Рассказы - Иган Грег. Страница 6

Описание в каталоге начиналось с заявления — Жизнь ничего не стоит! Дальше шло несколько строк болтовни в том же духе: Люди — это мясо. Они ничто, они бесполезны. Впрочем, точные слова не имели значения; они были частью самого импланта. Он не стал бы ни голосом в моей голове, твердившем какую-то нескладную ерунду, которую я мог не принимать всерьёз или игнорировать; ни моральным законом, от которого можно уклониться, придравшись к словам. Импланты-аксиоматики были выполнены с учётом анализа настоящих нейронных структур мозга реальных людей, они не основывались на словесном выражении аксиом. Так что, преимущество будет иметь дух, а не буква закона.

Я открыл коробку. Там была брошюрка с инструкцией на семнадцати языках. Программатор. Пара пинцетов. Аппликатор. И сам имплант, упакованный в пузырчатый пластик, маркированный, как стерильный, если не вскрыта упаковка. Он был похож на маленький камешек.

Я никогда не пользовался имплантами раньше, но тысячу раз видел по головизору, как это делали. Помещаете его в программатор, активируете, указываете продолжительность активности. Аппликатор был исключительно для новичков, искушённые знатоки помещали имплант на кончик мизинца и изящно отправляли его в ноздрю, любую, на выбор.

Имплант проникал в мозг, выпускал рой наномашин для исследования, и устанавливал связи с основными нейронными системами, а потом на заданное время — примерно, от часа до бесконечности — переходил в активный режим, выполняя своё предназначение, каким бы оно не было. Множественный оргазм в левом колене. Сделать так, чтобы синий цвет имел давно забытый вкус материнского молока. Или запись данных в память: «Я добьюсь успеха», «Я счастлив на работе», «Жизнь после смерти существует», «В Бельзене никто не умирал», «Четыре ноги — хорошо, две — плохо»…

Я собрал все обратно в коробку, положил его в ящик, взял три таблетки снотворного, и лег спать.

Возможно, это из-за лени. Я всегда был склонен выбирать возможности, избавлявшие меня от будущего столкновения с теми же проблемами; казалось бессмысленным проходить несколько раз через те же муки совести. Не воспользоваться имплантом — означало бы подтвердить этот выбор, день за днём, на протяжении всей моей жизни.

Или, может я никогда по-настоящему не верил, что эта нелепая игрушка сработает. Может, я надеялся доказать, что мои убеждения, в отличие от других людей, были запечатлены на какой-то метафизической скрижали, парившей в духовном измерении, недостижимой для обычных механизмов.

Или, возможно, я просто хотел внутренне оправдать то, что собирался убить Андерсона, хотя всё еще верил, что настоящий я никогда бы этого не сделал.

По крайней мере я уверен в одном. Я не делал это для Эми.

На следующий день, я проснулся на рассвете, хотя мне совсем не надо было вставать — я был в ежегодном отпуске, на месяц. Я оделся, съел завтрак, потом снова распаковал имплант и внимательно прочёл инструкцию.

Затем уверенно взломал стерильные пузырьки, открывая упаковку, и пинцетом бросил крупинку импланта в углубление программатора.

Программатор сказал:

— Вы говорите по английски?

Голос напомнил мне один из диспетчерских пунктов на работе: глубокий, но какой-то бесполый, деловой, без механической резкости, и всё же, явно не человеческий.

— Да.

— Вы хотите запрограммировать имплант?

— Да.

— Пожалуйста, укажите активный период.

— Три дня. — Трех дней должно быть достаточно, конечно. Если нет, имплант выключится.

— Этот имплант будет активным три дня после имплантации. Это верно?

— Да.

— Этот имплант готов к использованию. Время 7-43 утра. Пожалуйста, установите имплант до 8-43, иначе он деактивируется и потребует перепрограммирования. Пожалуйста, наслаждайтесь этим продуктом, и утилизируйте упаковку правильно.

Я поставил имплант в аппликатор, затем заколебался, но ненадолго. Сейчас не время страдать, я мучился в течение нескольких месяцев, и я устал от этого. Прояви я нерешительность — и мне нужно будет купить второй имплант, чтобы убедить меня использовать первый. Я не совершаю преступление, я даже близко не подхожу, чтобы гарантировать, что я его не совершу. Миллионы людей придерживается мнения, что в человеческой жизни нет ничего особенного, но сколько из них были убийцами? Следующие три дня должны были бы просто показать, как я отреагировал на это убеждение, хотя отношение к нему было объяснимым, а последствия были далеки от определенных.

Я вставил аппликатор в мою левую ноздрю и нажал кнопку. Было небольшое покалывание, ничего больше.

Я думаю, Эми бы презирала меня за это. Эта мысль потрясла меня, но только на мгновение. Эми была мертва, ее гипотетические чувства неуместны. Я ничем не мог теперь причинить ей боль, и думать по-другому было сумасшествием.

Я попытался проследить за ходом изменений, но это было смешно; невозможно каждые тридцать секунд диагностировать свои моральные устои. В конце концов, моя оценка себя, как существа, не способного убивать, была основана на десятилетиях наблюдения (и возможно, многое из этого устарело). Более того, эта оценка, это представление о себе были как причиной моих поступков и убеждений, так и моего представления о них, и кроме того, что имплант непосредственно изменял мой мозг, он разрывал эту обратную связь, замыкая её на обеспечение оправдания такого образа действий, который, как я себя убедил, был невозможен.

Спустя некоторое время, я решил напиться, чтобы отвлечь себя от вида микроскопических роботов, ползающих в моём черепе. Это было большой ошибкой: алкоголь делает меня параноиком. Я не слишком много помню из того, что было потом, кроме своего отражения в зеркале ванной комнаты, вопившего:

— ХАЛ нарушил Первый закон! ХАЛ нарушил Первый закон! — пока не началась неудержимая рвота.

Я проснулся после полуночи, на полу в ванной. Я принял таблетку от похмелья, и через пять минут моя головная боль и тошнота прошли. Я принял душ и переоделся. Специально на этот случай, я купил куртку с внутренним карманом для оружия.

Сказать, сделал ли имплант со мной что-нибудь, выходящее за рамки эффекта плацебо, было по-прежнему невозможно.

— Разве человеческая жизнь неприкосновенна? — громко спросил я сам себя. — И убивать — это неправильно?

Но мне не удавалось сосредоточиться на этом вопросе, и не верилось, что когда-то я мог это сделать. Сама эта мысль казалась мутной и сложной, как какая-то непонятная математическая теорема. Перспектива действовать дальше по моему плану вызывала у меня желудочные спазмы, но это был просто страх, а не внутреннее возмущение. Имплант не был предназначен для того, чтобы сделать меня смелым, спокойным или решительным. Я купил бы и эти способности, только это было бы нечестно.

Я проследил за Андерсоном через частного детектива. Каждую ночь, кроме воскресенья, он работал вышибалой в ночном клубе «Серри Хиллс». Он жил неподалёку, и обычно отправлялся домой пешком, примерно в четыре утра. Я несколько раз проезжал мимо его стандартного дома. Найти его было несложно. Он жил один, у него была любовница, но они всегда встречались на её территории, после полудня или ранним вечером.

Я зарядил пистолет и положил его в карман куртки, потом провёл полчаса, пялясь в зеркало, пытаясь определить, заметно ли карман оттопыривается. Хотелось выпить, но я сдержался. Я включил радио, и бродил по дому, пытаясь уменьшить волнение. Возможно, теперь для меня не было ничего особенного в том, чтобы отнять жизнь, но ведь я ещё мог умереть, или оказаться в тюрьме, а имплант, видимо, не заставил меня потерять интерес к своей собственной судьбе.

Я вышел слишком рано, так что пришлось ехать окольной дорогой, чтобы убить время. Несмотря на это, когда я припарковался в километре от дома Андерсона, было только четверть четвёртого. Когда я проходил оставшуюся часть пути, мимо проехало несколько машин и такси, и я уверен, что так сильно старался выглядеть непринуждённо, что язык моего тела излучал чувство вины и паранойю, но обычных водителей это не волновало и не беспокоило, а ни одной патрульной машины я не увидел.