Рассказы - Иган Грег. Страница 63

Не представляю, как могли бы выжить люди в аттракторах, если бы к моменту Переплавки не была налажена система автоматического снабжения всем необходимым, а также глобальная сеть связи — благодаря этому можно было ездить на работу, не покидая бассейна притяжения своего аттрактора. (Разумеется, такая инфраструктура была не везде, но эти несколько последних лет я не слежу за новостями «всемирной деревни» и не знаю, как теперь живут в менее автоматизированных районах.) Мы, маргиналы, зависим от благополучия общества даже в большей степени, чем жители аттракторов, поэтому я могу только радоваться, что большинство вполне удовлетворено положением дел. Я счастлив, что они живут мирно, торгуют и процветают.

Вот только я скорее умру, чем присоединюсь к ним. (По крайней мере здесь и сейчас я в этом уверен.)

Фокус в том, чтобы не останавливаться, не терять темпа. Абсолютно нейтральных зон не существует, по крайней мере найти их пока не удавалось никому. Но если они и есть, то наверняка слишком малы и непостоянны в пространстве, чтобы там жить. В почти нейтральном месте можно смело проспать ночь, но если жить там неделями, то обязательно попадешь под влияние хоть чуть-чуть преобладающего аттрактора.

Не терять темп и — сомневаться. Предполагают, что мы не слышим внутренних монологов друг друга, потому что они, сливаясь, превращаются в белый шум. Неизвестно, верно это или нет, но моя цель — сделать нечто подобное с более устойчивыми и зловредными компонентами сигнала. Наверное, в центре Земли все человеческие верования в сумме образуют безобидный шум, но здесь, на поверхности, где физически невозможно быть на равном расстоянии от всех, я вынужден двигаться, чтобы по возможности снизить хотя бы усредненное воздействие.

Иногда я мечтаю о том, чтобы отправиться в деревню, найти роботизированную ферму и жить-поживать по соседству с ней в блаженном одиночестве, воруя все необходимое для того, чтобы самому выращивать себе еду… А Мария? Она сама не знает, захочет ли там жить. Несколько раз мы с ней уже отправлялись на поиски такого места… но найти траекторию, минующую хитро переплетенные аттракторы, пока не смогли. Каждый раз тропа медленно, но верно поворачивала назад, к центру города. И все же выход должен быть, найти его — только вопрос времени. То, что маршруты, о которых ходили легенды среди бродяг, приводили нас в тупик, ничего не доказывает. Ведь те, кто набрел на верный путь и действительно покинул город, не могли рассказать оставшимся о своем успехе.

Впрочем, случается, что я с размаху останавливаюсь посреди дороги и спрашиваю себя, чего же я «на самом деле» хочу:

— Убежать в деревню и затеряться в тишине собственной бессловесной души?

— Перестать бесцельно бродить по дорогам и вернуться к цивилизации — ради стабильности, определенности, комфорта? Поверить в ту или иную изощренную ложь, составленную из поддакивающих друг другу маленьких обманов, и самому стать частью этой лжи?

— Или болтаться по своей орбите до самой смерти?

Ответ, естественно, зависит от места, где я в данный момент нахожусь.

Мимо проезжают автоматические грузовики, но я больше не обращаю на них внимания. Я внушаю себе, что мой голод — это ноша, дополнительный вес вроде рюкзака, и это помогает не думать о нем. Вскоре мое сознание проясняется, в голове остаются мысли только о мягком тепле утреннего солнца и о том, как приятно просто шагать по дороге.

Спустя некоторое время я заставляю себя насторожиться: меня охватывает покой и одновременно восхитительное чувство глубокого понимания. Понимания чего? Забавно, что об этом я не имею ни малейшего представления. Однако радость постижения от этого не становится меньше.

Я думаю о том, что все эти годы ходил кругами. Но ради чего?

Ради этого момента. Ради этой возможности сделать первые шаги по пути просветления.

Все, что для этого нужно — идти вперед, не сворачивая.

В течение четырех лет я следовал ложному дао — гнался за иллюзией свободы, боролся ради самой борьбы. Теперь я вижу, как превратить это путешествие в…

…во что? В кратчайший путь к вечному проклятию?

Проклятию? Никакого проклятия не существует. Есть только сансара, колесо бытия. Все усилия тщетны. Сейчас мое сознание погружено во тьму, но если я сделаю еще несколько шагов, истина очень скоро откроется мне.

На мгновение меня парализует благоговейный ужас. И только вера в то, что спасение моей души еще возможно, помогает сойти с магистрали, перелезть через забор и зашагать прямо на юг.

Эти боковые улицы мне хорошо знакомы. Я миную стоянку машин, где медленно плавятся выгоревшие на солнце пластмассовые остовы автомобилей, от длительного бездействия переключившиеся в режим самоуничтожения, прохожу мимо порно-сексшопа, откуда воняет гниющим ковролином и мышиным пометом, затем мимо выставки подвесных лодочных моторов, где новейшие — четырехлетней давности — модели на топливных элементах напоминают странных ископаемых из иной эпохи.

И тут к сердцу подступает ностальгия — из-за крыш показывается шпиль кафедрального собора, возвышающийся над всей этой мерзостью. Несмотря ни на что, я по-прежнему чувствую себя немного блудным сыном, который возвратился наконец домой (а не просто в сотый раз проходит мимо). Я бормочу молитвы, повторяю церковные догматы, все эти необъяснимо успокаивающие формулы, дремавшие в памяти со времени последнего прохождения перигелия.

Вскоре я уже думаю лишь об одном — как мог я, зная о совершенной любви Господа ко мне, все-таки пройти мимо? Немыслимо! Да как я смел отвернуться от Него?

Я подхожу к ряду идеально ухоженных домов. В них никто не живет, но здесь, в пограничной зоне, епархиальные роботы подстригают газоны, подметают листья, красят стены. Еще два-три квартала к юго-западу, и я никогда больше не отвернусь от истины. Я радостно ускоряю шаг.

Почти радостно.

Дело в том, что с каждым шагом становится все труднее не думать о том, какими причудливыми ошибками, фактическими и логическими, буквально переполнено Священное Писание. А уж о католических догмах и говорить нечего. Возможно ли, чтобы откровение, идущее от Бога совершенного и всеблагого, представляло собой такую мешанину угроз и противоречий? Почему оно так искаженно и запутанно представляет истинное место человека во Вселенной?

Искажение фактов? Но метафоры следует выбирать в соответствии с господствующими воззрениями. Разве должен был Господь озадачивать автора Книги Бытия описанием Большого Взрыва и первичного нуклеосинтеза? Противоречия? Нет, испытания веры и смирения. Какова самонадеянность — своими жалкими уловками пытаться ставить под сомнение слово Божье! Господь превыше всего, в том числе и логики.

Особенно логики.

Это плохо. Непорочное зачатие, чудеса с хлебами и рыбами, Воскресение лишь поэтические образы, которые не надо понимать буквально? Но если так, что тогда остается, кроме морализаторства из лучших побуждений и помпезной театральности? Если Бог на самом деле стал человеком, страдал, умер и вознесся, то я обязан Ему всем… но если это всего лишь красивая сказка, то я могу любить ближнего независимо от того, принимаю ли я регулярно в церкви дозы хлеба с вином.

Я уклоняюсь к юго-востоку.

Здесь истина о мироздании приобретает куда более странный и величественный облик. Она состоит в законах физики, которые познают себя посредством человека. Наша судьба и предназначение закодированы в константе тонкой структуры и в величине омега-плотности. Человеческая раса, в какой угодно форме, органической или машинной, будет развиваться в течение следующих десяти миллиардов лет до тех пор, пока мы не породим гиперразум, который, в свою очередь, вызовет — точно рассчитанный! — Большой Взрыв, благодаря чему мы и возникнем.

Если только не вымрем в течение нескольких ближайших тысячелетий.

В этом случае задачу выполнят другие разумные существа. Не имеет значения, кто несет факел.