Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 10

Он пожал плечами и посмотрел сквозь напиток на солнце, что пронизывало золотыми нитями ажурную листву тамаринда.

— Из Флёр? Идеальная жена? — светлые брови Ренье снова взметнулись вверх. — Вот уж не думал, что у тебя есть к ней какие-то чувства!

— Да нет у меня к ней никаких чувств. Как и у неё ко мне. Но это и хорошо для нас обоих. Собственно, это мне и нужно. Я не хочу никаких чувств, Рене. Больше не хочу, — он сделал большой глоток и, поставив стакан, тоже взял сигару. — Любовь всегда заканчивается болью. А я не хочу больше боли.

— Мне жаль… То, что случилось с твоей семьёй…

— Не стоит об этом, — оборвал его Эдгар.

— Ты разве не хочешь снова попытаться обрести счастье? Найти хорошую девушку, — спросил осторожно мсье Орбье. — Говорят — время лечит.

— Рене, я понимаю — ты счастлив и всех хочешь сделать счастливыми, но… — Эдгар сделал паузу, задумчиво затянулся, глядя, как дым путается в длинных нитях ведьминых волос, свисающих с ветвей дуба над ними, а потом добавил: — Ты ведь знаешь, что наша семья проклята? Такое время не лечит…

— Эдгар! — фыркнул Рене. — Ну ты вроде образованный человек! Ты учился в Старом Свете! Ты инженер, в конце концов! Неужели ты веришь в проклятья, глаза на стене, петушиную кровь и всех этих плетёных кукол из волос, которых боятся ньоры?

— Когда-то и я рассуждал вот так же, — негромко ответил Эдгар. — А теперь понимаю, что даже бегство на север из этих болот не спасло меня от семейного проклятья. Ты ведь знаешь, что произошло с каждым в нашей семье? Сначала мой дед Гаспар, после — дядя Венсан, потом отец… и моя семья… Посмотри на нас: мой дед прострелил себе голову, Венсан помешался, Шарль почти спился, мой отец тоже, и утонул прямо на берегу, будучи пьян, а мои кузены… ну, они, по-моему, уже родились такими. От Шарля сбежала жена. И только моей матери почему-то нравится здесь жить…

Он замолчал и развел руками.

— Сказать по правде, твой дядя Венсан пил столько рома и с утра до вечера нюхал «чёрную пыль» — да от этого не мудрено сбрендить! К чему вся эта болтовня про проклятья? — Рене чуть улыбнулся, от чего его веснушчатое лицо приобрело заговорщицкий вид. — Твой дед только и делал, что сидел в засаде на болотах да следил за Бернарами, мечтая подстрелить старого пирата Анри. Он ненавидел соседей — и это его погубило. Твои кузены таскались за дедом в детстве и не научились ничему другому, кроме как стрелять и жевать табак, но при чём тут проклятья?

— К тому, что я тоже её видел… Прямо здесь, в своей спальне…

— И кого же ты видел? — осторожно спросил Рене.

Эдгар посмотрел на друга, но в голубых глазах мсье Орбье было столько скепсиса, что он лишь отмахнулся.

— Ладно. Забудь.

— Допустим, не всё у вас с делами сейчас гладко, но жениться на Флёр… Пфф! — Рене покачал головой.

— К слову о Флёр Лаваль, — спокойно ответил Эдгар, — знаешь, жена, занятая нарядами и приёмами, которая живёт в Альбервилле, пока её муж торчит на плантации, меня более чем устроит. Я буду счастлив здесь, она — там. Ей нужен муж, который будет смотреть сквозь пальцы на её светскую жизнь, мне нужна жена, которой будет наплевать на то, что она мне не интересна и не дорога. Мы идеально подходим друг другу. К тому же она богата, а мне не помешают несколько тысяч экю, чтобы разобраться с делами. Ты прав — у нас не всё гладко. Моя матушка и дядя умудрились довести «Жемчужину» до банкротства, да ещё и набрать обязательств, по которым теперь расплачиваться придётся мне. И, честно говоря, я даже не знаю с чего начать. Я здесь всего полтора месяца, но уже успел по уши увязнуть в долговых расписках моей матери — в мире нет более бестолкового человека в финансовых вопросах, чем Эветт Дюран! Брать в банке под такие проценты! — он усмехнулся и ещё отхлебнул из стакана. — По правде сказать, из меня никудышный плантатор, Рене. Но мать словно помешалась — хочет, чтобы я остался здесь, женился и осел на этих болотах!

— А ты чего хочешь? — Рене поставил стакан.

— Больше всего я хочу сбежать отсюда. Но я не могу оставить её с этими долгами и моими безумными дядями. С другой стороны, а куда мне бежать? Я всё потерял. Да и от себя убежать ещё никому не удавалось, — он хлопнул рукой по подлокотнику плетёного кресла, — ладно, хватит хандры. Знаешь, я хотел попросить тебя вот о чём…

Эдгар замолчал. Курил и смотрел с прищуром на разливы Арбонны, и его тёмные глаза казались почти чёрными. И Рене заметил, что на лбу у его друга детства пролегли две едва заметные морщины. Лицо у Эдгара вообще всегда казалось серьёзным. Эмоции на нём проскальзывали редко. Улыбался он тоже не часто, да и с другими откровенен почти не бывал, так что сегодняшний разговор сильно удивил Рене.

Кто не знал Эдгара близко, подумал бы, что он человек немногословный, суровый и жёсткий. Даже внешне он казался таким. Чёрные волосы коротко острижены и зачесаны назад по северной моде. Кожа пока что светлая, ещё не схвачена намертво коричневым южным загаром, а на контрасте с ней — чёрные брови и глубоко посаженные глаза, тёмные, как тростниковая меласса*. И взгляд у него пристальный, жгучий, из тех, что смотрят прямо в душу и видят в человеке всё без прикрас — полная противоположность самому Рене, который в людях видит только хорошее. Даже на вид Эдгар казался чуть старше своих тридцати лет, а вот Рене, наоборот, младше.

*меласса — чёрная патока, продукт сахарного производства, сиропообразная жидкость тёмно-шоколадного цвета.

— Так о чём ты хотел попросить? — спросил Рене, прерывая затянувшуюся паузу.

Эдгар посмотрел на него рассеянно, словно не знал, как лучше выразить свою мысль, и, отставив стакан, наконец, произнёс:

— Знаешь… Мне нужно купить рабов. Обязательства перед сахарной компанией надо как-то выполнять. А тут вообще никого не осталось, не знаю, куда их подевали мои безумные родственники. Может, разбежались, может, Том куда-то их умыкнул — надо ещё разобраться. Но вот… сама мысль об этом занятии меня угнетает.

Эдгар развел руками и продолжил, будто извиняясь:

— Покупать людей… Я ведь давно здесь не жил, я вырос на севере, не знаю даже, как к этому подступиться. Одно дело — нанимать рабочих, а другое дело — покупать их, как скот. И я хотел попросить у тебя совета…

— Мой бог! Да что может быть проще? — воскликнул Рене, вставая. — Тоже мне, проблема! Ну ты ставил деньги на скачки? Или был на кулачных боях? Принцип тот же. Смотришь на зубы, на руки-ноги, платишь — да и всё.

— Рене, скачки и рабы — не одно и то же. Я бы и в страшном сне не представил, что мне придётся платить за человека на рынке, да ещё и в зубы ему заглядывать, как лошади. Да только деваться некуда, — он затушил недокуренную сигару, с усилием раздавив её в глиняном черепке.

— Тогда возьми с собой дядю Шарля, он хоть и редко бывает трезв, но уж в рабах прекрасно разбирается.

Эдгар посмотрел на друга исподлобья.

— Ну, хорошо, — Рене тоже затушил сигару. — Я как раз собирался в город. А знаешь, я даже рад этому — поедем вместе. Остановитесь с дядей у меня. Будет карнавал и последний бал сезона, заглянем в Южный квартал — на бал квартеронок, — Рене подмигнул, — тебе нужно развеяться. Ты мрачен, как на поминках. Тебе стоит найти себе какую-нибудь пассию — хорошенькую квартероночку, и забыться в жарких объятиях. А то твои разговоры о Флёр как идеальной жене и о проклятье начинают меня пугать. Того и гляди, начнёшь рисовать веве* из кукурузной муки да синие глаза под окнами, как твой дядя Венсан, — Рене похлопал Эдгара по плечу. — Едем в Альбервилль! Я научу тебя развлекаться.

*веве — религиозный символ (рисунок), обычно используемый в вуду для вызова духов.

— Развлекаться? И это говорит мне счастливо женатый человек? — Эдгар скупо улыбнулся.

— Я же не сказал, что буду развлекаться сам. Я сказал, что научу тебя, — усмехнулся Рене.

Эдгар проводил друга и долго смотрел, как тот удаляется по аллее, обсаженной полувековыми дубами.