. Они мне надоели. Почему ты пожелал купить только двоих? Купи десяток. Я продам дешево. Право…

Такой долгий и непривычный разговор с тяжелым сосудом вина в руках оказался не по силам начальнику работ. Он вдруг повалился на бок, кувшин грохнулся о землю, и глиняные осколки оказались в большой луже вина.

Хайран не стал дожидаться, когда очнется охранник и, может быть, предложит по дешевке двадцать или тридцать рабов. Он пошел к работающим, довольный тем, что рядом нет охраны и можно свободно разговаривать с рабами. Когда он очутился за поворотом дороги и увидел узкую тропу, нависшую над глубоким ущельем, он понял, почему не нужна охрана. Там некуда бежать: с одной стороны узкой тропы — высокая обрывистая скала, с другой стороны — глубокое темное ущелье.

«Но если раб рассердит властелина, который целыми днями опустошает амфоры вина, — подумал Хайран, — то такому рабу угрожает верная смерть. Достаточно его столкнуть вниз. Неужели здесь, среди этих несчастных, находится Забда? В пещерах было страшно. Было темно, душно, пыльно, было тяжко. Но здесь еще хуже…»

Тут же, у края тропы, трудились какие-то пожилые бородатые люди. Когда Хайран подошел к ним, самый старый из них — человек с всклокоченной бородой, с красным шрамом на лбу, почти голый, с грязной повязкой на бедрах — вдруг прошептал что-то странное:

— Хайран, ты ли это? Мой спаситель, мой избавитель!..

Протягивая руки, несчастный повторял эти слова и шел на Хайрана, словно лунатик. Хайран испугался: ему показалось, что раб хочет столкнуть его в пропасть.

— Остановись! — закричал Хайран. — Кто ты такой? Откуда ты меня знаешь? Но если ты знаешь меня, то, может быть, ты знаешь несчастного Забду… или моего дорогого брата?.. Я за ними пришел.

Человек со шрамом упал на землю и зарыдал громко и отчаянно, содрогаясь всем телом. Когда Хайран подошел к нему, он поднял свое изуродованное лицо и сказал не очень внятно, но так, что можно было его понять. Он сказал:

— Всмотрись в мое лицо, разве ничего не осталось от прежнего красавца Забды, жениха твоей дочери? Посмотри…

Хайран поднял его, потрогал искалеченное лицо и стал его рассматривать. Лицо было в болячках, неузнаваемо, но полные слез глаза были глазами Забды. Хайран понял это. И перенести такой удар было так тяжко, что ему вдруг показалось, будто горы закружились вокруг него в какой-то дикой пляске. Он сказал Забде:

— Держи меня! Я могу упасть в ущелье. Выйдем на широкую дорогу, и ты скажешь мне, где мой брат.

Они обошли поворот, и тогда Забда сказал, что брат повредил ногу и уже много дней лежит неподвижно. Если охранник позволит, то они пойдут сейчас туда, ко второму повороту: там стоит навес, и там ночуют рабы, выполняющие эти дорожные работы.

Когда они проходили мимо начальника работ, Хайран увидел, что пьяный властелин спит. Его храп оглашал окрестности. Купец сделал знак Забде, чтобы тот молча прошел мимо. Они отправились к месту ночлега рабов. Хайрану не терпелось увидеть брата. Он думал о том, как страшно изменился молодой, здоровый Забда и что могло случиться с пожилым братом, который не имел сил выполнять такую тяжелую работу.

Они пришли под навес и увидели седого, изможденного человека, покрытого болячками, с ногой, сильно распухшей и посиневшей.

— Брат мой! — воскликнул Хайран.

Он бросился обнимать грязного незнакомого человека, который нисколько не был похож на всегда веселого брата с румяным круглым лицом.

— Брат мой, я вызволю тебя, ты будешь свободен и будешь здоров. Но можешь ли ты подняться, мой бедный брат?

— Увы! — прохрипел несчастный. Он был так же простужен, как и Забда, и настолько лишился голоса, что его с трудом можно было услышать. — Я уже несколько дней не могу подняться. Нога превратилась в бревно, она мне не послушна. Боюсь, что мне никогда уже не подняться. Спасибо, брат, за то, что ты пришел проститься со мной. Ты похоронишь меня. А если оставишь, не дождавшись моей смерти, то знай, что рабов не хоронят, а выбрасывают шакалам.