Солдат и женщина (Повесть) - Шульц Макс Вальтер. Страница 4

Зажигалка у него была примерно тех же размеров, сделана по тому же принципу, только с завинчивающимся колпачком. Невелика хитрость, если есть чем сделать нарезку. Взвился язык пламени. Вдвоем они перетащили обугленные остатки старого костра, выложили из свежих поленьев конек крыши. Огонь разгорелся превосходно, как по инструкции. Быстро разогревшись, оттаяла жесть, на сером фоне проступила краска, белая и черная. Когда языки пламени добрались до конькового бруса, на жести проглянула свастика. Старшина стоял как ни в чем не бывало. Лошадь прянула в сторону задом. Может, именно такие кресты набрызгивала краской Мария. Она ведь писала, что красит по шаблону. Старшина о чем-то спрашивает, в его речи мелькнуло слово «familija». Какое дело старшине до моей семьи? Я хоть бы и знал его язык, все равно не стал бы отвечать. Об это; говорить нельзя. Ни на каком языке. Мария — это касается меня одного. Там, где не хватило попоны, лошадиная шерсть заиндевела. Можно нацарапать тавро ногтем большого пальца.

— Жена, — говорит человек и царапает ногтем крест на лошадином боку там, где не хватило попоны.

Сын — это тоже мое дело. Сын у меня — сорвиголова. Это они сразу углядели. И сделали из него такого ухаря, такого разбедового унтер-офицера. Но у мальчишки хорошие задатки. Он не способен лгать, нигде и никогда. А мне надо бы отлить. Против ветра не положено. Уж лучше на высокий символ. А знаешь ли ты, старшина, какой у меня брат, брат у меня блюдолиз и бравый вояка одновременно.

В Польше он лишился одного глаза. Надо, чтоб человеку везло, так он сказал. Теперь до конца войны — только нестроевая служба. Между тем он при одном своем глазе дослужился до фельдфебеля. Теперь он инспектирует гарнизонные конюшни. Если, конечно, там еще остались хоть какие лошади. Но мой брат своего не упустит. Даже когда на всю конюшню останется одна-единственная кобыла и один-единственный солдат, чтобы ходить за ней, то и тогда этому последнему солдату придется чистым носовым платком протирать под хвостом у последней кобылы, когда у нее течка, чтоб в конюшне был порядок! Чтоб чистота! Тут он способен метать громы и молнии. Но вот чтоб вызволить Марию из красильни, для этого он чересчур злопамятен. Мария его как-то обозвала скотиной, скотина ты, говорит. Старшина неплохой человек. Не спросил, никто не спросил, почему у Плишке со вчерашнего дня разбита губа. У него загребущие лапы. Что найдет у кого съестного, тут же втихаря и слопает. Ну и все помалкивают. Хотел болван задать деру с пистолетом и двумя баночками сала. Семья, семья, это ты, старшина, много захотел. Вежливости ради ограничимся именем.

— Меня звать Рёдер, — сказал пленный.

— Ройдер, — повторил старшина.

Больше он и не желал знать о немце, который разбирается в лошадях, мочится на свою собственную высокую эмблему, а теперь снова полез под низкую, хлопающую на ветру крышу палатки.

За ночь ветер усилился. К утру небо сплошной черно-серой массой облаков тяжело повисло над степью. Легким не хватало воздуха. Темное небо сообщало свои краски земле и ветру. Тонкий снежный покров, весь в проталинах и неровностях, покрывал землю как серая костяная мука. Ветер был тоже серый и звероподобный, он бросался на людей, кусал их и душил. Порой он поднимал снег и гнал перед собой поземку, как низкий туман. Порой на мгновения разрывал пелену, закрывшую небо. И тогда несколько мгновений на землю изливался непереносимо слепящий свет, и снег начинал сверкать разноцветными искрами, и люди бранились и стонали и брели ощупью, как слепые.

Продвигаясь вперед, старшина то и дело поглядывал на карту и сравнивал местность, где глазу не за что было зацепиться, с ее показаниями. Это он первый раз заглянул в карту. Через два часа старшина подозвал солдата. За два часа, прошедшие с побудки, команда ничего не нашла. Они и вчера ничего не нашли. Не вынесло ли их ненароком за пределы заданного участка? Рёдер и хотел этого и в то же время опасался. Старшина неплохой человек. Но он не из тех, кто допустит, чтобы его потом упрекнули в халатном выполнении приказа. Хорошо, что Плишке трется возле них обоих, что у Плишке хватило смекалки именно сейчас выскребать смерзшийся снег из дыр во льду. Начальник команды утром четко распорядился: выскребать снег из дыр. И проверять, что под ним! Плишке перевел. Плишке гораздо лучше понимает по-русски, чем в том признается. Когда старшине надо что-нибудь обсудить с солдатом, он, как правило, отгоняет Плишке. Насчет дыр Плишке, сделав, конечно, при этом глупо-усердное лицо, бойко все перевел, хотя из-за разбитой губы он малость шепелявит, с тех пор как его товарищи подправили ему физиономию. Переведя слова старшины, он добавил от себя. «Господин старшина, — добавил Плишке, — господин старшина изволят предполагать, что в этом холодильнике можно отыскать Снегурочку. Здесь есть не только заледенелые дыры, здесь почти вся земля покрыта льдом. Либо высоко стоят подпочвенные воды, либо бьют из-под земли ключи. Если, конечно, в этой богом проклятой степи вообще есть подпочвенные воды либо родники». Старшина стоит, словно сам себе полководец. И простирает руку вперед. Впереди вытянутый сглаженный гребень. Не выше свекольного бурта. На карте это обычно обозначается как высота или складки рельефа. Если летом здесь тепло и сыро, можно разводить свиней. Вонь никому не помешает, а свиньи нагуляют хорошие мяса. Старшина не отгоняет Плишке. Даже разрешает ему подслушивать. Плишке перестал выскребать снег. Ну, теперь начнет важничать — только держись. Со мной он, видите ли, не разговаривает, точней сказать, разговаривает, когда я могу его слышать, но обиняком, а прямо ко мне не обращается. Хочет со мной поквитаться. В лагерях, мол, бывают несчастные случаи на производстве. И длинные руки меня везде достанут. Перед тем как выйти на задание, старшина сказал: «Кто попробует бежать, тот будет убит». Так это звучало в переводе Плишке.

Потом старшина поднял кверху большой палец, потом растопырил все пять и еще что-то добавил. Ну, ясно что: тогда всем вам несдобровать. Господин переводчик наговорил кучу всякого вздора. Мол, доверие за доверие! И тому подобное. Это чтоб русские нам доверяли?! Да покуда мы живы, не может и речи быть ни о каком доверии. Они заставляют нас работать — и баста. Давай, давай. У лошади можно кой-чему поучиться, даже если она носит кличку Арестант. Или именно потому. Лошадь хочет выжить в этой проклятой войне.

Одновременно Рёдер узнал, что на гребне невысокого, лежащего прямо перед ними холма сбор трупов будет закончен. Дальнейшее в изложении Плишке звучало следующим образом: километров за пятьдесят к северу от этой высотки, где в прошлом ноябре был прорван немецкий фронт, четыре противотанковых немецких орудия и два тяжелых пулемета с утра до полудня сдерживали натиск целого танкового полка русских. Орудийные расчеты сознательно пожертвовали собой, чтобы основная часть немцев смогла без потерь оторваться от противника и отойти на более удобные позиции.

Вот как все звучало в изложении Плишке. Рёдер узнал также, что старшина в составе приданного танковому полку батальона пехоты проделал это наступление с первого дня и до соединения их частей с частями Южного фронта. Теперь он шел по тому же пути, к тому же холму, но с командой военнопленных. И тут Рёдер понял, откуда старшине так точно известно, где стоит искать основательно, а где нет. Будь у этого русского крылья, он со своей способностью ориентироваться добирался бы осенью до Африки, до пирамид, а весной возвращался бы на родное подворье.

Ветер теперь был не такой сильный и не такой колючий, как утром. Повалил густой снег. Они поднялись на гребень холма. Ветер дул им навстречу, от него шинели и шапки становились тяжелыми, а глаза слепли. Русские танки тоже шли им навстречу. Чего стоит пустячная метель рядом с танками? Наши продержались здесь до полудня. Пусть и нынче они до полудня же обретут вечный покой. Эти слова Плишке взяли за живое и Рёдера. Спору нет, те, кого они с помощью ломов выковыривали из огневых позиций, из промерзшей земли, вновь стали для них близкими. Одного раздавили гусеницы танка. Такие им уже попадались. Но при виде этого, на холме, солдатик бросился прочь сломя голову. Его вырвало.