Шестой (ЛП) - Линн К. И.. Страница 17

— Тебе стоит быть благодарной мне за каждый свой вдох. Кстати, ты что, серьезно считаешь, что сможешь вернуться к своей прежней жизни?

Я пожимаю плечами.

— Нет, но любая жизнь лучше смерти.

Эта фраза привлекает его внимание, и он разворачивается ко мне.

— Уверена в этом?

Я вскакиваю на колени.

— Ты всерьез приглашаешь меня устроить философскую дискуссию на эту тему?

Шестой прищуривается, от чего по спине у меня проходит дрожь. Всякий раз, когда он вот так смотрит на меня, я гадаю, не зашла ли я слишком далеко. Постоянно выводя его из себя, пытаясь раздразнить его. Раздувая его ярость, подкармливая его гнев и все это ради беседы, которая помогла бы скрасить мою скуку.

— Я помогу тебе заткнуться, если ты не сделаешь этого сама.

— Снова заклеишь мне рот изолентой? — самодовольно ухмыляюсь я ему.

Вызов.

Подстрекание.

Который, уверена, он примет.

Шестой вскакивает и рывком бросается ко мне, зажимает мои волосы в кулаке и оттягивает мою голову назад, заставляя смотреть на него.

— Ты отлично знаешь, как... засуну тебе в глотку свой член, — его глаза темнеют, после того, как он проводит большим пальцем по моей нижней губе, и он облизывает свои. — Собственно говоря, это не такая уж плохая идея.

Его губы обрушиваются на мои, вынуждая меня открыть рот и впустить его язык внутрь. Я выгибаюсь, чтобы быть ближе к нему, зажимаю воротник его рубашки в руке, притягивая его ближе к себе.

И его реакция оказывается именно такой, на какую я рассчитывала. Пожалуй, я все же достигла того уровня ментального надлома, когда смирилась со своим положением.

Не то, что бы это играло какую-то роль. Как бы я не ненавидела его за то, что он уничтожил мою жизнь, я ничего не могу поделать с моим к нему влечением. Что бы он не делал, кажется, ничто не способно стереть образ человека, которого я встретила тогда в баре, или то, как чертовски волшебно он ощущался во мне.

Мне хочется получить удовольствие, хочу, чтобы оно составило мне копанию, пока я жду смертного часа, и мое тело охотно принимает это удовольствие, каким бы образом Шестой не был готов дать мне его.

Шестой отстраняется, превратив меня в задыхающееся раскрасневшееся существо с отяжелевшими веками. Его губы изгибаются, а затем его хватка в моих волосах усиливается, вынуждая меня запрокинуть голову еще сильнее и изогнуться над кроватью.

— Ауч! — шиплю я и отклоняюсь назад.

От боли все мысли из головы на какое-то время улетучиваются. Когда мне наконец-то удается открыть глаза, первое, что я вижу, это его член. Он шлепает его головкой по моим губам, затем проводит им по моей щеке. Шелковистая горячая кожа его члена не менее соблазнительна, чем его идеальное тело.

— Открывай рот.

От его командного тона моя киска сжимается. Не успеваю я приоткрыть губы, как он вжимает мою голову в подушку и заталкивает член мне в рот, вынуждая меня поперхнуться. Он входит и выходит, не обращая на меня никакого внимания.

В его действиях нет ни капли нежности.

— Ты никто, просто куча мусора, которой ты станешь, когда мне от тебя не будет никакой пользы, — говорит он, пока насилует мой рот, двигаясь жестче с каждой секундой. — Возьми мой член, — его рука грубо сжимает мой затылок, бедра толкаются вперед, проталкивая член глубже мне в горло.

Я продолжаю давиться, в глазах закипают слезы. Все мои попытки протиснуться между его ног ничего не дают, и легкие начинают гореть огнем.

Еще несколько толчков, и он оставляет мой рот в покое, позволяя мне сделать вдох, а затем снова прижимает головку члена к моим губам.

— У тебя щеки покраснели. Ты мокрая?

— Мне нечем дышать, говнюк, — мой голос звучит хрипло.

Снова дернув меня за волосы, он ставит меня на колени и наклоняется к моему уху.

— Все люди — животные, — я распахиваю глаза, когда его рука начинает двигаться по моему животу и накрывает ладонью мою киску. — Я чувствую запах твоего возбуждения, оно такое густое, что я бы, наверное, мог выпить его, — Шестой наклоняется и кусает меня за сосок прямо через рубашку.

Я вскрикиваю и отвожу от него взгляд, стараясь сдержать слезы и стыд. Когда он пальцами отводит ткань в сторону и скользит по клитору, я подпрыгиваю, и с моих губ срывается дрожащий стон.

Шестой вводит в меня два пальца, и я кричу, пытаясь дотянуться до его руки. Мои бедра приподнимаются, пытаясь объездить его пальцы.

Внутренняя часть бедер дрожит, когда я утыкаюсь головой в его плечо, все мышцы напрягаются.

А затем он оставляет меня. Ухмыльнувшись, застегивает молнию джинсов и возвращается за стол к своему ноутбуку.

Динамщик.

Спустя несколько раз, когда он возбудил меня, а потом резко остановился, я понимаю, что все завязано на контроле. Я постоянно возбуждена, а значит, продолжаю хотеть его, хотя это обычное сексуальное желание.

***

На следующий день Шестой раскладывает свой арсенал оружия на маленьком деревянном столике с щербатыми углами. Некоторые предметы мне знакомы, включая, очевидно, его любимый вид — собственно у него их аж три штуки — различные ножи, винтовки, глушители и, клянусь, что там есть даже нож для рубки льда. И все это хранится в одной из его многочисленных сумок.

— Как можно стать... таким как ты? — интересуюсь я, с час пронаблюдав за ним.

Он бросает на меня взгляд и откидывается на спинку стула, словно впервые вспомнил о моем существовании после того, как вернулся с завтраком два часа тому назад.

— Киллером?

Я закатываю глаза.

— Да, полагаю да. Я просто пытаюсь понять, как так вышло, что ты выбрал эту... профессию? Я имею в виду, ты зарабатываешь на жизнь убийством людей?

На его губах появляется слабая ухмылка, после чего он снова возвращается в исходное положение и продолжает чистить оружие.

— Чтобы стать умелым киллером, нужно знать кучу всего, но военная подготовка может стать неплохим началом.

Он говорит сейчас о себе?

— И у тебя она была? — уточняю я, разведывая территорию.

Он бросает на меня косой взгляд, возможно, решая, стоит ли ему делиться личной информацией, особенно после того, как он сказал мне, что не собирается делать этого.

— Да. Я тренировал тело, совершенствуя военное искусство в любой его форме, пока не развил до инстинктивного уровня. И еще не стоит забывать про мое... моральное отклонение.

— Моральное отклонение?

— Любой может стать убийцей, хочешь верь, хочешь нет. В людях очень сильно развито самосохранение, равно как и инстинкт защищать семью и любимых людей. Если, к примеру, кто-нибудь начнет тыкать тебе пистолетом в лицо... — уголки его губ приподнимаются, когда приведенный им пример достигает цели. — Каковы будут твои действия?

— Все что угодно, лишь бы остаться в живых, — потому что именно этим я сейчас и занимаюсь.

— Даже если это будет означать, что тебе придется убить этого человека?

Я поджимаю губы и наклоняю голову на бок.

— Если бы этот человек пытался убить меня, то да.

— А что ты будешь чувствовать, когда потом будешь смотреть на их истекающие кровью безжизненные тела?

У меня душа ушла в пятки, когда я представляю себе нарисованную им картинку. Как бы там ни было, это тело было живым человеком, у него были семья, друзья, которые больше никогда его не увидят.

— Вину.

Он тыкает в мою сторону пальцем.

— Вот в этом и заключается разница между мной и остальными. Я не испытываю чувства вины.

— Ты — социопат.

— И даже больше. Этот дефект заключается в том, что я не считаю, что убивать плохо. Мой мозг понимает все, но мне все равно. На одно существо, захламляющее планету, меньше. Прореживание стада.

Я выгибаю брови.

— Вот так ты на самом деле видишь людей?

Шестой смотрит мне прямо в глаза.

— Да.

Он снова сосредотачивает внимание на пистолете, а я наблюдаю за ним и обдумываю то, что он мне только что рассказал. Это правда. Даже я, которая за всю жизнь мухи не обидела, могу убить при определенных обстоятельствах. Позиция Шестого означает, что человеческая жизнь для него ничего не значит, и меня беспокоит, что в мире есть люди, которые считают точно так же.