Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 26

Он переворачивал страницы, пробегая по первым своим контактам с флотской разведкой. Дорогой Джон Сомервиль, четвертое поколение семьи барселонских купцов, член «Джермандата» — каталонского братства, сражающегося против испанской, кастильской диктатуры над их страной. Ненависть каталонцев к французским армиям, которые сожгли Монсеррат и разоряли города, деревни и даже отдаленные изолированные горные фермы, разрушая, насилуя и убивая. Полный отказ «Джермандата» от сотрудничества с Мадридом в 1797, когда кастильцы переметнулись от английских союзников к французам. Поразительные успехи кампаний Бонапарта и понимание Стивеном того, что единственная надежда для Европы — английская победа, и добудут ее на море. Эта победа — обязательное условие каталонской автономии и ирландской независимости.

Дневник отмечал связи Стивена с Сомервилем после первых дней на «Софии» и с английским шефом Сомервиля (одним из лучших агентов Блейна) до его ужасной смерти во Франции. Записи содержали слишком уж много подробностей, и, хотя код никто так и не взломал, некоторые записи заставляли Стивена вздрогнуть даже сейчас. На какие безумные риски он шел, пока не пришел к пониманию истинной природы разведки!

Люси резко вернула его в настоящее, постучав в дверь и сообщив голосом, не содержащим ни удовольствия, ни одобрения, что внизу ждет какой-то черный человек с письмом для доктора Мэтьюрина.

— Он моряк, Люси? — поинтересовался Стивен, чей смятенный ум обратился к некоторым темнокожим членам экипажа «Сюрприза» в тысячах миль отсюда.

— Нет сэр, похож больше на туземца, — сообщила Люси. И наклонившись вперед, тихо добавила, — У него зубы черные.

— Приведи его сюда, будь добра.

Оказалось, что это рекомендованный Фоксом Ахмед. Хотя его зубы действительно почернели от жевания бетеля, но лицо было умеренно-желтым, с оттенком коричневого. Сейчас на нем читалась тревога. Ахмед стоял в дверях, кланяясь и держа письмо обеими руками. Одет он был на европейский манер и во многих частях города, особенно в Пуле или Вапинге, на него бы не обратили внимания, но не в вольном округе Савой. Юридически это вообще не Лондон и не Вестминстер, а герцогство Ланкастерское, а в культурном плане — замкнутая деревня, не имеющая представления не то что об туземцах, но и о народе с суррейской стороны.

— Ахмед, заходи, — пригласил Стивен. 

Письмо оказалось дружеской запиской от Фокса, в которой он поведал, какое получил удовольствие от обеда, и включало рекомендацию от миссис Уэйлер. Она давала Ахмеду прекрасную характеристику, но сообщала, что зимняя Англия оказалась для него слишком сырой и холодной, что в родном жарком климате ему, наверное, будет лучше, и в любом случае ей приходится сокращать домашнее хозяйство.

— Ясно, — произнес Стивен. — Ахмед, как хорошо ты знаешь английский? Али объяснил тебе ситуацию?

Ахмед ответил, что говорит мало, но понимает больше. Али все объяснил. На вопрос, когда он может покинуть предыдущее место, ответил, с очередным поклоном:

— Завтра, туан.

— Очень хорошо. Плачу пятнадцать фунтов в год. Если устраивает, перевези свои вещи до полудня. Справишься со своим сундуком?

— О да, о да, туан. Али очень добр, он одолжил тележку.

Ахмед снова раскланялся, медленно попятился к двери и даже несколько первых ступенек, улыбаясь так ярко, как позволяли темные зубы.

«Теперь предстоит успокоить Киллика и миссис Броуд, — размышлял Стивен. — Он станет еще более вздорным, чем обычно, а она наверняка подумает о человеческих жертвоприношениях и озверелых дикарях. Тяжелый разговор предстоит».

Вначале действительно было очень тяжело.

— Медведей я вытерпела, сэр, и барсуков, — упиралась миссис Броуд, сложив руки на выходном черном шелковом платье.

— Медведь был очень маленький, — защищался Стивен, — и очень давно.

— А барсуки, несколько здоровенных барсуков во флигеле, — не сдавалась миссис Броуд, — но всё же от черных зубов кровь стынет в жилах!

Но это все-таки доктор Мэтьюрин, и раз миссис Мэтьюрин вполне привыкла к черным зубам в Индии, в конце концов сошлись на нескольких днях испытательного срока. Еще до их завершения жизнь «Грейпс» стала протекать вполне нормально. Ахмед всегда был чистым, трезвым, послушным и обязательным, а когда проходил мимо, то не отпускал злобных комментариев. Киллик же, для контраста, на суше — то еще наказание: всегда шумный, часто пьяный. Когда в конце их пребывания в Лондоне прибыл экипаж, чтобы подвести их с багажом до портсмутского дилижанса, миссис Броуд, Люси и Нэнси пожали мистеру Ахмеду руку, как и мистеру Киллику, пожелали им удачного плавания и счастливого возвращения. Они будут очень рады снова его увидеть.

Джек и Стивен выехали ранее почтовой каретой. Когда они выбрались за город и лошади пошли быстрее, Джек заметил:

— Хотелось бы, чтобы с нами ехал Том Пуллингс. Очень уж он любит ездить четверкой.

— Где он сейчас, как ты думаешь?

— Если ухватили пассаты к северу от экватора, то должны быть в районе мыса Сан-Року. Надеюсь на это. Уверен. Мне ненавистна мысль о том, что «Сюрприз» дрейфует с раскачивающимися мачтами и вылезшей паклей в зоне штиля. — Он пошарил в куче бумаг на сиденье рядом с собой. — Вот мои приказы. От Адмиралтейства, как я рад сообщить. Так что если при каком-то невероятном случае мы захватим приз, то не будет несправедливой адмиральской трети. А вот что утром мне послал Маффит, очень любезно с его стороны. Это выдержки из его корабельных журналов о Южно-Китайском море более чем за двадцать пять лет, карты, заметки о тайфунах, течениях, девиации компаса и муссонах. Крайне ценные, и были бы еще важнее, если бы «индийцы» не держались так близко, как только возможно установленного курса от Кантона до Зондского пролива. Они с трудом могут иначе поступать в море, которое, насколько известно, нигде не глубже сотни саженей, а обычно — мельче пятидесяти. Мелкое, неизученное море. Кругом вулканы, так что мели появляются внезапно и неожиданно. Не океанское плавание, вовсе нет. Как он мне честно признался в Гринвиче, они предпочитают ночью ложиться в дрейф или даже становиться на якорь, что при таких скромных глубинах несложно.

— Крайне разумная предосторожность. Удивляюсь, почему все ей не пользуются.

— Что ж, Стивен, некоторые люди спешат. Военные корабли, например. Толку считать овец, чтобы...

Джек замолчал и нахмурился.

— Когда еще не осень?

— Нет, и не то...

— Когда нет ни клока шерсти?

— Ох, пошло к черту все это литературное жеманничанье. Нет смысла спешить, как мы спешили последние несколько дней, и гнать корабль через полмира так, что только рангоут трещит, если собираешься всю ночь брать рифы на бизани, едва пройдя мыс Ява. Господи, Стивен, как же я вымотался, бегая по Лондону. С этим даже позорный столб или производство в пост-капитаны не сравнится.

Он зевнул, пробормотал что-то о времени и отливе и уснул в своем углу, будто свечу задули — как обычно.

Но еще до того, как карета добралась до Эшгроу, он полностью проснулся и с очевидным удовольствием уставился на свои посадки, гораздо более зеленые, чем он их видел в последний раз, и на довольно чахлые заросли вдоль дороги. Его ждали — стук новых железных ворот слышно очень далеко, так что с еще большим удовольствием он увидел выстроившуюся перед фасадом дома семью. Дети уже приветственно махали руками. Но когда Джек выбрался наружу, то с озабоченностью заметил, что несмотря на радость встречи, Софи выглядит сильно обеспокоенной, ее улыбка — натянутой, а вся она — тревожной. Миссис Уильямс казалась крайне угрюмой. Диана рассказывала Стивену о лошади. Детям, кажется, все равно.

— Ужасная вещь случилась, — поведала Софи, как только они остались наедине. — Твой брат... мой брат, раз он твой, и я его искренне люблю, — взволнованная Софи говорила очень быстро, слова спотыкались друг об друга, — имею в виду, дорогой Филипп, конечно же, он сбежал из школы и объявил, что отправится с тобой в море.