Последний довод главковерха (СИ) - Перестукин Виктор Леонидович. Страница 42

Разведка вполне удалась, довольный собой я отправился бродить по городу, намереваясь заодно прикупить продукты для Оксаны. Подойдя с этой невинной целью к воротам ближайшего рынка, я остановился, разыскивая верхним взглядом нужные мне ряды, после чего уверенно двинулся в выбранном направлении. А пока мясник разделывал свиную тушу, готовя выбранный мною кусок вырезки, рядом происходили интересные события.

Красивая девушка, нет, выделяющаяся красотой девушка, опровергая мои тезисы о неумении современниц знакомиться, активно клеилась к старлею-танкисту. Тот не терялся, и был совсем не против знакомства, предлагая продолжить его в более подходящем месте, но…

— Ты что к моей сестре пристаешь? Ты что думаешь, если ты командир и фронтовик, тебе все можно? Я сам только с фронта! — Напирал на танкиста явно уголовного вида заморыш.

Несмотря на мелкие габариты, вел он себя очень уверено и нагло, рядом, не скрывая своей заинтересованности происходящим, стояли еще два уголовника. Не могу понять, зачем они так стремятся выделится и подчеркнуть свою кастовую принадлежность, на мой взгляд, этим они только облегчают работу милиции.

— Ты думаешь, если девушка одна ходит, так за нее и заступиться некому? — Продолжал отрепетированное выступление бандит. — Ты мою сестру за шлюху принял? Отойдем в сторону, командир, поговорим!

Чего он привязался к этому танкисту, понять было нельзя, тот совсем не был похож на состоятельного человека, но выследили они его с чем ценным, или у них были личные мотивы, вникать в мотивы рыночной шпаны было некогда, события пошли кувырком. Бандит инициатор схватил танкиста за рукав, тот отмахнулся, а в руке второго бандита блеснуло лезвие ножа. От первого взмаха танкист увернулся и тут же получил сапогом в ребра. Но в это время я прохромал, наконец, те пять метров, что отделяли прилавок от места драки. Вооруженный, за неимением лучшего, тяжелой бычьей ляжкой, я сходу пустил свое оружие в ход, тремя ударами разметав злодеев, умудрившись при этом не свалиться, и напоследок припечатал к земле последнего, подбегавшего с топором.

— Ты что делаешь?! Меня-то за что?! — Орал поверженный мясник.

— Хрена ты тут с топором бегаешь? — Злобно огрызнулся я, постоянно оглядываясь, нет ли кого сзади. Народ, видя мой настрой на продолжение драки, почтительно расступился, образовав вокруг меня своеобразный круг почета, в который торжественно вступили представители органов правопорядка.

— А ну, стоять! — Остановил лейтенант милиции мясника, пытавшегося вернуть на прилавок бычью ляжку, и сразу поприветствовал мелкого уголовника. — Здорово, Фальцет, опять довелось свидеться!

Двое его помощников крутили руки бандитствующей троице обыкновенными веревочками, наручники в киевской милиции были, очевидно, не в моде. Я пытался помочь танкисту встать так, чтобы при этом не упасть самому, что мне неплохо удалось. Уголовник успел все таки зацепить его ножом, со слегка оцарапанного предплечья старлея редко капала кровь. Я озирался в поисках девушки, из-за которой все началось, но ее нигде не было.

— Чьи деньги? Кого ограбили?

Из кармана дрища извлекли ворох огромных советских купюр.

— Меня! Это мои деньги! — Неожиданно услышал я свой голос, ну что, все правильно, если деньги ничьи, значит, мои.

— Проследуем, товарищ, в отделение для выяснения. — И довольный, добавил, обращаясь к заморышу. — А ты, Фальцет, сегодня плотно влетел.

— Да что ты можешь, красноперый! Это же не грабеж даже, все видели, как тот фраер к сеструхе приставал! Три года за хулиганку, да мне тюрьма дом родной!

— Ты напал на командира Красной Армии, — снисходительно, и даже добродушно объяснил лейтенант лузеру, — и ранил его, нанеся вред боеспособности наших вооруженных сил, в дни, когда наша страна ведет непримиримую борьбу с зарвавшимся врагом. И сделал ты это, не по собственной инициативе, ума бы у тебя на это не хватило, а по заданию немецкой разведки. И получишь ты за это высшую меру в течение трех дней, по законам военного времени.

Слушая все эти разъяснения тонкостей социалистической законности, я уже семь раз пожалел, что влез в это дело, особенно когда попытался прикарманить деньги уголовников. С местными правоохранителями шутки плохи, за любую ерунду навесят такую статью, век не прочитаешь. В отношении профессиональных бандитов такая практика может только приветствоваться, с асоциальными элементами, которые никогда и ни при каких условиях не встроятся в гражданское общество тактика эскадронов смерти оправдана и необходима. Но когда это касается лично тебя, смотришь на такие вещи уже по-другому.

За разговорами пришли в отделение, где нас развели по разным помещениям. Уголовников отвели в камеры. Танкиста лейтенант увел на перевязку, хотя он в ней совсем не нуждался, и пока медсестра бинтовала порез, милиционер, нависая над врачом, что то старательно ему втолковывал, видимо убеждая приукрасить характер раны и вписать в справку повреждения, которых у старлея фактически и близко не было.

А меня отвели в большой кабинет, уставленный десятком пустых столов, за которыми было всего три сотрудника, и молодой парень в гражданском начал подробно и не спеша выспрашивать об обстоятельствах нападения, и подробностях кражи у меня крупной суммы денег.

— Хорошо, товарищ Лапушкин, с этим разобрались. Поясните теперь следствию, откуда у Вас, бойца Красной Армии, едущего из госпиталя на восстановление, оказалось в кармане… кстати, сколько там было?

Пока мы шли к отделению милиции, у меня было время продумать ответы на основные вопросы, только по сумме я сказать ничего не мог даже приблизительно, милиционер, примостившийся за столом в углу, считал деньги медленно, и все время сбивался. Хоть бы купюрник писал, что ли, или разложил бы в несколько пачек, нет, он считает все в одну кучу, путается, и начинает сначала. Буду пока рассказывать басни о происхождении денег, отводя разговор от суммы.

— Эти деньги мне дал лейтенант из штаба нашей дивизии, фамилия его Марущинский. Он просил передать их девушке Оксане, живущей по улице Полтавской, тридцать шесть, квартира пять. — Я стараюсь называть знакомые улицы и имена, чтобы меньше сбиваться. — Оказалось, что девушки такой там не проживает, или лейтенант напутал, или я неправильно записал. Как закончится отпуск, отведенный на выздоровление, повезу деньги обратно, никуда не денешься.

— Путано все, и неправдоподобно.

— Ничего не путано, и все правдоподобно. — Упорствую я. — Почему лейтенант не может послать деньги с бойцом знакомой девушке? Может, и послал.

— Мы все проверим, и пошлем запрос в дивизию по Вашему лейтенанту.

— Проверяйте.

Запрос будет ходить недели, и где меня все это время будут держать, под арестом, свидетеля и пострадавшего, на каком основании? Самое большее, деньги придержат, век бы их не видеть.

— Где Вы остановились в городе, товарищ Лапушкин?

— Пока нигде, я сегодня утром приехал.

— Четыре дня добирались до Киева из госпиталя?

— Это мне еще повезло, неразбериха кругом.

— По сумме Вы ничего не сказали.

— Дело в том, товарищ милиционер, что я часть потратил на дорогу, по договоренности с лейтенантом Марущинским, конечно. Дайте, я пару минут посижу, подумаю, и назову Вам точную сумму.

Входит другой мужик в штатском, постарше, мой интервьюер вскакивает:

— Веду допрос свидетеля, товарищ капитан!

— По банде Фальцета показания запротоколировал? — Капитан берет листы с подписанными мною записями и бегло их просматривает. — Хорошо, очень хорошо. Почему не отпускаешь свидетеля?

— Нестыковки в показаниях по якобы похищенной сумме, товарищ капитан.

Капитан внимательно смотрит на меня, на то, как я неловко примостился на стуле, на отставленную ногу.

— Тяжелое ранение, товарищ?

— Уже выздоравливаю, товарищ капитан, — поднимаюсь со стула специально с трудом, — не терпится вернуться на фронт, там сейчас каждый боец на счету!

— Это правильно, у нас вон, тоже большую часть сотрудников мобилизовали, отделы объединили. — И покосившись на молодого следователя, явно для него добавляет: — Возимся с разными пустяками, а до главного руки не доходят. Что там за нестыковки, Боянов?