Любовь со вкусом миндаля (СИ) - Лейк Оливия. Страница 41

На осколках разбитой жизни

Солнце медленно скатилось за горизонт, погружая город в осенние сумерки. С оживленной улицы доносились звонкие голоса прохожих, визг тормозов нерадивых водителей, а иногда и вой полицейских сирен. У кого-то залаяла собака, а кто-то не мог унять плачущего младенца. В вечер пятницы город шумел по-особенному, как ни в один другой день недели. Люди спешили домой на семейный ужин, на свидание ко второй половинке, или просто хотели отдохнуть от тяжелых будней за бокалом вина или кружкой пива в дружеской компании. Оставалось только выбрать, где провести вечер.

Сан-Франциско жил и предлагал всем жить вместе с ним, влиться в круговорот следующих одно за другим событий, но иногда жить не хотелось.

В небольшой квартире на Фелл-стрит, которая всегда казалась уютной и теплой, было холодно и темно. Поднявшийся к вечеру ветер вперемешку с дождливой моросью упорно бился в приоткрытые окна и, находя лазейку, врывался в наполненную сумраком гостиную. Шэрен так и сидела на полу, крепко обхватив руками колени. Громкие рыдания сменились редкими всхлипами, а тело, от заправлявшей в доме промозглости и сырости, сотрясала дрожь. Свежее дыхание осени отчетливо ощущалось в комнате, оседая колючей прохладой на голых руках, но Шэрен этого не чувствовала. Ни слез, холодивших щеки, ни озноба, сковавшего тело, ни боли, терзавшей сердце. Только тишину. Давящую, пустую, страшную.

Когда она свернула не туда? Почему ее жизнь, еще с утра освященная ярким солнцем и казавшаяся надежной и крепкой, как монолит, сейчас лежала в руинах? Когда она стала марионеткой в чужих руках? Кто так чудовищно и профессионально подставил ее? Фрэнсис? А может, не только он? Все эти вопросы Шэрен еще не раз задаст себе, тщетно пытаясь отыскать истину среди вороха лжи, но не сегодня. Позже, когда апатия, камнем упавшая на плечи и размазавшая ее, как букашку об асфальт, немного отступит, давая возможность собрать свою личность заново и подумать, как жить дальше.

У кого-то из соседей хлопнула дверь, а затем послышалось цветистое ругательство. Шэрен моргнула и, вздрогнув всем телом, испугалась. Испугалась пустоты, поселившейся в сердце. После ухода Ника в нем, как и в комнате, было темно, холодно и одиноко. Муж не позволил ей объяснить, оправдаться, он даже выслушать не захотел. Потому что не верил. Потому что считал шпионкой и лгуньей. Потому что совершенно не знал ее. Не знал, что Шэрен никогда бы ни с кем так не поступила, тем более с ним. А теперь она осталась одна. Снова.

Шэрен несмело приложила руку к животу и прислушалась. Нет, она больше никогда не будет одна. У нее есть ребенок. Пусть он совсем крохотный, но он уже есть! А еще у нее есть дедушка с бабушкой, и они по-настоящему любят ее. Они поймут и помогут.

Шэрен, опершись о диван, медленно поднялась. Ноги замерзли и затекли, пронизывая острой болью голые ступни. Она закрыла окна, затем прислонилась лбом к холодному стеклу, вглядываясь в сырую дождливую ночь и прокручивая в голове жуткую сцену: Ник, охваченный чувством разрушительной ненависти и всепоглощающего презрения, бросает на пол кольцо. Это воспоминание оказалось страшнее и больнее всех оскорблений и обвинений. Шэрен глубоко вдохнула, стараясь совладать с удушливой, волнами накатывающей паникой, которая клещом забиралась под кожу, парализуя способность здраво рассуждать и пресекая на корню попытки выбраться из разрушительной ловушки, имя которой — страх.

Шэрен лихорадочно вела внутренний диалог с самой собой, стараясь подобрать правильные слова для разговора с Ником, когда в тишине натужно зазвенел телефон. Испуганно встрепенувшись, она нашла мобильник, но вызов от дедушки принимать не стала. Они сегодня ждали ее в гости. Нет, они ждали их, но объяснять по телефону, почему «их» больше нет — плохая затея. Провоцировать сердечный приступ у единственного мужчины, который растил ее, заботился и всегда принимал такой какая есть, Шэрен не собиралась. Она обязательно поедет в Окленд и там честно, но максимально деликатно расскажет обо всем, что произошло с ней за последние несколько месяцев. Шэрен поплелась к заботливо собранным в поездку чемоданам — один из них был с вещами Ника, — но через пару шагов, ошарашенно застыла.

Думаю, несколько лет тюрьмы охладят твои чувства ко мне.

— Тюрьмы… — вслух прошептала она. Ник угрожал ей. Он собирается отдать ее под суд. Посадить за решетку. Протащить через все круги ада. Унизить и наказать за преступления, которые Шэрен якобы совершила. И она верила, что в сердцах, когда гнев бушевал внутри, застилая кроваво-красным все остальные чувства, он мог это сделать.

Шэрен обхватила себя руками, судорожно перебирая в памяти всю историю о шпионаже. Все, что говорил Фрэнсис. Все, что узнала за время работы. Все, что было собрано в качестве доказательств ее вины. Она должна оправдаться, рассказать все с самого начала, объяснить, почему молчала. А ведь был еще и ребенок. Их малыш. Об этом Ник тоже должен узнать!

Когда снова зазвонил телефон, Шэрен кинулась к нему. Номер был незнаком, и призрачная надежда, что это муж, успокоившийся и готовый к диалогу, заставила быстро нажать на зеленый значок.

— Да! — воскликнула она в трубку. Это был не Ник.

Патрик Лесли сухим официальным тоном сообщил ей, что из «Уайли Беркшир» она уволена. Эта новость не удивила Шэрен, а вот то, что подавать на нее в суд за воровство и промышленный шпионаж руководство компании не планировало, вызвало прилив облегчения. Значит, Ник не до конца уверен в ее виновности, значит… Она не успела додумать мысль, потому как следующее известие оглушило и заставило выронить телефон из ослабевших пальцев. Юрист из «Беркшир» жестко разъяснил Шэрен, каково ее легальное положение, и безжалостно заявил, что судебного разбирательства не будет, потому что это подорвет деловую и общественную репутацию мистера Хейворта. Но, если она предпримет какие-либо шаги, которые могут быть расценены, как вредительство компании или лично Николасу Хейворту, имеющиеся в их распоряжении доказательства будут пущены в ход. Затем настойчиво порекомендовал найти адвоката для бракоразводного процесса.

Развод. Это слово, как смертоносная пуля выстрелило ей в голову. Где-то глубоко внутри Шэрен верила, что все наладится. Как бы ни боялась Ника, его злости и угроз, надеялась, что в конце концов они поговорят, и он поверит ей. Он должен! Он обязан!

Она схватила телефон, чтобы позвонить мужу. Гудок, два, три… Затем медленные и размеренные звуки сменились быстрыми и отрывистыми. Он сбросил вызов. Шэрен еще раз набрала его номер. Телефон был выключен. Ее руки безвольно упали. Ник не хотел говорить с ней. Не желал слушать оправдания. Он отказался от нее. Вычеркнул из своей жизни. Осудил без права на последнее слово. Молчаливые слезы с новой силой побежали из глаз. Неужели это конец? Шэрен медленно осела на пол и прошептала:

— Не бросай меня, Ник. Я ведь так люблю тебя.

Ответом ей была тишина. Одинокая и страшная.

***

— Ну, что молодоженам нужно от меня, да еще и ночью?! — в трубку весело воскликнул Брендон.

— Приезжай, нужно поговорить, — раздраженный его тоном, а еще больше упоминанием своего нового статуса, бросил Ник.

— В Сан-Франциско? Сейчас?!

— Ко мне. Я в Нью-Йорке.

Через три четверти часа Брендон сделал большой глоток неразбавленного бурбона и исподлобья глянул на друга. Тем, кто плохо знал Ника, его поза могла показаться расслабленной, а вечер приятным: голова откинута на спинку низкого квадратного кресла, взгляд лениво скользил по потолку, в руке бокал с двойной порцией ирландского виски, только сжимал он его крепко и за все время ни разу не поднес к губам. Ник не пил, и Брендон знал почему. Ему алкоголь никогда не помогал забыться и, пусть ненадолго, но отпустить ситуацию. Наоборот, он обострял память и возбуждал чувства, а сейчас Нику необходимо было контролировать собственную взрывную натуру, чтобы не поддаться искушению вернуться в Калифорнию и придушить жену.