Книжная лавка (СИ) - Голякова Елизавета. Страница 9

— Мне будет несложно тебя найти.

— Я знаю.

И мы ехали по темной дороге, с мирно спящей девушкой и выполненным заказом. Звезды не мерцали, луна не серебрила мир своим волшебным сиянием, феи не танцевали в сизой дымке, и я не прозрел вдруг и не стал сильнее (разве что за сегодня немного попрактиковался в перелезании заборов). Но на грани слышимости, где-то очень-очень далеко, в ночи отчетливо пела незамысловатая старинная дудочка какой-то свой диковинный, изящный мотив.

И было хорошо; и было так, как должно быть.

Утром мы расстались — Венди и вправду попросилась обратно, со стыдом в глазах, но твердо. И Эрин, конечно, вызвалась ее отвезти. Их лошадь ушла по дороге обратно, и я, признаться, взглядом в спины их не провожал.

5

* * *

Я въехал в город, как только открыли ворота, и направился прямиком к храму, даже не заботясь об усталости коня. Черт ведь знает, сколько времени понадобится монахам на то, чтобы скрыть книгу от всех остальных заинтересованных, и я выбрал немного поспешить сейчас, чем сбегать в другое королевство в еще большей спешке — потом.

И, как ни странно, Эрика я нашел в том же месте и в той же позе: рассевшегося на крылечке, разомлевшего на солнце и донельзя довольного жизнью — впрочем, удовлетворение настоящим является одной из его досадных черт, так что…

— Доброго утра. Слушай, Габриель, ты не голоден? У меня припасено немного ветчины и драников с грибами, что скажешь?

На то, чтобы смотаться до настоятеля и обратно, всучить ему книгу и настоять на том, чтобы ее очертили от остального мира нерушимой чертой, потребовалось около минуты.

Я вернулся, и…

— Так что, драников с грибами тебе, да? — Эрик ухмыльнулся, показывая зубы.

И знаете что? Я был готов немедленно броситься к нему в объятия и пищать от радости, потому что осознал только при этих его словах, как же дьявольски я голоден. А он разве что дружелюбно фыркнул себе под нос, поднялся и принес миску и жестяную храмовую кружку с водой уже через минуту, уселся рядом и стал лениво наблюдать, как я ем, жадно впиваясь зубами в эти драники, и продолжал щуриться на свое любимое солнце.

Я доел и поблагодарил монаха, он похлопал меня по плечу и потребовал историю — особенно про спальню хорошенькой девушки. Я смеялся, но рассказывал, и он вздыхал, что я такой невезучий и неазартный — а я тем временем про себя очень удивился, признаться, но впервые за многие годы почувствовал себя вернувшимся домой.

Господин настоятель прямо-таки захвалил меня этим же вечером. Наговорил мне сладких приятных вещей, вычеркнул одну книгу из списка и предложил мне устроить себе выходной. И я, такой довольный и гордый собой и проделанной работой, через две минуты уже был на узенькой винтовой лесенке — и впервые вылез на крышу храма, почти в самые облака. Было свежо и очень свободно, и я видел солнце, для обитателей улиц уже севшее за горизонт, и только ползущее к краю неба для меня. Еще выше, чем на галерее, выше, чем я когда-либо забирался в своей жизни — и высоко-высоко над городом.

За моей спиной уверенности мне придавала отдающее дневное тепло крыша тонкого шпиля, и окно вроде мансардного, из которого я вылез, шаг за шагом оставалось все дальше.

Таким легким и живым я давно себя не чувствовал, и как изумительно, о боги, было смотреть вокруг, пожирать глазами этот мир, запоминая, выбивая в памяти эти картинки.

Здесь было тихо, и отчетливо слышался каждый звук с уровня улиц — и, наверное, поэтому я не услышал шагов…

Кто-то навалился мне на спину и опасно прижал мою шею рукой! Я зашипел, но не смел и дернуться лишний раз — одно неловкое движение, и даже бесам неведомо, сколько метров нам лететь вниз.

— Какого черта?! — прохрипел я, уже не пытаясь сопротивляться.

Напавший молча вел меня не к открытому окошку, через которое я недавно вылез на крышу, а дальше по коньку, куда-то к центру храма.

И едва под ногами вместо тонкого уступа оказался более менее приемлемый карниз, меня придушили еще немного, и я, безнадежно попытавшись заехать локтем в грудь незнакомому знакомцу, начал терять сознание.

Вы бы знали, как мне надоели наемные убийцы!..

Я последним обреченным усилием выхватил из-за пазухи черный томик и, не думая уже, с размаху зарядил наугад себе за спину. Раздался характерный звонкий звук удара по чьей-то несчастной черепушке, хватка на моей шее ослабла — и убийца-неудачник стал заваливаться назад!

Черт возьми, я что, вырубил его?! Книгой?!

Он уже почти упал, когда я с противным «мааамааааа!» успел отпихнуть его в ложбинку между двумя скатами от параллельных коньков, чтобы он не рухнул на мостовую. Не знаю, зачем вообще это сделал… А, хотя нет, знаю! Его бренные остатки размазались бы аккурат перед нашим крыльцом, и отмывать парня с камней пришлось бы мне.

Его бессознательное тело кучкой рук-ног и орудий убийства валялось в укромном уголке крыши, и я присел рядом, полупридушенный и до глубины души изумленный. Может, начинать писать летопись своих славных деяний?.. О том, как я вырубил наемного убийцу чернокнижьим пособием на крыше храма…

Ой! Храма!

Следом за осознанием что-то сверкнуло в воздухе, и в нас обоих прилетело по синей карающей молнии, куда сильнее, чем в первый раз. Я даже позавидовал отключенному парню — ему-то все равно не чувствуется, а мне страдать!..

Я застонал от несправедливости и влез в мансардное окно.

— Давненько у меня не было такого дурацкого дня…

О, если бы я знал, насколько дурацкий день ждет меня завтра, то молчал бы, ох, молчал, глупый Габриель!..

* * *

Днем позже жара, кажется, стала невыносимой. Я старался не терять присутствия духа. Но когда макнул перо в чернильницу и вынул его сухим, с обреченностью застонал, заподозрив перспективу выйти в самое пекло. Эрик сочувственно покачал головой, повязал мне на лоб смоченную в ледяном священном источнике повязку, да вытолкал на крыльцо и даже помахал на прощание.

— Предатель! — кинул я и натянул капюшон, чтобы совсем не спечься.

Итак, я шел за новой баночкой чернил, и преодолел уже почти половину пути, когда меня за руку вдруг поймал нищий, казалось, дремавший в теньке.

— Денег нет, самому впору побираться! — выпалил я привычно.

И тот на удивление ехидно хмыкнул, показывая ровные белые зубы:

— Не больно то и хотелось, мальчишка. Тебя приглашают в гости, вот что. Впору быть повежливее, — он заступил мне дорогу, глядя на меня сверху вниз.

Я шагнул влево.

Он тоже.

Шаг вправо — он торопливо встает передо мной.

— Понял? — спрашивает.

— Понял, — буркнул я, и нищий подмигнул мне, отступая за угол.

Я остался в тихом бешенстве от «мальчишки» и этих маневров — но ровно до тех пор, пока не осознал кое-что поважнее. В гости!.. Это приехал Лу и таким специфическим способом посылает мне приглашение «на чашечку чая». О! О «мальчишке» и очень даже по-настоящему грязных руках ненастоящего нищего я уже и думать забыл. Зная Лу, стоило бросить все и бежать сразу же, что я и сделал, упорно гоня от себя тревожные мысли.

Благо, знал, куда идти — обычно этого типа стоило искать через улицу от моей лавки, удачно недалеко.

У дверей меня встретил обманчиво сонный взгляд местного громилы. Поставлен он здесь скорее в качестве мебели, антуража ради: я не видел еще ни одного человека-гору, сражавшегося лучше невысоких ловких бойцов моего приятеля. А вот для непосвященных он выглядел вполне себе: его рука с рельефом каменной мышцы будет потолще, чем моя нога в обхвате, и…

Я засмотрелся на громилу и абсолютно идиотски не заметил порожек.

Запнувшись, с жалобным мяуканьем рухнул на пол, зацепился за что-то коленом, и на меня со звоном посыпалось что-то неопределенно напоминающее оставленное при входе оружие. Кто-то коротко хохотнул, я мяукнул еще раз, придавленный, и тут встретивший меня громила выдал страшное: