Салют из тринадцати орудий (ЛП) - О'Брайан Патрик. Страница 67

Значительная ноша для одного «эх», но слово выдержало ее без труда. Стивен на самом деле уже заметил угасание восторга в рядах свиты, что-то вроде возвращения к повседневной трезвости, хотя восторг Фокса все еще пребывал на том же высоком и без сомнений очень изматывающем уровне.

— Могу ли я проконсультироваться у вас, доктор, когда у вас будет свободная минута? — тихо поинтересовался Лодер. — Не хотел бы обращаться к молодому человеку с корабля.

— Разумеется. Приходите в лазарет завтра в полдень, — согласился Стивен, и сам отправился к Макмиллану.

Они вместе осмотрели больных (начали проявляться обычные портовые болезни). Потом, когда они за неимением надежного толкового помощника сами накатали пилюли, приготовили  микстуры и растерли ртуть со свиным салом для ртутной мази, Стивен спросил у Макмиллана:

— Не найдется ли среди ваших книг работы Уиллиса «Об умственных расстройствах» или какого-нибудь другого авторитетного издания?

— Нет, сэр, с сожалением вынужден сообщить, что нет. По этой линии у меня есть только выдержки из Каллена, принести?

— Будьте так добры.

Стивен через квартердек вернулся с книгой в свою каюту. На палубе он увидел Фокса, внимательно вглядывающегося с подветренного борта в Натуна, Ложные Натуна.

Все разновидности и степени безумия, передающиеся по наследству или проявляющиеся в людях с ранней юности, находятся вне пределов власти врача. То же касается, по большей части, и всех маниакальных состояний, длящихся больше года, вне зависимости от их источника. Прочтя это, Стивен кивнул и перевернул страницу. Еще одно примечательно обстоятельство — неумеренная радость так же эффективно приводит к расстройству разума, как тревога и горе.

Во время печально известного Года Южных морей [36], когда немало огромных состояний было внезапно получено и столь же внезапно потеряно, заметили, что больше людей теряло рассудок от стремительного потока неожиданного богатства, чем от полного разорения. 

— Это ближе к делу, — заметил Стивен, — но мне бы пример внезапного приступа folie de grandeur [37]. Он пробежался взглядом по рекомендуемым мерам: диета, умеренная, но не до голодания, конечно же, кровопускание, медицинские банки, солевые слабительные, рвотные, уксус с камфарой, смирительная рубашка, вытяжные пластыри на голову, железистые воды, холодное купание — и закрыл книгу. Вместе с ней, отягощенный черепашьим супом, гусем и закусками, он закрыл и глаза.

«Диана» всю ночь то отходила, то с юга подходила к Ложным Натуна, и довольно рано утром капитан Обри приблизился, высокий и мрачный, к койке Стивена.

— Ты проснулся? — мягко поинтересовался он.

— Нет.

— Мы собираемся на берег на новом пинасе. Я подумал, ты захочешь отправиться с нами. Там может быть целая колония неописанных глупышей.

— Вполне возможно... как ты добр... буду через минуту.

Так и вышло. Неумытый, небритый, заправляя на ходу ночную рубашку в бриджи, он на цыпочках прошел по тускло освещенной палубе, которую как раз вытирали насухо после тщательного мытья. Ему помогли спуститься в шлюпку.

— О, так у нее есть мачты! — воскликнул он, усевшись на кормовое сидение. — А я раньше не замечал.

С лиц команды шлюпки исчезло всяческое выражение, они уставились в пустоту.

— Мы их убираем, когда шлюпка поднята, знаешь ли, — объяснил Джек. — Гораздо проще хранить одно в другом. Обернувшись к старшине шлюпки, он спросил: — Как она управляется, Бонден?

— Хорошая, остойчивая, руля слушается очень быстро. Пока что могу сказать — на редкость хорошая работа для деревенской лодки.

Прелестная штука — из узкослойного тика, обшивка вгладь, будто кожа дельфина, но внимание Стивена приковал остров впереди. Черная выщербленная масса скал, каких поискать, разумеется необитаемая, но вовсе не столь пустынная, как он думал. То тут, то там под странными углами росли кокосовые пальмы, а между голых булыжников виднелась любопытная серая растительность. В полдень остров выглядел бы омерзительно, как террикон, но теперь, в идеально чистом воздухе наступающего рассвета, он обладал своей особой красотой — умеренный прибой белел на черном фоне, и все купалось в неописуемо мягком и нежном свете. Более того, такая исключительная масса скал, почти без почвы, пропеченная тропическим солнцем и заливаемая тропическими дождями, наверняка должна была отличаться исключительной флорой и фауной.

— Приготовьте лот, — скомандовал Джек.

Делая промеры по мере того, как они шли вдоль берега к маленькой бухточке, они опустили дрек и подошли к обнаженному отливом берегу. Одна сторона бухты белела намывным коралловым песком, другая — тускло чернела материнской породой. Двое матросов выскочили за борт и установили сходни, Джек и Стивен сошли на берег, а вслед за ним — Сеймур, Рид, Бонден и молодой марсовый Фазакерли. С собой они несли компас, инструменты, бутылку и горшок краски. Пока они шли по сырому песку к линии прилива, за спинами у них восходило солнце. Они обернулись посмотреть: чистое море, ясное небо. Сначала появилась оранжевая дуга в легкой дымке, потом половина диска, на которую все еще можно смотреть прищурившись, а затем — ослепляющая сфера, полностью поднимающаяся над горизонтом и создающая длинные темные тени.

Джек взял пеленги, поглядел некоторое время вглубь острова и потом, кивнув в сторону утеса, заметил:

— Боюсь, краски на нем нет, но это, наверное, самая заметная из всех скал. Не так ли, доктор?

— Конечно, она выделяется среди товарищей. Но почему на ней вообще должна быть краска?

— Есть договоренность, что первый прибывший оставит послание в двадцати двух ярдах к северу от заметной скалы, отмеченной белым.

— Двадцать два ярда, ради всего святого?

— Длина питча в крикете.

Они оставили послание в бутылке, оставили отметину на скале и под парусом вернулись на корабль вместе с коллекцией растений и насекомых. Последняя оказалась бы гораздо больше, если бы капитан в конце концов не закричал: «Пошли, мы упустим отлив. Нельзя терять ни мгновения».

Коллекцию подняли на борт. Кое-что в коробках для таблеток сопровождало Стивена к завтраку.

— Стоило встать до рассвета хотя бы ради вызванного этим отличного аппетита. Но когда к аппетиту добавляются необычные кольчатые черви и некоторые растения... Покончу с кеджери — покажу тебе морского таракана, которого я нашел под упавшей веткой. Они почти наверняка близкие родственники наших мокриц, но с некоторыми крайне необычными адаптациями к местному климату. С каким бы удовольствием их увидел бы Мартин!

— Я надеюсь, что вскоре увидит. Мы на заданной широте, и если будем ходить туда-сюда, то встретим их в любое время. Сегодня направимся на ост, может, ляжем в дрейф на ночь, а завтра на вест, и так всю неделю.

— Вы выходили в море на новом пинасе, как я слышал, — сказал Лодер. Он явился в лазарет в назначенное время, но не хотел описывать свои симптомы. — Как он управляется?

— Как мне кажется, очень хорошо. Вы моряк, сэр?

— Всегда обожал море. В Англии у нас была яхта, а здесь держу небольшой йол, типа вашего, но с обшивкой внахлест. В прошлом году с парой матросов обошел на нем Яву. Он с неполной палубой.

— Прошу, снимайте одежду и ложитесь на кушетку, точнее на накрытый рундук. — Некоторое время спустя, моя руки, Стивен сообщил: — Боюсь, вы были правы в своем предположении, мистер Лодер, но болезнь на ранней стадии. Эта мазь и эти пилюли могут остановить ее за короткое время. Тем не менее, втирать первое и пить второе нужно регулярно — прабангская инфекция особенно заразная. Приходите завтра в это же время, посмотрю, как у вас обстоят дела. Конечно, вам необходимо придерживаться строгой диеты: никакого вина или крепкого спиртного, минимум мяса.

— Разумеется. Искренне благодарю вас, доктор. Я вам очень обязан. — Лодер оделся, положил лекарства в карман и продолжил, — очень обязан, и за лекарства, и за вашу заботу, и за то, что вы не читаете нравоучения. Седина в бороду — бес в ребро, я это прекрасно знаю. Но напоминания об этом неприятны. — Он помолчал и довольно неуклюже продолжил: — Кстати, не могли бы вы сообщить, когда мы вернемся в Батавию? Мне бы хотелось посмотреть, как там растет мой привезенный из Англии латук, и конечно, Фокс безумно спешит.