Исторические повести - Моисеева Клара Моисеевна. Страница 6

Но дни шли, а желтизна не проходила. То жар, то озноб изводили Сфрагис. Клеон отчаялся. Он сказал Каллисфении, что девочка слаба и, возможно, не доедет до Каписы. Тогда Каллисфения обратилась к начальнику рабов и сказала, что рабыня погибает, но в караване могут быть люди, которые везут с собой целебные травы.

— Ничего не стоит добыть целебного зелья, надо лишь спросить у незнакомых людей, — сказала Каллисфения.

Начальник рабов побоялся гнева Хайрана и сообщил ему о беде. На привале купец обошел людей, примкнувших к каравану в пути, и столкнулся с человеком очень приятной внешности, на вид добрым и приветливым, но очень молчаливым. Этот человек ни с кем не знакомился, отдыхал в стороне от всех других, пользуясь услугами своих людей, на вид похожих на нубийцев. Одежда этого человека была простой, но удобной для дороги, и трудно было сказать, паломник он, ученый или поэт. И откуда он. Чем-то он напоминал египтянина, но хорошо говорил на греческом и тотчас ответил, когда Хайран попросил у него помощи.

— Пусть лекарь из греков подойдет ко мне, — сказал неизвестный. — Впрочем, пусть приведет рабыню.

Клеон привел Сфрагис, и этот человек, видимо лекарь, очень внимательно ее осмотрел, послушал сердце, спросил, давно ли она заболела и на что жалуется. Он сказал Клеону, что девочка больна лихорадкой, измучена невзгодами, истощена голодом. Он дал несколько настоек и велел пить их три раза в день, а в конце пути сообщить ему, помогли ли эти лекарства. Клеон усердно выполнял указания незнакомца, понимая, что перед ним лекарь, который превосходит его в знаниях болезней. Ведь он, Клеон, не разгадал лихорадки.

Настойки, предложенные Сфрагис незнакомцем, помогли ей.

Когда слуга Байт потребовал для госпожи невольницу Сфрагис, начальник рабов забеспокоился. Он решил предложить другую девушку, здоровую и крепкую. Однако слуга вернулся с требованием доставить именно Сфрагис. Пришлось выполнить приказание.

Посылая слугу, Байт предупредила, что во время остановки надо дать Сфрагис вдоволь воды помыться, а потом передать ей одно из платьев Байт, чтобы рабыня предстала перед госпожой в опрятном виде.

Все было сделано, как велела Байт. Хайран, встревоженный обидой дочери, приказал выполнить все ее распоряжения.

Когда охранник велел Сфрагис оставить корзину и пойти со слугой, девушка в первый момент подумала, что ее хотят бросить на дороге из-за ее болезни. Ей было страшно. Она едва держалась на ногах и боялась, что, если ее оставят, она погибнет здесь, на пыльной дороге.

«Какая я несчастливая! — думала Сфрагис. — Впервые я встретила участие за десять лет рабства, а теперь всему конец».

— Добрый человек, не бросай меня на дороге, я хочу жить! Я больше не буду болеть, Клеон вылечит меня. Пожалей несчастную…

Сфрагис бессвязно повторяла одни и те же слова, а слуга слушал ее и не понимал.

— Почему ты плачешь, когда тебя зовет к себе госпожа? Она велела дать тебе вдоволь воды помыться и приказала принести для тебя свое платье. Тебе привалило счастье, а ты плачешь, глупая девчонка!

— Ты правду мне сказал, добрый человек? Ты не бросишь меня на дороге за то, что я больна и слаба? Спасибо тебе, добрый человек!

Сфрагис неожиданно схватила обеими руками его большую руку и прижалась к ней лицом.

— Зачем же?.. — пробормотал смущенный слуга. — Я вижу, ты хлебнула горя из большой чаши.

— Ты прав, добрый человек. Я хлебнула яду. Несчастливая моя судьба!

Байт с нетерпением ждала девочку с таким странным именем. «Сфрагис… — повторяла она. — Какое необычное имя. Я попрошу ее вспомнить о том дне, когда на корабле появились пираты. Я узнаю, как они вели себя и что делали с пленными. Это было давно, но пираты вряд ли изменились. Разбойники всегда одинаковы».

Когда привели Сфрагис, Байт усадила ее рядом на парчовых подушках, велела подать ей виноград, финики и разных сластей. А потом очень ласково спросила ее:

— Ты нездорова, девочка?

— Теперь все хорошо, — улыбнулась Сфрагис. — Лекарь из Александрии Клеон дал мне целебной настойки. Потом меня лечил толстый добрый лекарь. Уже проходит желтизна. Я больше не страдаю от страшных болей, которые мучили меня все дни, пока мы не попали в этот буддийский монастырь. Спасибо добрым монахам. Они приняли нас как настоящих людей. Не как скот.

Байт пожала худенькую руку Сфрагис и молча кивнула. Рабыня увидела слезы на глазах госпожи.

— Прости меня, прекрасная госпожа! Я не хотела тебя печалить. Прости меня, несчастную. И спасибо тебе за твою доброту… Какое красивое платье ты прислала мне! Я такого никогда не видела. Когда мне было семь лет, я не заботилась об одежде. Моя мать покупала мне красивые платья. Я была единственной дочерью, а мой отец был знаменитым ювелиром в Сидоне. Он был добрым и красивым человеком, из греков. В тот ужасный год он отправился в поездку, чтобы доставить ко двору князя в дальней стране свои изделия. Зная, что отец не скоро вернется, мать решила поехать со мной к бабушке. И вот в пути мы попали к пиратам.

Сфрагис говорила медленно, захлебываясь от слез, но Байт ее не останавливала. Она понимала, что надо дать возможность несчастной излить свое горе. Но когда зашла речь о пиратах, Байт сказала девушке:

— Передохни и постарайся вспомнить возможно более точно, как все было. Для меня это очень важно. Такое же бедствие случилось с моим женихом и с братом моего отца, богатым купцом: пираты продали их работорговцу в Капису.

— Какое несчастье! — воскликнула Сфрагис. — Ужасное несчастье! Я все вспомню и все расскажу тебе. Я знаю, что самое главное — чтобы близкие узнали, кому проданы рабы, и смогли бы их выкупить. Мой отец ничего не мог узнать о нас. Может быть, он жив. Может быть, жива моя матушка. Отец богат. Он мог бы нас выкупить, но ведь он не знает, где мы. А вы знаете, где ваши любимые.

Сфрагис долго и подробно рассказывала свою печальную историю. Вспоминала тех людей, которые тогда попали к пиратам, рассказала, как выглядели разбойники.

Обнявшись, девушки плакали. Горе сблизило их.

— Сколько тебе лет, Сфрагис? — спросила Байт. — Ты еще совсем юная. Есть ли тебе пятнадцать? Ты такая худенькая и слабая! Впрочем, тебе было семь лет, когда ты стала рабыней, и десять ты провела у этой злодейки в харчевне. Она нисколько не лучше тех пиратов. А может быть, даже хуже. Это чудовище. Но если тебе уже семнадцать, то я старше тебя всего на два года и мы будем с тобой настоящими подругами. Не называй меня госпожой, называй Байт. Я прикажу устроить тебя рядом со мной, и нам будет очень хорошо. Но самое главное — я возвращаю тебе свободу. Сейчас, сию минуту ты уже свободна и будешь такой же госпожой, как и дочь Хайрана. Мало того. Как только мы прибудем в Капису, я велю связаться с именитыми ювелирами кушанской столицы, и мы узнаем, нет ли человека, который имел дела с твоим отцом. Мы попросим хранителя сокровищ при дворце кушанского царя вспомнить, не давал ли он заказов твоему отцу в Сидоне. Там был ваш дом?

— Там был наш прекрасный дом, — ответила Сфрагис. — А моя мать считалась самой красивой женщиной Сидона, и она любила повторять, что ее далекие предки были вавилонянами. А вавилонские женщины были очень красивы и образованны.

— Бедная моя маленькая Сфрагис! Ты была рождена для счастливой жизни, и как жестоко ты пострадала! Но все страшное позади. Я позабочусь о тебе, и счастье вернется.

— А тебя боги вознаградят, добрая госпожа. Твой жених вернется, и вы отпразднуете веселую свадьбу.

— Жених вернется, — рассмеялась Байт, — свадьбу мы отпразднуем. Но какая я тебе госпожа? И как хорошо, что ты говоришь по-гречески!

Когда Хайран заглянул в шатер Байт, он радостно улыбнулся.

«Бог вознаградил меня за доброе дело, — сказал он сам себе. — Как хорошо, что я купил Сфрагис. Очень хорошо! Теперь Байт не будет так одинока. Отвлечется от своих дурных мыслей».

Пребывание в буддийском монастыре, увлекательные рассказы паломника-индийца, разговоры с купцами из Балха и Каписы — все это внесло такое оживление в жизнь каравана, что, казалось, началось новое путешествие. Люди как-то сблизились, стали интересоваться судьбой друг друга. А Хайран обрел новую надежду на встречу с близкими и был в таком радостном настроении, что каждый вечер собирал у своего костра новых друзей. И хотя долгие годы странствий на караванных путях Востока сделали его общительным, он никогда прежде не испытывал такого удовольствия от хорошей беседы, как сейчас. Может быть, потому, что на этот раз собрались очень хорошие люди, а может быть, остался след от проповедей паломника-индийца. И это заставило по-новому слушать людей.