Чёрная жемчужина Аира (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 53

Как бы абсурдно ни звучала эта теория — она всё объясняла.

А значит, всё это ложь? Его чувства — не настоящие?

Он поймал на себе жгучий взгляд Флёр и понял, что в медленном вальсе они уже движутся, не соблюдая фигуры танца, почти как сомнамбулы, слишком близко друг к другу, опустив головы, будто прислушиваясь к стуку собственных сердец. И что он уже давно прижимает руку Летиции к своей груди, и она её не убирает, а сумерки и то, что все вокруг пьяны, заставляет думать, что они одни посреди этой эспланады. Музыка стихла, и они остановились.

— Что вы делали на том кладбище, Летиция? — спросил Эдгар внезапно, удерживая её руку и глядя прямо в глаза.

— Что? — спросила она растерянно.

— Кем вам приходится Мария Лафайетт? Хозяйка лавки на рю Верте? Что она просила вас сделать? И зачем?

Глаза Летиции вспыхнули золотыми искрами.

— Вы, вообще, о чём? Какая ещё Мария Лафайетт? Я понятия не имею, о чём вы! — воскликнула она, выдергивая руку из его ладони и отстраняясь.

— Та женщина, с которой вы были вместе на кладбище! Кто она вам? — настойчиво спрашивал Эдгар.

— Вы опять за своё! Я понятия не имею, кто она! И вы, вообще-то, обещали всё забыть! Так-то вы держите слово, мсье Дюран!

— Я обещал, но я… не могу! Не раньше, чем вы скажете мне правду. Всё это колдовство — для чего оно?

— Я не понимаю вас! Я не знаю, о чём вы вообще говорите! — воскликнула Летиция.

— А я думаю, знаете, — произнёс Эдгар тише, и глядя ей прямо в глаза, добавил: — Я вижу вас в своих кошмарах, Летиция! Вы приходите ко мне по ночам. И вы хотите моей смерти. Я только не знаю зачем. Так зачем? Зачем, Летиция? — он шагнул ей навстречу.

Его голос звучал горячо, и взгляд обжигал, и её ответ ему нужен был прямо сейчас.

Он видел, как она испугалась, замерла, а затем всплеснула руками и воскликнула:

— Зачем вы мучаете меня? Да вы просто… невыносимы! — и показалось даже, что в глазах у неё блеснули слёзы. — Никогда больше не приближайтесь ко мне! Никогда, слышите? Никогда!

Летиция развернулась и бросилась прочь.

А Эдгар стоял, понимая, что совершил ещё большую глупость, снова её напугав, и что не нужно было всего этого говорить, но что поделать, если рядом с ней он терял всякий рассудок.

Проклятье!

Он быстрыми шагами пересек эспланаду и поднялся по лестнице. Бернары уже разошлись, но дядя Шарль всё ещё стоял с кузенами у стола, кляня на чём свет стоит тех, с кем только что пил мировую.

— А-а-а, вот и племяш, голубь мира, мать его! — произнёс он, махнув рукой. — Ну что, ты всё ещё хочешь дружить с этими сучатами? Они только что в выпивку тебе не плюнули, столько в них было спеси! Ты даже не достоин того, чтобы танцевать с их мазелькой!

— Налей мне выпить, — буркнул Эдгар, раздираемый противоречивыми чувствами, почти не слушая дядю.

— А чего бы нам не выпить расчудесный подарок твоих новых друзей, а? — дядя Шарль схватил бутылку бурбона, подаренную Готье Бернаром и быстро её откупорил. — Я бы, конечно, предпочёл разбить её об голову этого напомаженного хлыща Филиппа, но и запить эту поганую встречу — тоже сгодится.

Он плеснул в бокалы себе, Эдгару и Грегуару с Марселем, которые в знак одобрения прошлись ругательствами по всем Бернарам поимённо.

— Ну, за то, чтобы надрать зад этому адвокатишке с его выводком! — рявкнул Шарль, и бокалы звякнули друг об друга.

Бурбон приятно обжёг горло, прокатился тёплой волной по венам, ударил в лицо жаром, и даже мысли как будто прояснились.

— А хорош, чертяка! — одобрительно крякнул дядя Шарль, проведя рукой по усам и сжимая руку в кулак.

Эдгар прислонился к колонне, глядя как девушки с эспланады стайкой упорхнули на второй этаж, готовиться к аукциону масок. И почему-то внезапно подумалось — да плевать! Пусть даже эти чувства ненастоящие, но он впервые за последние годы ощутил себя живым и почти счастливым. А значит, за них стоит побороться.

Дядя Шарль заботливо подлил ему ещё бурбона, и с каждым глотком Эдгар ощущал, как уходят сомнения, сожаление и боль. А взамен приходят совсем другие чувства. И осознание того, что вот пять минут назад он совершил глупую ошибку, свернув не на ту дорогу на развилке жизни, заставило оттолкнуться от колонны, поставить стакан и усмехнуться.

Голова стала как никогда ясной.

Так вот значит, каково это проклятье изнутри... Вот значит, что они все чувствовали…

Теперь понятно, почему дядя Венсан нюхал «чёрную пыль», чтобы забыться, почему его отец пил беспробудно, и почему дед Гаспар пустил себе пулю в лоб…

Желание быть с ней и невозможность этого. Эта жажда и тоска, которые нельзя утолить ничем. У каждого из них был свой личный ад.

Плевать на плантацию, на этот брак, на Флёр, на долги, на судебную тяжбу с Бернарами и колдовство… Она нужна ему. Нужна. Очень нужна! Почти, как воздух. И он должен ей это сказать.

А если взамен она заберёт его жизнь — так пусть забирает!

— Хм, а я не прочь поплясать, — дядя Шарль стукнул по столу пустым стаканом, — чего бы и мне не пригласить бернарову племянницу?

— Да и дочка его тоже ничего, — хлопнул отца по плечу Марсель.

Но Эдгар их не слушал, он направился к эспланаде, туда, где уже собрались желающие посмотреть на аукцион цветочных масок.

Глава 18. Предложение три

Летицию била дрожь. Ледяными пальцами она теребила ленту пояса, а в голове царил полный сумбур. И если бы только можно было сбежать отсюда, она бы так и сделала. Но сбежать было нельзя, да и некуда.

Единственное, что сейчас она могла сделать — избавиться от навязчивых ухаживаний Филиппа, который, едва она ускользнула от Эдгара Дюрана, появился, будто из ниоткуда, и крепко взял её за руку.

— Милая кузина, тебе не кажется, что ты обделяешь меня вниманием? — спросил он голосом, не сулившим ничего хорошего. — Мне показалось или ты рада была видеть этого наглеца? Жаль, я не пристрелил его у той лавки!

— Это была всего лишь дань вежливости, не я же устроила это примирение врагов! И вообще, я так устала, — ответила Летиция, дрожащими руками расправляя веер, — мне нужно присесть.

Они направились к краю эспланады, где повсюду стояли столики с вином и фруктами, и слуга в белом тюрбане появился, словно тень, и, наполнив для них хрустальные бокалы, тут же растворился в сумерках вечера.

Летиция нерешительно повертела бокал в руках и, беспомощно глядя на кузена, произнесла:

— Я бы выпила воды.

Но как только Филипп отошёл в поисках слуги, она достала завернутую в салфетку склянку с сонными каплями, открыла дрожащими руками, расплескав едва ли не половину, и вылила оставшееся в бокал. Это, конечно, больше упомянутых Жюстиной пяти капель, но ей некогда было считать. Теперь нужно предложить кузену выпить вместе с ней по какому-нибудь надуманному поводу, и она очень надеялась, что Жюстина не соврала насчёт пяти лошадей и кучера, которых свалит эта настойка. Летиция взяла в руки бокалы, сделала глубокий вдох и мысленно хотела попросить Святую Сесиль помочь ей хоть немного, но молитве помешали чьи-то цепкие пальцы, впившиеся в её локоть.

— Если ты, черномазая дрянь, снова вздумаешь танцевать с моим женихом — я выцарапаю тебе глаза и скормлю их аллигаторам, — раздался над ухом зловещий шёпот. — Или ты думаешь, я не видела, как ты на него смотришь? И как прижимаешься к нему во время танца? Не приближайся к нему даже на три шага, если хочешь жить, ты поняла меня?

Цепкая хватка ослабла, и, отпустив её локоть, на котором теперь точно останутся синяки, перед Летицией из сумрака возникла Флёр Лаваль. Она улыбнулась милейшей улыбкой ангела и как ни в чём не бывало проворковала:

— Дорогая, я решила, что нам стоит узнать друг друга получше. Всё-таки мы теперь соседи, и, я думаю, будем общаться чаще. И я не хочу, чтобы между нами осталось какое-то… недопонимание.

От неожиданности этого выпада Летиция просто опешила. Сегодняшний вечер определённо не исчерпал ещё все свои сюрпризы. Её первой мыслью было возмутиться и высказать этому «белокурому ангелу» всё, что она думает о ней, о её женихе, Альбервилле и местных нравах. Но затем её захлестнула такая волна злости, какой Летиция сама от себя не ожидала. Она смотрела на безупречное лицо невесты Эдгара Дюрана и всё, чего ей хотелось сейчас, это плеснуть в него вина из бокала, ну или хотя бы опрокинуть ей на платье вазочку с фруктовым желе. За те слова, что она произнесла, за «черномазую дрянь», но больше всего за то, что это именно она невеста Эдгара Дюрана.