Руна на ладони (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 27
Вот только было тоскливо. Антон сбежал. Этот благородно отказался. Но обещал помочь.
***
Ульф остановился, едва переступил порог собственной каюты. В проходе, тянувшемся через весь корабль, слабо горела пара альвовых огней. На другом его конце, перед дверью кухонного закутка, сейчас приоткрытой, стояли четверо его людей. Тихо беседовали — но при его появлении смолкли.
Однако он успел расслышать обрывок их разговора. Парни обсуждали то, что сделала в сегодняшнем бою Свейтлан.
Ульф недобро зыркнул на них. Шагнул было к лесенке, ведущей наверх — но тут же остановился.
Его меч, брошенный на палубе, уже должны были оттащить в оружейную. Ему тоже следовало туда сходить — отнести шлем, снять и оставить доспех, сначала отчистив его от копоти…
Ульф посмотрел на темно-серый купол шлема, который держал в руке. На взлобке, рядом с гребнем, осталась неровная вмятина. На личине — ещё одна.
Магия темных альвов, вплавленная в темно-серый металл, не устояла перед даром Свейтлан. При этом она даже не целилась. И в броске её не было сноровки.
Выходит, старая магия, подвластная Свейтлан, сильнее не только мощи огненных йотунов — но и колдовства альвов.
А для него это значит только одно — он опять вернется в Ульфхольм без пары.
Ульф молча двинулся в оружейную, гадая, удастся ли ему выправить вмятины на шлеме. Обычно ни человеку, ни оборотню было не под силу изменить форму того, что вышло из мастерских темных альвов. Но Свейтлан это удалось. Может, ему тоже удастся исправить то, что сделала она со шлемом…
Главное, чтобы в месте вмятин магия альвов не ослабла. Впрочем, на драккаре была пара запасных доспехов — и шлемов. Личины у них человеческие, но ничего, подерется с открытым забралом.
Ему ещё следовало отвести Свейтлан помыться. Но сначала нужно самому окунуться в море. Смыть копоть, остудить голову…
***
Света не знала, сколько она просидела, уставясь в окно.
Не было тех чувств, что остались у неё после бегства Антона. Ни унизительного осознания, что её бросили, ни воспоминаний, болезненно саднящих в памяти. Сейчас она ощущала только тоскливую опустошенность. И одиночество.
За эти два дня Ульф сумел заполнить её жизнь. Просто потому, что был рядом. Она то злилась на него, то была ему благодарна. То задумывалась, каково это — жить с ним.
А теперь об этом можно забыть.
Но почему он так легко от неё отказался? Вариант «струсил» Света отмела сразу же. То, чем занимался оборотень, трусости не предполагало.
Может, Ульф решил, что он теперь ей не ровня? Или не захотел возиться с женщиной, которой подвластна какая-то магия? Вдруг она схватится не за ту руну и разнесет ему весь дом на части…
Что самое забавное, именно готовность Ульфа отпустить её говорила о нем больше всяких слов.
Будь он мелкой душонкой, мрачно решила Света, то попытался бы её использовать. Женщина, владеющая забытой магией — тоже своего рода оружие.
А ещё он мог продать её кому-нибудь. Учитывая, что ни языка, ни здешних нравов она не знает — да запросто. Наврал бы ей с три короба, потом отвел к новому владельцу…
И по всему выходило, что доверять сейчас она могла только Ульфу. Именно потому, что он от неё отказался.
Руки Светы, расслабленно лежавшие на коленях, дрогнули. Красные камни на брошах, зажатые в ладонях, радостно блестнули. Она перевела на них взгляд и задумалась.
Украшения были явно женские. Зачем Ульф хранил их? Про запас, на случай, вдруг подвернется подходящая невеста? Или они кому-то предназначались? Интересно, кому?
И в этот момент мысли её внезапно приняли другое направление. Света вдруг осознала, что одного он так и не сказал — «в Ульфхольме ты мне не нужна». Прямо. В открытую.
Но может, ещё скажет? Деликатность оборотню вроде бы не свойственна…
Что в её положении только к лучшему. По крайней мере, будет знать, что тут ей надеяться не на кого.
А следом Света вдруг приняла решение.
И, поднимаясь с постели, даже ощутила легкий стыд — уж больно большая разница была между тем, как она думала об Ульфе прежде, и тем, как думала сейчас.
Но ведь и он начал вести себя по-другому…
Она, не обращая внимания на боль в руке, убрала броши в узел с тканями, лежавший в углу. Собрала валявшиеся на полу обрывки кожаных ремешков и деревянные планки с рукояти ножа. Подобрала сам нож, так и оставшийся на крышке сундука. Сунула его туда же, в узел.
Затем встала у окна, дожидаясь Ульфа, который обещал отвести её помыться.
Лишь бы у них тут имелось мыло, думала Света, глядя на синюю гладь моря, расстилавшуюся за оконцем каюты. И хорошо, что она сберегла сумку вместе со всем её содержимым. С одеждой будет потрудней. Ничего, она что-нибудь придумает.
В сказке про серого волка спрятана и другая мораль, мелькнуло вдруг у Светы, пока она стояла у окна.
С бедным волком ничего не случилось бы, не повстречайся ему в лесу Красная Шапочка.
***
Ульф пришел мокрый и весь какой-то взъерошенный. Молочно-серая грива, сейчас не стянутая сзади кожаным ремешком, оказалась распущена. Над лбом жестко, иглами торчали короткие тонкие пряди — словно сквозь обычные волосы у оборотня пробивался звериный подпушек.
— Пойдем, — буркнул он.
И повел Свету к неприметной дверке в самом конце коридора, идущего через весь корабль. Толкнул створку, затем первым вошел в крохотный закуток.
Пол и переборки тут покрывала та же темная субстанция, что защищала борта корабля.
— Вода. — Ульф кивнул на два мешка из коричневой кожи, приваленные к одной из переборок. Оба выглядели какими-то рыхлыми, словно оплывшими. — Чистая, из запасов для питья. Там — мыло.
Он указал взмахом когтистой ладони на полку в углу, с высоким бортиком. Света разглядела стоявшую на ней деревянную плошку.
— Воду лей прямо на палубу. Потом обшивка выцедит её в море. Шить с такой рукой тебе нельзя, но прежнюю одежду тоже лучше не надевать. Если хочешь, я принесу тебе чистую рубаху и штаны из своих запасов. Наденешь? Они, конечно, великоваты — но зато не будут обтягивать твою…
Ульф споткнулся. Глаза блеснули, словно блекло-желтые камешки на свету.
Задницу, мысленно закончила Света за него. И быстро кивнула.
— Не будут обтягивать твое тело, — равнодушно поправился оборотень. — Повязку можешь намочить, ей все равно ничего не будет. Лоскут отойдет только тогда, когда все заживет.
Он развернулся, вышел — а Света осталась.
Похоже, полотенцами на этом лайнере не пользуются, мелькнуло у неё. Не зря же Ульф пришел мокрый. И запоры на дверях отсутствуют, даже тут.
Она шагнула к полочке, чтобы исследовать мыло в деревянной плошке — надо же занять себя хоть чем-то в ожидании Ульфа. Раздеваться, когда он в любой момент мог войти, не хотелось.
Непонятно, конечно, зачем Ульф не предложил ей свою рубаху ещё в каюте. Не пришлось бы сейчас бегать…
Мыло оказалось ужасное. Липкое, мягкое, как студень, и вонючее. Грязно-коричневое, смешанное с мелкой черной крошкой, похожей на измельченный уголь.
Света вытерла о край плошки палец, которым коснулась содержимого. И, вздохнув, молча пообещала себе, что первое, чем займется, когда будет хоть какое-то место для жилья — это попробует сама сварить мыло.
Как это делается, Света не знала, но в памяти плавали обрывки каких-то сведений. Жир варят, добавляя в него что-то щелочное. Вроде бы щелок раньше получали, настаивая золу на воде…
Буду экспериментировать, решила она.
Следом Света шагнула к кожаным мешкам, приваленным к переборке. В памяти всплыл следующий обрывок сведений — кажется, когда-то такие сосуды назывались мехами.
Мешки были сделаны из шкур, снятых целиком, без разрезов. Дырки на месте ног зашили, стянув кожаными ремнями. Узкие деревянные горловины сверху, заткнутые пробками, тоже оказались обмотаны ремнями.
На гвоздике рядом висел черпачок.
Все же тут есть место для мытья, подумала Света. Для средневековья это уже роскошь.