Портальщик (СИ) - "Аскин-Урманов". Страница 53
— Быстро управился! Я думал, ты, до обеда провозишься. — вместо приветствия сказал Мастер, обращаясь к Наставнику.
— Да я и сам так думал, а там — Наставник махнул ему рукой — так, чепуха какая-то, кратко говоря, смешная история! Потом расскажу, а вы тут как? До чего додумались? — Наставник повернул лицо ко мне — Что делать будешь?
— Я ж говорю, не знаю-ю-у! Знаю я или не знаю? А, ты, что посоветуешь?
— Пещеру! Однозначно пещеру! Смотри, как все красиво получается, послезавтра тебе ходить уже можно будет, из лазарета тебя выпустят еще через пару дней. Сегодня можешь не считать, уже, получается, пять дней прошло, так? Так! Но! — Наставник подмигнул мне и, сделал небольшую паузу, чтоб подчеркнуть важность момента — Но! Еще на пару дней я договорюсь! — сказав это, он многозначительно замолчал. Посидев, молча и внимательно глядя на меня, моей реакции он не дождался и, напустив на себя важный вид, продолжил — Нелегко, конечно будет, но я беру это на себя! Пять да два уже семь, так? Так! Ты вообще считать умеешь или разучился?
— Умею. Сложение проверяется вычитанием! Семь минус пять равняется два! День да ночь сутки прочь, весна-осень год долой, два-три года и домой!
— Хы-хы. Молодец! Считать умеешь, неправильно, конечно, пока еще, но считаешь уже быстро! Так вот через семь дней я тебя в пещеры отправлю! Но надо сейчас решить в какую именно? Тебе какая пещера больше нравится?
— Какая-такая пещера? Не знаю я никаких пещер. — попытался я выразить свое удивление. Одновременно пытаясь прочесть хоть что-то в аурах Мастера и Наставника. Само собой, в этом я не преуспел. — Мне еще месяц наблюдаться у магов жизни! Да и вообще с чего бы это я-то в пещеры пойду? Да и сколько я в тех пещерах жить должен?
— Дней пять, может семь. Как с жизнюками договоримся, от этого зависит! А так через двенадцать дней у тебя подготовка к инициации. Вот и пойдешь готовиться в школе портальщиков! Это уже Мастер договорится. Там и поживешь и подготовишься, ну, а я тебя навещать буду.
Последние слова Наставник произнес дрогнувшим голосом, еще и слезинку невидимую рукавом вытер.
'Фигляр! Жалкий актеришка. Ну, пещера так пещера, странно, что предлагают возможность выбора. Но это всего лишь странно! Вот школа портальщиков это уже не странно, а подозрительно. И даже очень-очень подозрительно. И в аурах ничего не поймешь. Даже пытаться бесполезно, рано мне пока такие ауры читать'.
— А после ритуала я опять в пещерах жить буду? Или может мне и вовсе в другую школу перейти? А чего стесняться-то, время терять, разных людей только беспокоить. А так глядишь, и успокоиться все, забудется…
— Надо будет, ты, у меня в пещеры переселишься! Завел обычай возражать!
— Надо будет так, и переселюсь! — ответил я, уже успокаиваясь, и заговорил, обращаясь к стене — Вам же видней где мне жить-то, вы же у нас Начальство как-никак, это же понимать надо, а мы-то чего? А мы понимаем, мы все понимаем, патамушта кто мы такие? Ну, вот кто мы такие есть? Да так… Мелкие мы людишки, как муравьи под ногами, а вы же над нами высоко все, ох, и не докричишься же до вас, ой, и не дозовесси, да что ты! Вы же у нас 'птицы высокогу полету' все, что ты! Мы это, канешна тоже понимаем, куда деваться… Так мы и на пещеры согласны, да и на землянки, да и в лесу тожа можно жить или в чистом поле опять же, да хоть и у дороги, там дажа мне выгоднее будет, может проходящие путники которые и не пожалеют мне медяшечку каку кинуть или хоть еды дадут, а все прибыток… Все в дом же, все в копилочку, даже кожурку арбузную или корку свекольную и ту в дело пустить можно… а в пещерах тама хорошо мне будет, уютно, что ты!
— Вот чего, ты, бормочешь, а? Ну, что тебе опять не так-то? — вмешался Наставник — Какие еще 'птицы высокогу полету'? Ты, это прекращай уже из своего языка сюда выражения тащить! Живешь здесь? Так и говори по-нашему, чтоб тебя, хоть изредка понять можно было.
— Так я и говорю по-нашему, что непонятного-то? Начальство же! Это всегда птица высокого полета! Ты, чего никогда птиц не видел? Вот кто там летает высоко в небе, выше всех?
— Ну, в разных мирах по-разному может быть. В нашем мире Обретения это обычно морские хищные птицы, а в твоем как?
— А в моем мире немного не так. — я так и продолжал говорить все это стене, на Мастера и Наставника и не глядел — Какой вообще должна быть птица высокого полета? Должна ли она быть красивой? Нет, ее красоту там никто не увидит и не оценит, значит, эта птица может быть некрасивой! Может она должна быть сладкоголосой? — я приподнял указательный палец и покачал им в воздухе — Нет! Никто в небесной вышине ее голоса не услышит, поет ли там соловей или каркает ворон не так уж и важно, до земли-то этот звук не дойдет. Значит и настоящего пения птицы высокого полета никто не услышит. Вот так и получается, что птица высокого полета может быть некрасивой, да и не голосистой. Такие вот дела…
Я повернул голову и посмотрел на их реакцию. Сидят, слушают, головами покачивают, ну, как кони гривами машут, морды умные, куда деваться.
— Да и сами эти птицы летают высоко! — продолжил я — Им проблемы людишек и не важны, а может и не видны вовсе? Зато, если такая птица высокого полета слегка так, не напрягаясь даже, нагадить оттуда сверху решит, то дерьма на всех хватит! Всем достанется! Кому-то побольше, кому-то поменьше, она же сверху там не разбирает, кому и сколько этого достанется! Но раз никто не жалуется, значит, всем хватает и все довольны и никто не уйдет обделенным.
Сообразили что к чему они быстро, посидели, похихикали.
— Таким вот образом в моем мире птиц определяют по рангу полета. А я и вовсе летать не могу, давеча вот попробовал, да неудачно как видишь. Так что давай, Наставник, отправляй меня в пещеру, я на все согласный! По мне так лучше среди светлячков, чем среди волков. Но только после приговора!
— Так погоди! — удивился Наставник моим словам, ну, может, сделал удивленный вид, у них ведь никогда не поймешь истинные эмоции, они показывают или очередную маску используют — После какого приговора?
— После сурового и справедливого! — слегка стукнул я рукой по кровати — А как вы хотели? Закон суров, но справедлив, а главное слеп и глух.
— Это еще что? Что за закон такой? И почему он слеп и глух? — удивление Наставника на этот раз мне показалось неподдельным. Он, как-то мельком обернувшись, посмотрел на Мастера и вновь обратил свое внимание на меня. Мастер сидел, прикрыв глаза и ни на что не реагируя.
— Закон как закон. Слепой он, потому что не видит в данном, конкретном случае смягчающих обстоятельств, а глухой, потому что не слышит никаких оправданий. Такой вот у меня закон! Мой собственный! Раз уж других законов для меня нет, то я буду жить по своему собственному закону!
Высказав свое мнение, я замолчал, глядя в стенку. 'Погорячился я малость, поспешил озвучивать свои мысли. Надо было тихо все сделать, это зелье все виновато, не иначе. То-то я смотрю, все ко мне любознательные такие заходят — чего, мол, желаете делать? Не иначе сывороткой правды накачали, а то с чего бы я так разоткровенничался-то'.
— Во как! — Наставник посмотрел на Мастера — Вишь как! По закону он все хочет, пусть даже и по собственному, но по закону.
— А что? По твоему закону, они как-то по-особому умереть должны? Если просто помрут нельзя что ли? — спросил Наставник уже у меня.
— Можно! — я все так же глядел на стену — А вот со сроками затягивать нельзя. Нельзя допустить, чтоб они от старости умерли.
— Тогда все вообще замечательно. — обрадовался Наставник — Обряда инициации они не переживут! За это не переживай и даже не сомневайся! Единственный сложный момент Рыжуха. Она даже до обряда не доживет, так что, ты, за них и не думай даже. Ты за себя думай. А эту мелочь забудь и не вспоминай, будто и не было никогда таких людишек.
Наставник повернулся к Мастеру, и уже вставая, произнес:
— Что-то я сильно рано пришел видать. Так вы же тут под сферой, я по разговорнику все уточнить хотел, а до тебя не докричишься… Давай пока сходим, поедим что ли…