Союзник (СИ) - Таволга Соня. Страница 55

Я прошагал по коридору мимо мощных низких дверей, и остановился около нужной. Стражник таращился на меня (наверняка), а я — на окошко, которое требовалось открыть, чтобы узреть нужного узника. Я ни разу не приходил сюда, объясняя себе это тем, что мне неинтересно. Теперь, стоя перед окошком, и не решаясь его открыть, я признался себе, что мне страшно. Не то, чтобы он мог что-то мне сделать, напасть там, или еще чего — он не мог. Тут другой страх — неразумный, какой-то суеверный, абстрактный, вроде того, с которым ребенок смотрит на изображения демонов в храме. Я, правда, ребенком в храм не ходил — когда в школе эти походы организовывали, я всегда прогуливал. Но другая мелкотня смотрела на демонов с неразумным страхом — мне так кажется.

Я отодвинул все-таки визгливую затворку, заглянул между прутьев, и тихонько, скромненько позвал:

— Господин Гренэлис.

Он стоял у дальней стены, и выглядел совсем не так, как я помнил. Раньше он был похож на импозантного удалого лорда, а теперь стал похож на загнанное животное, разве что шерсть не торчком и зубы не оскалены. Он стоял с расправленными плечами и задранным подбородком, смотрел на меня агрессивно и ожидающе, как будто я пришел его убивать или метелить, а он делает вид, что готов. Вот так мы стояли по разные стороны решетки, и молча боялись друг друга, а потом я вспомнил, зачем пришел, и неловко, невесть чего смущаясь, тихо сообщил:

— Я был в вашей лаборатории…

Он не отреагировал, и никак не изменил позу и лицо. Мне вдруг стало любопытно, каково оно — лишиться щита, с которым сроднился, и подставить миру незащищенную чувствительную кожу. Наверное, он сам себе казался голым младенцем, брошенным на холодных ветрах.

Я покосился на стражника. Он бдел на углу в своей каске, и дожидался, пока я суну ему кинжал в рот через жопу. Он этого молчаливо просил — я чувствовал.

— Господин Гренэлис, вы можете что-то сделать?.. — пробормотал я, уверенный, что он меня понимает.

— Я могу сесть на подстилку, могу лечь, могу полюбоваться настенными рисунками предшественников. Могу попросить торт на свой последний завтрак.

Вампир говорил монотонно, не сводя с меня напряженных глаз, как будто я мог внезапно напасть. Видимо, у него в голове засела сцена ареста с моим участием, что неудивительно, ведь роль жертвы для него новая и чужая.

— Пожалуйста, ответьте, это важно!

Я совсем разволновался. Вампир на контакт не шел, а как мне себя вести, чтобы пошел, я не представлял. Я трепать переговоры сроду не умел, да и вообще с людьми ладил не очень.

Он дернул губами в малозаметной ухмылке, и отмахнулся:

— Это неважно.

Хорошо, что у меня не было ключа от камеры, потому что я ввалился бы внутрь, взял бы вампира за робу, и потряс бы хорошенько. Я терял терпение, а стражник в каске просто тормошил во мне зверя. У меня все зачесалось вдруг, и, чтобы не чесаться, я вцепился в прутья решетки.

— Вы хотите выйти или нет? — злобно прошептал я, просунув губы в окошко.

Он сменил свой бессильно-агрессивный вид на недоверчивый. И снова это было понятно и естественно.

— Ты ведешь себя непоследовательно, Велмер, — заметил он аккуратно.

А то я не знал! Просто обстоятельства изменились.

Я резко задвинул визгливую заслонку окошка, типа разговор окончен, и получил то, на что рассчитывал: вампир ломанулся к двери и постучал в нее. Я выждал чуть-чуть, типа размышляю, и опять взвизгнул древней стальной заслонкой.

— Могу, — шепнул вампир мне в лицо. — Могу очень постараться, но без гарантий. Я только прокладываю путь, понимаешь?

Он как-то чересчур честен для человека, которому протягивают призрачную спасительную соломинку. Мог бы залиться соловьем и наобещать всякого! Хотя, может, на то и расчет, что соловьиное пение прозвучит неправдоподобно и отталкивающе? Может, он не держит меня за дурака?

— Я прошу гарантий, что вы не будете мстить, — заявил я еле слышно, очень напрягаясь из-за барана в каске. — Ни мне, ни королеве, ни Дионте. Дайте слово.

— Тебе этого хватит?

Я кивнул. А что еще тут остается? Ради того, кому своим человеческим лицом обязан, я должен сделать все, что смогу. А иначе покоя мне не будет, самоуважения не будет. Иначе я себя сожру.

— Ни тебе, ни королеве, ни Дионте, — подтвердил кеттар серьезно, мигом превратившись из загнанного животного обратно в импозантного лорда. — Никакой мести, даю слово.

Я снова кивнул. Кретин я безрассудный, конечно, но что поделать?

Солнце село, в кеттарских апартаментах стало почти темно. Лампы я не зажигал, чтобы мою активность не засекли с улицы, и провозился намного дольше, чем мог бы при свете. Разыскивать телепортаторы мне не требовалось — кеттар сообщил, где они у него лежат, но несколько стульев и торшеров я своей тушей снес.

Пару телепортаторов в коробочке с невидимой надписью «целый» я нашарил в том же ящике, из которого недавно взял связку ключей. Одинокий телепортатор — костяная расческа — лежал там, где положено лежать расческе — на столике у зеркала. С помощью этой расчески, настроенной на ниратанско-степные хоромы, Гренэлис ходил домой, когда ему требовалось. Со своими находками я драпанул из апартаментов, едва не кувыркнувшись через низкий столик, и оббив ногу об угол шкафа. Далее ответственный мой путь лежал в подземелье.

Если бы кто-то в этот вечер отслеживал мои перемещения, то, думается, посчитал бы их нехило подозрительными. Вампирские покои, Северная башня, темница, вампирские покои, темница, Северная башня… Чего это ты вьешься вокруг вампира, Виаран? Хорошо, что я не сдался никому, чтоб меня отслеживать.

Когда я спустился в тюрячку, каскоголовый стражник прохаживался по коридору туда-сюда. Патрулировал, ага. У нужной камеры мы с ним почти одновременно оказались, и он вытаращился на меня сосредоточенно.

— Чего тебе? — спросил я мрачно, готовясь послать его пятиэтажным.

— От тебя — ничего, — ответил он равнодушно. — Этого заключенного положено стеречь, околачиваться тут, и заглядывать в камеру каждые полчаса. Выполняю.

Каждые полчаса заглядывать положено? О как. Значит, пропажу заключенного обнаружат очень быстро. Кажись, багаж в дорогу никто не соберет…

Стражник глянул на кеттара, понуро сидящего на подстилке, и с миром двинул прочь. Стоило ему повернуться ко мне спиной, я сунул через решетку зачарованный игральный кубик, а кеттарская грабля его подхватила.

— Через полчаса, — сообщил он одними губами.

Когда я уходил с этажа, каскоголовый провожал меня взглядом.

— Слушай, работаю я, — брыкнул его я, не сдержавшись. — Кончай таращиться, а?

Он пожал плечами бессмысленно.

— Работай, кто ж тебе против? — буркнул он с удивлением. — Дерганый какой-то…

Я выдохнул шумно, и ритмично отбыл. Дерганый, конечно, а как еще? Сейчас по пути к башне Дионте встречу — по закону подлости. Она как раз в это время свой выгул начинает, да и спектакль ее близится. Боги, боги, Предвестники Святые и Тьма с демонами, только б ничто не остановило, не задержало меня сейчас! Только б до лаборатории спокойно добраться, и дождаться кеттара без осложнений! Остальное все — вообще шелуха.

А стражник в «погребе» спокойный такой. Ему в голову не приходит, что из Эрдли можно сбежать, он совсем не напрягается. Ну, очень скоро напряжется. Скоро все напрягутся, начиная с королевы.

Я так боялся встретить похотливую капитаншу, что прям ждал ее, прям видел в тенях внутреннего двора, в темноволосых женщинах, наряженных в форму. Обрывки голоса ее слышал, обрывки смеха, и как будто она даже по имени ко мне обращалась откуда-то из-за плеча. Фонари и факелы выставляли меня на всеобщее обозрение, и я мечтал быть невидимкой, скользящим среди народа, как Дух Молитвы среди монахов.

Лестница в Северной башне никак не освещалась, и я опять перемещался на ощупь.

Стульев со шкафами, благо, тут не наставили, так что я ничего тушей не смел. Ища вслепую замочную скважину, и впихивая в нее ключ, я на нервяке все проклял, потому что времени на возню не было совсем. Ввалившись, наконец, в лабораторию, я поставил на пол пузырек из-под лекарств — вторую часть телепорта, разыскал табуретку, сел, и сделал вдох. В лаборатории было светлее, чем на лестнице, потому что луна кое-как в окно пролезала, и потому что голубоватые лучи, образующие конус, симпатично мерцали. Увечное тело при таком освещении было похоже на страшный маскарадный костюм.