Рассказы - Иган Грег. Страница 75

Трех месяцев Шиане оказалось достаточно.

— Я никогда не понимала, почему ты такой неуклюжий, — сказала она. — Или, что кончать так скучно.

Затем ей пришлось сделать своего клона, чтобы мы оба были женщинами. Безмозглые запасные тела, Статисты, когда-то были невероятно дороги, когда их необходимо было выращивать практически на нормальной скорости, и оставлять активными, постоянно содержать, чтобы они были достаточно здоровыми, чтобы использовать. Тем не менее физиологические эффекты от течения времени и тренировки не происходят по мановению волшебной палочки; на достаточно глубоком уровне всегда есть сформированный биохимический сигнал, который в конечном счете может быть подделан. Зрелые Статисты, с крепкими костями и идеальным мышечным тонусом, теперь могут быть произведены с нуля за год — четыре месяца беременности и восемь месяцев комы, а теперь даже более безмозглыми, чем раньше, успокаивая этическую панику среди тех, кто желал знать, как много происходит внутри голов старых, активных версий.

В нашем первом эксперименте, самая трудная часть для меня всегда была, не смотреть в зеркало и видеть Шиану, но, глядя на Шиану и видеть себя. Я потерял ее гораздо больше, чем потерял возможность быть самим собой. Теперь, я был почти счастлив при отсутствии своего тела (емкость памяти поддерживалось жемчужиной на основе минимального мозга Статиста). Симметрия бытия ее близнеца обратилась ко мне; теперь, конечно, мы были ближе чем когда-либо. Прежде, мы просто поменяли местами наши физические различия. Теперь и они были отменены.

Симметрия была иллюзией. Я изменил пол, а она — нет. Я был с женщиной, которую я любил, а она жила с пародией на саму себя. Однажды утром она разбудила меня, молотя меня по груди так сильно, что остались синяки. Когда я открыл глаза и защищая себя, она посмотрела на меня с подозрением.

— Ты там? Майкл? Я схожу с ума. Я хочу вернуть тебя.

Ради получения всего странного эпизода и покончить с этим навсегда и, возможно, также открыть для себя то, что Шиана только что пережила, я согласился на третью перестановку. Не было никакой необходимости ждать год; мой Статист должен быть выращен в то же время, как у нее.

Так или иначе, это было гораздо больше дезориентирующим, столкнуться с своим «я» без камуфляжа в виде тела Шианы. Я нашел мое собственное лицо непроницаемым; когда мы оба были в масках, которые не беспокоили меня, но теперь это заставило меня чувствовать себя нервным, и время от времени параноиком, без всякой рациональной причины.

К сексу тоже нужно было привыкнуть. В конце концов, я нашел это приятным, запутанным и неопределенным самовлюбленным способом. Неотразимое чувство равенства я чувствовал когда мы занимались сексом как женщины, и оно никогда не возвращалось ко мне когда мы сосали друг другу член. Шиана никогда не утверждала подобного. Все это было моими собственными измышлениями.

На следующий день мы вернулись к тому, с чего начали (ну почти, — на самом деле, мы оставили наши дряхлые, двадцатишестилетние тела на хранение, и поселились в наших здоровых Статистах), я видел сюжет из Европы — этот вариант мы еще не пробовали, и он становится повальным: гермафродиты, однояйцевые близнецы. Наши новые тела могут быть нашими биологическими детьми, с равной долей характеристик нас обоих. Мы оба сменили пол, оба потеряли партнеров. Мы будем равны во всех отношениях.

Я взял копию сюжета домой для Шианвы. Она смотрела задумчиво, потом сказала:

— Улитки являются гермафродитами, не правда ли? Они висят в воздухе вместе на нити слизи. Я уверена, что есть даже что-то у Шекспира, про славное зрелище совокупляющихся слизней. Представь: ты и я, занимающиеся любовью слизняки.

Я упал на пол, смеясь. И внезапно перестал.

— Где, у Шекспира? Я не думаю, что ты даже читала Шекспира.

В конце концов, я пришел к убеждению, что с каждым годом, я узнаю Шиану немного лучше — в традиционном понимании этого слова, том смысле, что большинство пар, казалось, найдет достаточным. Я знал, что она ожидала от меня, я знал, как не причинить ей боль. У нас были ссоры и разногласия, но должно быть, была какая-то основная стабильность, ведь в итоге мы всегда предпочитали оставаться вместе.

Ее счастье имело очень большое значение для меня и порой я едва мог поверить, что я когда-либо думал, о том, что весь ее субъективный опыт может быть принципиально чужим мне. В действительности, каждый мозг, и, следовательно, каждая жемчужина, были уникальными — но там было и что-то экстравагантное, в предположении, что природа сознания может радикально отличаться между отдельными людьми, когда использовалось то же основное оборудование, и те же самые основные принципы нейронной топологии.

Иногда, когда я просыпался ночью, то поворачивался к ней и шептал, неслышно, навязчиво: «Я тебя не знаю. Я понятия не имею, кто или что ты». Я лежал и думал об упаковке и уходе. Я был один, и было бы фарсом угадывать шараду притворства иначе. Иногда я просыпался ночью, с абсолютным убеждением в том, что я умираю, или с чем-то ещё столь же абсурдным. В господстве некоторого полузабытого сна все виды путаницы возможны. Это никогда не имело значения, и утром я всегда был самим собой снова.

Когда я увидел сюжет о сервисе Крэйга Бентли — он назвал это «исследованиями», но его «добровольцы» платили за привилегию участвовать в его экспериментах. Мне было тяжело заставить себя включить в бюллетень, несмотря то, что все мои профессиональное существо кричало, что это все наши зрители хотели увидеть тридцать вторую часть техношока: странную, даже слегка пикантную, но не слишком тяжелую для понимания.

Бентли был кибернейрологом, он изучал устройство Н'доли как нейрологи когда-то изучали мозг. Имитация работы мозга нейро-сетевым компьютером не требовала глубокого понимания своих высокоуровневых структур; исследование этих структур продолжалось в их новом воплощении. За жемчужиной легче наблюдать и манипулировать, по сравнению с мозгом.

В его последнем проекте, Бентли предлагал парам что-то большее чем предложения обычного рынка, к примеру, о сексуальной жизни слизней. Он предлагал восемь часов существования с идентичными мыслями.

Я сделал копию оригинала, десятиминутную часть, которую передал по оптическому волокну, затем разрешил моей редактирующей консоли выбрать наиболее яркие тридцать секунд для трансляции. Была сделана хорошая работа по изучению меня. Я не мог лгать Шиане. Я не мог скрыть эту историю, и не мог быть безразличным. Единственная честная вещь состояла в том чтобы показать ей файл, сказать ей что я чувствовал, и спросить ее, чего бы она хотела.

Так я и сделал. Когда изображение головидения погасло, она повернулась ко мне, пожала плечами, и мягко сказала:

— Хорошо. Это звучит забавно. Давай попробуем.

На Бентли была футболка с изображением девяти портретов, сеткой три-на-три. Вверху слева был Элвис Пресли. Внизу справа была Мэрилин Монро. Остальные ячейки были различными переходами между ними.

— Вот как это работает. Перемещение займет двадцать минут, в течение которых вы будете бесплотны. Через первые десять минут вы получите одинаковый доступ к воспоминаниям друг друга. Последующие десять минут вы постепенно будете приближаться к общей личности.

— Как только это произойдет, ваши Н'доли будут идентичны — в том смысле, что оба будут иметь одинаковые нейронные связи со всеми одинаковыми долевыми коэффициентами — но они также будут и в разных состояниях. Мне нужно будет отключить вас, чтобы исправить это. Затем вы проснетесь…

— Кто проснется?

— … в идентичных электромеханических телах. Клоны не могут быть достаточно подобными.

— Вы будете восемь часов одни, в одинаковых комнатах. На самом деле скорее всего похожих на гостиничные номера. Вы будете иметь доступ к головидению, чтобы не скучать, если вам это нужно — но без видеосвязи, конечно. Вы можете подумать, что вы получаете одинаковый сигнал, если вы попытаетесь позвонить по одному и тому же номеру одновременно — но на самом деле, в таких случаях коммутационным оборудованием произвольно позволяется сделать один вызов, который сделает ваши окружения разными.