Магия чувств (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 6
Барон морщится, но его дядюшка, королевский постельничий, решает быть откровенным. Снявши голову, по волосам не плачут.
Интересное завещание составил его отец. Титул и земля сыну, деньги – жене. Так что плясал наследник под каблучком у маменьки сколько лет… но – не протестовал. Покойная баронесса характер имела скупой, нрав занудный, а методичностью могла посоревноваться с любым учителем. Вместе деньги вкладывали, вместе прибыль получали, вместе планировали, на что потратить… ему смерть матери невыгодна, я это вижу по разноцветным вуалям вокруг его тела. Тоска, недовольство, грусть… где он еще такого партнера и компаньона найдет? Так что барона все устраивало. Мать-то он точно не травил.
А как насчет остальных?
Остальных тоже надо бы расспросить, о чем я и сообщаю господину барону. Тот сообщает, что дамы отправились на прогулку по лавкам, и он не знает, когда все вернутся. Что ж, подождать придется…
Словно в ответ на мои молитвы, в комнату врывается… ожившая клумба. Пестрая, яркая, вихрящаяся всеми оттенками цвета – и трещащая без умолку. Я аж зажмуриваю глаза, потом открываю, и вихрь распадается на пятерых женщин. Зеленый шелк, бирюзовый, желтый, розовый, серая ткань только оттеняет это буйство красок.
Жена барона, сестра барона, дочь, племянница и компаньонка. Они радуются покупкам, показывают все супругу, рассказывают… на три минуты бедняги хватает, потом он негромко, но увесисто припечатывает ладонью стол.
– Дамы, позвольте представить вам королевского расследователя – Шайну Истар.
– Расследователя?
– Девушку?
– Зачем она здесь?
– Какая рыжая.
– И молоденькая такая… она точно расследователь?
Даже не поняла, честно говоря, кто и что сказал. Жуткое зрелище. Пять женщин – это нечто кошмарное, особенно когда они разговаривают все и сразу. И как их барон выдерживает?
Дядюшка барона кашлянул, и все воззрились на него.
– Госпожа Исттар – королевский расследователь. Возраст – не помеха профессионализму, кое в чем она разбирается лучше многих из здесь присутствующих. По поводу смерти моей невестки есть определенные сомнения, поэтому того, кто откажется отвечать на вопросы, я посчитаю виновным.
– Дядя!
– Дедушка!!!
Бесполезно. Восклицаниями лягушек аистов не проймешь.
– Попрошу вас обойтись без глупых воплей.
Дамы послушно замолчали. И господин Вирон поглядел чуть снисходительнее.
– Прошу вас, здесь и сейчас, в нашем присутствии, ответить на ее вопросы. Отвечает только один человек, остальные слушают.
Взгляды были возмущенными. А вот голоса никто не подавал, явно барон своих построил давно и по линеечке. Я ухмыльнулась про себя, и решила начать с баронессы.
Нельзя сказать, что женщины довольны, но на мои вопросы отвечают более-менее спокойно. Баронесса, потом сестра барона, по старшинству, потом их дочери.
И все они повторяют одно и то же.
Бабушка последнее время была особенно вредной и придирчивой, детей гоняла, возмущалась, цеплялась за все подряд… почему так? Да кто ж знает… вот и компаньонка от нее пощечину недавно получила. Вязание взяла, да пару петель и спустила ненароком, вот и получила оплеуху. А уж сколько проповедей она зачитывала по любому поводу! Буквально на час могла привязаться из-за кружева не той ширины или пятна на скатерти.
И вообще, она, наверное, своим ядом подавилась.
Я расспрашиваю, но мысли всех женщин спокойны. Конечно, они нервничают. И из-за расследования, и просто – я им не нравлюсь. Конечно, они злятся. И баронессу не любили. Но это другое. Это обычная неприязнь, а не вина в смерти человека, пусть даже самого ненавистного тебе. Просто нежелание соприкасаться с миром расследователей.
Последней я дохожу до компаньонки.
И понимаю – зацепила. С первого вопроса, с первого слова, с первого взгляда я понимаю – ей есть, что скрывать. Она успела приготовиться, пока я допрашивала остальных, и это неспроста.
Спокойна. Женщина почти неестественно спокойна, она словно бы давит в себе все мысли, все чувства, если мысль обычного человека – это река, то здесь она подо льдом. Глубоким, темным льдом, через который почти ничего не просматривается. И чувства – тоже. Она маг?
Нет. Не маг, я бы это видела.
Она обычный человек, но очень способный и талантливый. Я и то не смогу так, как она, разве что свою силу призвать. Но тогда и работать будет моя сила.
Это уже не я. Уже не человек.
А эта женщина нарочито спокойна. И зачем ей это надо, если она ни в чем не замешана? Просто так – и такие усилия? Зачем? Даже если ты ненавидела хозяйку, даже если ты мечтала утопить ее в болоте погрязнее, зачем так глушить в себе и мысли и чувства? Она ведь не знает, что я маг, она настроилась на беседу с обычным человеком, и я понимаю, в таком состоянии ее бы пропустил любой расследователь. Опросил бы, не заметил ничего странного и отвязался. Это не магия, но в чем-то сродни ей.
Ладно. Сейчас мы выведем ее из этой отрешенности. Даже если сложновато будет – я справлюсь. Азарт поет в крови, мне нравится играть с сильным противником. Что интереса – рассматривать те мысли, которые и так напоказ? А вот здесь… здесь меня ждут трудности, и это здорово.
Я принимаюсь расспрашивать. Как вела себя хозяйка, что требовала, любила ли вязать, строго ли следила за домом… те же вопросы, что задавала остальным. И когда женщина чуть расслабляется, начинаю прощупывать именно ее, искать болевые точки. Неужели вам нравится носить такие жуткие тона? Или у вас нет денег на другие платья? Ах, униформа… сочувствую. Наверняка мужчины и не видят вас, в таком-то платье, им не душу подавай, а вырез поглубже и расцветку поярче. Или ваш муж… ах, нет мужа? Вы же молодая женщина, неужели еще не замужем? А как же дети? А время-то идет, мы моложе не становимся, вам сколько лет? Двадцать пять? М-да…
И это постепенно расшатывает самообладание женщины.
Словно акулий плавник из воды, показываются ее настоящие мысли. Выныривают краешками из-под темноты льда, пробегают, и я могу их разглядеть. Они яркие, словно всполохи. Видимо, обратная сторона такого вот состояния. Можно давить в себе эмоции, но то, что прорвется, будет намного ярче обычного. Сильней, искренней.
Так что ты думала о своей хозяйке, Сиана? Ну-ка, покажи мне?
Хозяйку она ненавидела. И не только она. Не одна она это задумала…
Бедная девушка, которую из милости взяли в компаньонки, гоняли по всякой ерунде, шпыняли и давили. Она должна была испытывать благодарность? Но за что? Если бы ей все дали просто так, тогда еще возможно, и то, люди – твари неблагодарные, я это точно говорю, как маг разума. А тут ей приходилось отрабатывать каждый медяк. Неудивительно, что она возненавидела свою хозяйку. Но просто так не решилась бы ее убить, если бы не помогли. Не подтолкнули.
Здесь и сейчас мне все ясно, и я смотрю на господина барона печальными глазами.
– Достопочтенный Вирон, я могу заверить, что никто из присутствующих не причастен к отравлению вашей матери. – Аура девицы вспыхивает розовыми искрами счастья, и я жестоко растаптываю ее мечты. – Это сделала компаньонка, Сиана Вебрен. Она подлила яд.
Дальше начинается… переполох в павлиннике. Для курятника здесь слишком роскошно.
Визжат дамы, ругаются мужчины, бросается выдирать мне волосы означенная компаньонка, и я уворачиваюсь. Драться тут еще с убийцами, вот не хватало. Она пролетает мимо, спотыкается о подставленную ногу и падает на ковер, где ее и придавливают, и вяжут дюжие лакеи, которых позвал дядюшка барона. Умный мужчина, хоть и выглядит ужасно.
Минут через десять все успокаивается, и королевский постельничий смотрит на меня с признательностью.
– Спасибо, госпожа Истар.
Я огорченно развожу руками.
– Простите меня… вы рано благодарите.
– Вот как?
– Почему?
– Потому что сама по себе она ничего не получает. Только лишается всего. – Я действительно огорчаюсь. Я принесу в этот дом еще одно горе, но выбора нет.