Скарамуш. Возвращение Скарамуша - Сабатини Рафаэль. Страница 17

Долго не смолкала овация, встретившая заключительные слова оратора. С удовольствием и даже злорадством Андре-Луи отметил, что богатые купцы, которые раньше стояли на лестнице, а теперь, окружив его, пожимали ему руки, были не просто участниками, но предводителями исступленной, восторженной толпы.

Это еще более утвердило его в уверенности, что не только философские идеи, лежащие в основе нового общественного движения, почерпнуты у мыслителей из рядов буржуазии, но и необходимость претворения этих идей на практике наиболее ясно осознается именно буржуазией, которой привилегированные сословия не дают развиваться соответственно ее богатству. И если можно сказать, что Андре-Луи возжег в Нанте факел революции, то факел этот ему вручили представители крупной буржуазии города.

Надо ли останавливаться на последствиях? Дело историков рассказать о том, что клятва, данная гражданами Нанта по призыву Omnes Omnibus’a, стала ключевой формулой официального протеста, подписанного тысячами горожан. Он, в сущности, целиком соответствовал воле, высказанной самим сувереном, и его результаты не заставили долго себя ждать. Кто скажет, в какой степени он помог Неккеру, когда двадцать седьмого числа того памятного ноября министр добился от Совета принятия наиболее серьезных мер, на которые дворяне и духовенство отказались дать свое согласие? В тот день был издан королевский декрет, который предписывал избрать в Генеральные штаты не менее тысячи депутатов и предоставить третьему сословию число мест, равное числу депутатов от дворянства и духовенства, вместе взятых.

Глава IX

Последствия

На следующий день, в сумерки, Андре-Луи подъезжал к Гаврийяку. Отлично понимая, что скоро начнутся поиски поборника революционных идей, призвавшего народ Нанта к оружию, он хотел, чтобы его посещение этого приморского города как можно дольше оставалось в тайне. Он сделал большой крюк, дважды пересек реку – в Брюсе и немного выше Шавани – и подъехал к Гаврийяку с севера, будто возвращаясь из Рена, куда, как всем было известно, отправился два дня назад.

Примерно в миле от деревни он в полутьме заметил всадника, который медленно ехал ему навстречу. Когда между ними оставалось всего несколько ярдов, он, приглядевшись, увидел, что закутанный в плащ всадник наклонился в седле и внимательно всматривается в него. Почти тут же раздался женский голос:

– Ах, это вы, Андре! Наконец-то!

Несколько удивленный, Андре-Луи сдержал коня и услышал нетерпеливый, взволнованный вопрос:

– Где вы были?

– Где я был, кузина Алина? О… бродил по свету.

– Я целый день разъезжаю здесь, поджидая вас. – Алина спешила все объяснить, и голос ее прерывался. – Сегодня утром в Гаврийяк примчались жандармы. Они искали вас. Все перевернули вверх дном и в замке, и в деревне, пока не узнали, что вы должны вернуть коня, которого наняли в «Вооруженном бретонце». Они остались в гостинице и ждут. Я целый день высматриваю вас, чтобы предупредить о западне.

– Милая Алина! Чтобы я был причиной такого волнения!

– Пустяки. Это не главное.

– Напротив, это самое главное, а пустяки – все остальное.

– Вы понимаете, что они приехали арестовать вас? – Нетерпение Алины росло. – Вас разыскивают за подстрекательство к мятежу. Господин де Ледигьер выдал ордер на ваш арест.

– Подстрекательство к мятежу? – переспросил Андре-Луи и вспомнил про Нант. Не может быть, чтобы в Рене все так быстро узнали и приняли меры.

– Да, подстрекательство. Подстрекательство в преступной речи, которую в среду вы произнесли в Рене.

– Ах, вот в чем дело! Уф!

Будь Алина внимательнее, вырвавшийся у Андре-Луи вздох облегчения, возможно, и подсказал бы ей, что у него есть основания опасаться последствий еще большего преступления, которое он успел совершить с тех пор.

– О, это сущие пустяки.

– Пустяки?

– Я сильно подозреваю, что истинные намерения господ жандармов неверно истолкованы. Вероятнее всего, они прибыли поблагодарить меня от имени господина де Ледигьера. Я утихомирил людей, когда они собирались спалить Дворец правосудия и его в придачу.

– Да, после того, как вы же и вдохновили их на этот подвиг. Вы, наверное, испугались дела рук своих и отступили в последнюю минуту. Но если мне правильно передали, вы наговорили де Ледигьеру такого, чего он никогда не забудет.

– Понимаю, – проговорил Андре-Луи и задумался.

Но мадемуазель де Керкадью уже обдумала все, что считала необходимым, и в ее сообразительной юной головке созрел план действий.

– Вам нельзя ехать в Гаврийяк, – сказала она. – Вам надо сойти с коня и отдать его мне. На ночь я поставлю его в конюшню замка, а завтра утром, когда вы будете достаточно далеко отсюда, верну его в гостиницу.

– Ах, но это невозможно.

– Невозможно? Почему?

– По нескольким причинам. Во-первых, вы не подумали о том, что будет с вами.

– Со мной? Вы думаете, я испугаюсь своры неотесанных болванов, посланных де Ледигьером? Я никого не подстрекала к мятежу.

– Но помогать тому, кого разыскивают за это преступление, почти все равно что совершить его. Таков закон.

– Какое мне дело до закона? Вы воображаете, будто закон осмелится задеть меня?

– Ах да. Конечно. Я совсем забыл, что вас охраняет одна из тех привилегий, которые я обличал в Рене.

– Обличайте ее сколько угодно, но воспользуйтесь преимуществом, которое она вам предлагает. Послушайте, Андре, делайте, как вам говорят. Слезайте с коня. – Видя его колебания, Алина наклонилась и схватила его за руку. Голос ее дрожал от волнения. – Андре, вы не видите, насколько серьезно ваше положение. Если вас схватят, то наверняка повесят. Как вы этого не понимаете? Вам нельзя ехать в Гаврийяк. Вы должны немедленно уехать и переждать, пока пройдет гроза. Вам надо скрываться, пока дядюшка не употребит свои связи и не добьется для вас прощения.

– В таком случае мне долго придется ждать, – заметил Андре-Луи. – Господин де Керкадью не удосужился обзавестись друзьями при дворе.

– У нас есть господин де Латур д’Азир, – к немалому удивлению молодого человека напомнила Алина.

– Он! – воскликнул Андре-Луи и рассмеялся. – Но ведь прежде всего против него я и бунтовал народ Рена. Мне следовало бы догадаться, что вам не передали мою речь.

– Передали, и эту ее часть – среди прочего.

– Ах! И тем не менее вы заботитесь о безопасности человека, который покушается на жизнь вашего будущего супруга, призывая в союзники закон или справедливый гнев народа? Или, быть может, убийство бедного Филиппа открыло вам глаза на вашего избранника, на его истинную природу и вы изменили свое отношение к перспективе стать маркизой де Латур д’Азир?

– В своих рассуждениях вы часто проявляете полную неспособность отличить частное от общего.

– Возможно. Но не до такой степени, чтобы вообразить, будто господин де Латур д’Азир хоть пальцем пошевелит по вашей просьбе.

– В чем вы, как всегда, ошибаетесь. Если я попрошу его, то непременно пошевелит.

– Если вы попросите? – ужаснулся Андре-Луи.

– Ну да! Видите ли, я пока не дала согласия стать маркизой де Латур д’Азир. Я еще думаю. И такое положение имеет свои преимущества. Одно из них состоит в том, что оно гарантирует абсолютную покорность поклонника.

– Так, так… Мне ясна ваша коварная логика. Вы могли бы зайти настолько далеко, чтобы сказать ему: «Откажете в моей просьбе – и я откажусь выйти за вас замуж». И вы решитесь на это?

– Если будет необходимо, то да.

– Вы не учитываете вытекающих последствий. Не понимаете, что свяжете себе руки и уже не сможете отказать ему, не уронив своей чести. Неужели вы думаете, что я хочу вашей погибели и соглашусь на это?!

Алина выпустила рукав Андре-Луи.

– Вы просто безумец! – воскликнула она, теряя терпение.

– Возможно. Но мне нравится мое безумие. В нем есть увлекательность и острота, неведомая вашему здравомыслию. С вашего позволения, Алина, я, пожалуй, отправлюсь в Гаврийяк.