Огненная кровь. Том 2 (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 18
— Разбитое сердце? — спросила осторожно.
— Хоть бы и так, какая разница?
— Здесь лечат разбитые сердца, мальчик мой, ты же знаешь, — она повела рукой в сторону девушек, — выбери ту, что похожа на неё, отведи наверх и представь, что это она.
Альберт усмехнулся и выпил вино до дна.
— Если бы это меня вылечило, Вэйри, я бы жить поселился в твоём борделе. Но, боюсь, от моей болезни нет лекарства.
Мистресса махнула девушкам рукой, и они отвернулись, расселись на диванах в другом конце зала, а одна из них заиграла на клавесине грустную мелодию.
— Я бы хотела увидеть её, — произнесла Вэйри спустя некоторое время, — наверное, это необыкновенная женщина, раз она заставила тебя так страдать.
— Да. Необыкновенная. И, похоже, Боги решили, что я недостоин такой женщины.
— Ты достоин самой лучшей женщины, Берти.
— Почему ты так думаешь?
— У тебя доброе сердце.
— Доброе сердце? У меня? — он снова усмехнулся и посмотрел в тёмные глаза мистрессы. — С чего ты это взяла?
— Уж я повидала мужчин, поверь, знаю, что говорю, — она чуть улыбнулась, — ты никогда ни разу не ударил и не обидел ни одну из моих девочек. Ты не бывал груб, не кричал и часто платил просто так, за веселье, и только потому, что тебе нравилась их радость. А кто, скажи, думает о том, чтобы радовать таких, как мы? Мужчины приходят сюда, чтобы покупать тела, они не видят в нас людей, они хотят лишь одного — выпускать на волю своих демонов. А ты ищешь любовь и приходишь сюда покупать именно её. Только бордель не то место, где её можно найти. Я умею читать в душах, Берти.
— Дуарх бы тебя побрал, Вэйри! — усмехнулся Альберт, подвигая ей кубок и наливая до краёв. — И что же ты прочла в моей?
— Ты хочешь любви, — ответила она, чуть пригубив вино, — хочешь, чтобы тебя любили, я вижу эту жажду. И вижу также, что мои девочки не могут дать тебе такой любви, какую ты ищешь. Но ты красив и молод, у тебя есть деньги, ты можешь стать самим верховным джартом и ты из Дома Драго. Я знаю, что в Эддаре многие женщины мечтали бы заманить тебя в свою постель и одарить любовью. Так в чём дело? Почему ты ещё здесь? Чего именно ты хочешь, Берти?
Он сжал руку в кулак, глядя, как на костяшках от натяжения трескаются едва затянувшиеся раны и выступают капли крови…
— Я хочу, чтобы меня любили просто так, таким, какой я есть, — ответил он тихо, — не за что-то… Не за деньги, не за то, что я из дома Драго… Не за то, что я могу стать верховным джартом… Чтобы… она любила меня… просто любила…
— Все хотят такой любви. Начиная с того дня, когда мать впервые берёт ребёнка на руки, всё, что ему нужно — её любовь. Именно такая, не за что-то… просто потому, что он есть. И до последнего дня это единственное, что нужно нашей душе — иначе она пуста, — произнесла Вэйри грустно.
Альберт выдернул кинжал и положил его на край стола.
— У меня не было матери, и я такой любви не знал… Отец меня ненавидел… Да все ненавидели. Была няня очень давно… только она, пожалуй, и любила меня, но отец услал её, сказав, что бастардам нужно заботиться о себе самим. Во всём мире есть только один человек, которому на меня не наплевать, — произнёс он с иронией.
— Ну, хоть один-то есть.
Альберт посмотрел на мистрессу.
— Печально, что этот человек — я. Хотя, может, вот ещё Цинта беспокоится за меня — уж не знаю, что он во мне нашёл. И ты права насчёт пустоты в душе… Я хочу заполнить эту пустоту, и я нашёл ту, кто может это сделать, — в глазах Альберта вдруг появилось сияние, серое облако тумана растворило стальной блеск и замерцало мягким светом, — и я бы отдал ей всё — всю свою душу, всего себя, до капли… без остатка… Но ей это не нужно… она не хочет меня… Она ранила меня стрелой, Вэйри, вот сюда, в шею — жаль, что она не убила меня прямо там!
Он выпил вино залпом и стукнул кубком по столу.
— Она любит другого?
— Я… не знаю. И лучше бы и не знать. Потому что так есть хоть крошечная, но надежда. Но каждый раз, когда я рядом с ней, я всё разрушаю, я не владею собой, я пытаюсь вырвать из неё признание, и от этого только хуже. Теперь она меня избегает. И эта страсть — она меня пожирает изнутри, потому что я никак не могу получить то, чего хочу.
— А чего именно ты хочешь, Берти? Чтобы она любила тебя так же страстно, как ты её? Что ты хочешь, чтобы она сделала? — Вэйри спросила тихо и придвинулась чуть ближе.
— Всё, чего я хочу, чтобы она просто сказала «да». Что она просто любит меня, неважно как, пусть не так сильно, как я — кто-то всегда любит меньше. Я согласен и на это. Согласен ждать, сколько нужно, если бы она только дала мне надежду! — ответил он горько.
— А ты говорил ей это? То, что сейчас говоришь мне?
— Нет. Она и слушать меня не станет. Она меня боится.
— Потому что ты требуешь от неё признания?
— Да… наверное.
— Ну так перестань требовать, Берти! Как мать любит своего ребёнка? Она отдаёт, ничего не прося взамен, она просто хочет, чтобы он был счастлив. И ты попробуй просто отдавать. Возьми всю свою страсть и преврати в любовь, и отдавай без остатка как ты и сказал. И поверь, если в ней есть к тебе чувства, она не устоит. Ни одна женщина не устоит.
Он посмотрел на Вэйри внимательно, чёрные глаза мистрессы лучились пониманием, она накрыла его руку своей ладонью и добавила тише:
— Будь с ней рядом, согрей её своей любовью. Погаси этот пожар, ведь никто не хочет сгореть заживо, а вместо этого подари ей тепло — свою заботу и внимание. Пусть она увидит твою душу, и как птица, которая видит уютное гнездо, однажды она захочет в нём поселиться.
— Ты удивительная женщина, Вэйри, — он похлопал её по руке, — и очень чуткая. Но дело в том, что твой совет мне не подходит. Она — невеста моего брата. И я не могу быть рядом и заботиться о ней так, чтобы не скомпрометировать её. Потому что… у меня же всё на лбу написано! И я думал… надеялся, что если она испытывает такие же чувства, то её страсть могла бы разорвать эту помолвку, но её ум и воля сильнее её чувств, а мне нечего им противопоставить. Нет ничего хуже волевых и умных женщин! — усмехнулся он, наливая ещё вина. — Она избегает меня и прячется очень старательно. Она даже в глаза мне не смотрит!
— Ты ещё так юн, Берти, — усмехнулась Вэйри и дотронулась до его плеча, — я дам тебе другой совет. Прислушайся к нему, если хочешь быть счастлив. Если бы её воля была крепка, а чувства поверхностны, не стала бы она тебя избегать. Она бы тебя дразнила, намекала и отталкивала, но не подпускала бы слишком близко, она всегда держала бы тебя рядом, ведь это удобно — иметь в запасе такого пылкого поклонника. А если она тебя избегает, если не смотрит в глаза, не делает намёков, поверь, она прячется от тебя именно потому, что боится не совладать со своими чувствами, потому что не доверяет своей воле и уму, и ты будешь просто дураком, если отступишься прямо сейчас!
Альберт покачал головой и ответил:
— Нет, Вэйри, я не могу быть послушным и ходить за ней тенью. Рядом с ней я не владею собой. Наверное, Цинта прав, я случайно могу просто сломать её, как тот цветок, потому что во мне сейчас слишком много ярости… И мне лучше держаться подальше от неё. Я поклялся её забыть, и я забуду. Я буду пить и драться до тех пор, пока что-то из этого мне не поможет и не вылечит от этой болезни. Или не убьёт меня окончательно. Так что поставь тут ширму, завтра я снова приду сюда ночевать. И, кстати, раз уж ты сегодня решила составить мне компанию, давай поговорим лучше о тебе. Всегда хотел спросить — почему ты стала мистрессой?
— Не думаю, Берти, что сейчас тебе нужно знать мою историю, к тому же, — Вэйри кивнула на дверь, — к тебе пришли.
Цинта осторожно пробирался вдоль стены, бросая косые взгляды на девушек в красных корсажах и сетчатых чулках. Одна из них направилась к нему, но Цинта быстро преодолел расстояние до Альберта и подсел к нему с другой стороны.
— Я же сказал тебе не приходить, какого гнуса ты здесь забыл? — спросил Альберт, подвигая ему кубок и наливая вина. — Или ты пришёл к ним?