Азартный мир. Замок (СИ) - Хмурый Дмитрий. Страница 9

— Есть и другие ритуалы, более безопасные для призываемых, некоторые из них даже подготавливают организм к взаимодействию с маной, дабы исключить страдания сразу после перехода. К сожалению, мы подобными ритуалами не владеем. Да и пройдя через это испытание, призываемые зачастую получают некоторые способности, ещё даже ничего не сделав в нашем мире. Сплошные плюсы.

«Плюсы? Если бы я мог сейчас двигаться, я б тебе врезал, ушастый осёл».

Когда я попытался задать вопрос, эльф остановил меня жестом.

— На сегодня хватит. Все наши беседы будут позже. Вижу, что тебе уже гораздо лучше и ты почти пришёл в себя. Я пришлю рабыню, чтобы сменить твою постель, — это старый произнёс, снова с омерзением глядя на мою койку — и помочь вымыться. Сегодня отдыхай.

После этих слов он вышел, а дверь вновь закрыли на ключ.

«Стоп! Э-э-э… Рабыню?»

…

После того, как ушастый покинул комнату, я, как и до его прихода, сидел у окна и дышал благоуханием леса, которое в мою комнату приносил лёгкий прохладный ветерок.

Обнаружилась одна странность — сконцентрировавшись, я стал различать большое количество отдельных запахов в общем букете ароматов. Это было… непривычно, если так можно выразиться.

Как и с запахами, аналогичная ситуация сложилась и со звуками. Вся какофония, доносившаяся снаружи, воспринималась совсем не так, как это было раньше. Каждый звук казался отдельным, но все они сливались в единый фон. Выделять звуки было гораздо сложнее, нежели запахи. Чтобы разобрать какой-то определённый звук в общем шуме, приходилось сильно напрягать и слух, и мозг, отсеивая лишнее.

Так как заняться всё равно было нечем, я придумал себе развлечение — пытался выделить как можно больше отдельных запахов и звуков, а также понять их происхождение. Например, разобрать сколько птичек поют, в каком направлении они находятся, на каком расстоянии. Со временем получалось всё лучше и лучше, хоть и приходилось порядком напрягать мозг, концентрируясь на конкретных вещах.

Проводя свои «испытания», я понял, что остальные органы чувств такими удивительными изменениями не порадовали. Зрение стало гораздо лучше, но это изменение было не совсем понятным. Я не видел, как орёл, на километры, но стал лучше воспринимались очертания предметов и легче определять расстояние до них. Даже в море деревьев, макушки которых были видны из окна, мне удавалось определить примерное расстояние до каждой из них.

А вот осязание, кажется, стало даже хуже, чем было. Но пока ничего утверждать не стоило, потому что мышцы и кожу ещё наполняли отголоски боли, из-за чего все тактильные ощущения воспринимались как-то искажённо.

Примерно через три часа страдания вышеописанной ерундой, в двери щёлкнул замок, и она открылась. В комнату вошли четыре девочки от десяти до двенадцати лет. Они были одеты так же, как и та малышка, которая ранее обтирала меня влажной тряпкой — в мешки с тремя дырками для головы и рук, подвязанных на талии верёвкой. Все девочки были босыми, и на шее каждой из них был аксессуар в виде кожаного ошейника. Глядя на этих четверых, я пытался напрячь память и вспомнить, был ли ошейник на той, первой девочке, которая меня обтирала. Не вышло. Видимо, в том состоянии я не обратил на это никакого внимания.

«Рабыни, значит, да?»

Девочки прикатили огромную деревянную кадку и принесли шесть вёдер горячей воды. Малышки поставили эту посудину прямо посреди комнаты и вылили туда воду из пяти вёдер, а одно оставили в стороне.

Затем две из них подняли мой матрац и унесли из комнаты. Матрац представлял собой большой мешок, набитый чем-то мягким. Он был лёгким и для смены матраца потребовалось два человека не из-за его веса, а из-за объёма. Тащить этот громоздкий мешок этим малышкам по одной было бы неудобно.

Оставшиеся две девочки помогли мне залезть в «ванную», после чего одна из них сняла со своего пояса маленький тканевый мешочек и, не развязывая, опустила его в воду, начав взбалтывать. Из мешочка стала выступать мыльная пена с приятным травяным ароматом.

Пытаться помыться самостоятельно даже в голову не приходило. Тело ещё болело, и любые движения вызывали сильный дискомфорт, поэтому я решил просто лечь и расслабиться.

Одна из двух оставшихся в комнате девочек начала меня мыть, а вторая собрала пять пустых вёдер и удалилась. Через несколько минут вернулись те, что унесли мой матрац. Они притащили такой же объёмный мешок, только этот был новым и не пропитан потом, кровью и ещё чёрт знает чем, что там из меня лезло, пока я был в бессознательном состоянии. Взгромоздив матрац на место, рабыни его встряхнули и расправили.

После этих нехитрых процедур одна девочка ушла, а вторая, взяв оставленное в стороне ведро с водой, начала делать уборку. Протерев мокрой тряпкой стол, табурет и края кровати, девочка стала мыть пол.

«Видимо, старому хрычу находиться здесь было очень противно, раз он генеральную уборку заказал. Хотя, это к лучшему, самого тошнит от этой вони».

Мыли меня минут пятнадцать. Столько же длилась и уборка.

Закончив с делами, рабыни помогли мне выбраться из кадки и одеться. Было неловко и даже стыдно принимать помощь от детей, но в текущем плачевном состоянии самостоятельно я бы долго справлялся.

Среди принесённой девочками одежды были свободные штаны из тонкой мягкой тёмно-коричневой кожи. Такие, наверное, и в нашем мире пользовались бы популярностью, так как оказались действительно удобными. У меня дома были кожаные штаны в комплекте мотоэкипировки, но эти оказались значительно удобнее, если не брать в расчёт отсутствие карманов. Там же обнаружился тонкий кожаный ремешок, чтобы подвязать штаны, невысокие сапоги из мягкой кожи и рубаха из грубой светло-серой ткани. Надев рубаху, я сделал неприятное открытие — от этого материала всё моё тело сильно чесалось. К сожалению, других вариантов не было, а ходить с голым торсом не хотелось, поэтому пришлось пользоваться тем, что принесли.

Трусов не дали. Или подобное здесь не принято носить вообще, или я их ещё не заслужил.

После одевания доковылял до кровати уже своими силами и с облегчением уселся.

В связи с окружающим антуражем, я думал, что в местных матрацах будет сено, но наполнитель оказался на удивление мягким и воздушным. Возможно, в качестве наполнителя использовался пух, но развязывать мешок и заглядывать в него я не стал, хоть и терзало любопытство.

Сидя на кровати, наблюдал за дальнейшими действиями рабынь. Первой мыслью было, что девочки позовут кого-то на помощь, так как утащить такую здоровую кадку с водой у них физически не получится, но ошибся.

Они стали вычерпывать содержимое кадки ведром и выливать воду у стены на противоположной стороне от кровати. Посмотрев внимательнее, я понял, что там в полу есть неглубокий десятисантиметровый жёлоб, а в нижнем углу стены, на которой располагалось окно, не было одного кирпичика, вернее, камня. Вода, вылитая в жёлоб, просто вытекала наружу.

«Хм, продуманно».

После всех манипуляций девочки вдвоём наклонили кадку, вылили остатки воды в местную «канализацию» и покатили уже пустую ёмкость из камеры.

Встав с кровати, я попытался выйти вслед за рабынями. Боль в теле опустилась до терпимого уровня, поэтому стоило пройтись и осмотреться.

— Вам нельзя наружу. — одна из девочек повернулась ко мне и перегородила дверной проём, выставив свою тонкую ручку и дав понять, что выходить из камеры мне запретили. А то, что это именно камера, я даже не сомневался, глядя на металлическую решётку в окне.

Потом она указала пальцем на пустое ведро в углу, оставшееся после уборки, и произнесла:

— Ночной горшок.

Спорить не стал. Лишь проследил взглядом, как передо мной закрыли дверь.

«Ну всё. Я вновь заперт в своей одиночке…»

Так как заняться было всё равно нечем, прямо в одежде улёгся на кровать и уставился в потолок.

«Хм, а матрац действительно довольно мягкий и упругий».

Крутя головой, ещё раз осматривая комнату, мой взгляд остановился на ведре.