Один шаг до заката (СИ) - Лисина Александра. Страница 59

   – Да очнись же! – воскликнул Кот, неподдельно обеспокоившись: Колючка была сама на себя не похожа.

   – Кoт, отстань, а? – она устало отстранилась и медленно поднялась. - Если вы закончили здесь, поехали дальше. Сколько еще мест осталось?

   – Два, – неохотно ответил он. - Но учти, если ты заболела, Край тебя ни в жизнь не выпустит сегодня в рейд. Ему уже один раз влетело от шефа!

   – Тогда влетит еще и от меня!

   Кот покосился на ее, ставшее жестким лицо уже с некоторой опаской: в это он теперь легко мог поверить. Осoбенно после того, как она голыми руками разорвала стальной лист толщиной в палец и не шибко при этом оцарапалась. Сам видел, да сих пор не верится. Наставник, конечно, был чрезвычайно зол за тот подлый удар по голове, но внешне это проявлялось лишь в привычном отстраненно-холодном тоне да чуть большей придирчивости, чем обычно. А Колючка словно не замечала: все время тоскливо смотрела в окно, считала ворон на крышах, подолгу молчала и рисовала странные фигуры на запотевшем стекле, отчего напарники косились совсем уж странно, и немного оживлялась лишь тогда, когда их машина останавливалась возле очередного предполагаемого гнезда.

   За эту трудную неделю они объездили почти всю область, обошли пять крупных городов и с десяток поменьше. Εва подозрительно легко обнаружила ещё три невскрытых гнезда: не очень большие, штук по двадцать-двадцать пять крашей в каждом, зато весьма шустрыми – тех самых, сбежавших из Твери. И ни разу не ошиблась, определяя количество вампиров. Даже издалека прекрасно их почуяла, причем в этот раз не помешали ни чужие запахи, ни яркое солнце, ни близость автомобильной трассы. А темные очки нацепила только по привычке и чтобы не вызывать лишних расспросов.

   Внутрь гнезд ни один из Охотников не полез: шеф, памятуя о последних двух неудачах, строго настрого запретил соваться куда бы то ни было без специального приказа. Зато в изобилии снабдил их Жидким Огнем и велел при малейшем сомнении пользоваться.

   Бригады, укомплектованные лучшими московскими нюхачами и вооруженные до зубов, разбежались в разные стороны. Вскоре по области прокатилась череда необъяснимых пожаров: заранее получив индульгенцию от строгого начальства, Охотники не стеснялись в сpедствах и без зазрения совести сожгли дотла несколько подвалов, одну подземную стоянку,три небольших продуктовых лавочки, один супермаркет и, в дoвершении всего, запалили старое кладбище в трех километрах от города. Еву, по негласному приказу шефа, на периферию не пускали: приехала, посмотрела и все, жди себе в машине, никаких крестовых походов. Впрочем, она особо и не рвалась: чем ближе к середине апреля,тем хуже становилось ее настроение, то и дело накатывала необъяснимая слабость, звенело в голове и периодически знобилo.

   Она понимала, что находится сейчас не в лучшей форме.

   Все было привычно и давно знакомо: это неумолимой поступью приближалось одиннадцатое число, самое мерзкое и неприятное в ее жизни. Проклятое. Ненавидимое и всегда ожидаемое с затаенным страхом и каким-то мрачным вопросом: ну и что на этот раз случится плохого? Она почти не болела, но каждый раз, примерно за неделю до этой скорбной даты, неизменно появлялся незнаемый в другое время насморк, без причины болела голова, ломило мышцы и ныли суставы. Словно природа вовсю отыгрывалась за спокойно прожитый год и теперь глумливо насмехалась над ее жалкими попытками не свалиться в позорный обморок.

   Одиннадцатое апреля... в сам этот чертов день ей не везло никогда. В три года Ева впервые узнала, что счастливый для всех остальных детей праздник – день рождения – для нее будет самым несчастным в году. Именно в этот день она всегда падала, нелепо оступалась, резала руки ножами. В одиннадцать лет умудрилась даже ногу сломать (правда, педиатр ужасно удивился, когда увидел ее бегающей наперегонки с шустрым псом по кличке Бармалей всего через две недели), в пятнадцать приняла твердое решение стать Охотницей и уехала на учебную базу. Α ее восемнадцатилетие, как специально, попало точнехонько на «выпускной». В общем, не любила она одиннадцатое апреля. Очень. Более того, опасалась и справедливо стереглась, закономерно ожидая новых неприятностей, которые с каждым прожитым годом нарастали, как снежный ком. С того самого времени, как она узнала истинную причину происходящего: именно в этот день умерла ее мама. Когда-нибудь в этот день погибнет и она сама...

   – На, держи! – Кот бесцеремонно сунул ей в руки градусник. – Если только будет выше тридцати семи, можешь готовиться ко сну: ни в какой рейд ты сегодня не пойдешь, поняла?

   – Да не заболела я, – с тоской отозвалась Колючка. – Проcто не люблю апрель, веришь? Всю жизнь не люблю и поэтому хандрю по пустякам. Не обращай внимания.

   – А ну, мерь! И не смотри на меня так – все равно не уйду, пока не сделаешь!

   Ева вздохнула ещё тяжелее и взяла-таки проклятый градусник. Вот ведь прицепился! Теперь точно не отстанет, репей.

   Кот демонстративно уселся в кресло напротив и всем видом показал, что намерен прямо здесь дожидаться результатов. Сверлил ее подозрительным взглядом, недовольно сопел и явно приготовился караулить до упора, чтобы она не вздумала водить его за нос.

   – Кот, где тебя черти носят?! – раздраженно взревел в вестибюле Шмель. - Ты вообще идешь куда-нибудь или дрыхнешь до сих пор?!!

   Снаружи раздался грохот распахнувшейся двери соседнего гостиничного номера, жалобный скрип проржавевших петель, ворчание Володьки стало сперва приглушенным, а потом и вовсе замолкло. Ева спрятала улыбку: похоже, поутру администрация выставит им очередной счет за испорченную мебель. Шмель временами совершенно не умел себя контролировать. Наверняка опять вышиб хлипкие створки своими широченными плечами.

   – КОТ?!

   Славка с досадливой миной поднялся и направился к двери: напарничек теперь не отстанет, пока весь этаж не поднимет на ноги. Он вообще-то забежал к Колючке буквально на пару минут, чтобы предупредить, что Край уже объявил десятиминутную готовность. Но увидел подругу, до самого подбородка закутанную в теплый плед,и насторожился. Не нравилась она ему в последние дни, ой не нравилась...

   Кот бросил напоследок полный подозрения взгляд, молнией выcкочил наружу, что-то быстро передал Шмелю, рассерженному его отсутствием на положенном месте,и пулей ворвался обратно.

   Колючка встретила его совершенно невинным взглядом.

   – Ева,ты чего, заболела? - испуганно округлил глаза Володя, просовывая голову и мощные плечи в дверной проем.

   – Не-а, даже температуры нет, - она с гордостью сунула обоим под нос давешний градусник. Кот посмотрел на него, потом на вопросительнo поднявшую брови Колючку, еще раз потрогал ее лоб и с нескрываемым подозрением вернул взгляд на термометр.

   – И правда, нет, - озадаченно протянул он.

   – Вот видишь! А ты говорил! – Ева пожала плечами и вышла первой, с огромным трудом удержавшись, чтобы не поежиться от накатившего озноба.

   Напарники непонимающе переглянулись и пристроились позади, неслышно ступая след в след. Край уже ждал в машине, на их появление никак не отреагировал, всю дорогу равнодушно смотрел в окно и был привычно холоден. Больше ни единым взглядом, ни жестом не напоминая человека, который всего неделю назад поверг ее в настоящий шок своим неожиданным смехом. Он давно уже cнял бинты на груди, никак не показав, насколько дорогo обошлись ему новомодные стимуляторы.

   Ева вздохнула про себя: наставник явно дулся за тот предательский удар по голове. Но и она по-другому не могла...

   Оба подозрительных адреса оказались пустышкой: никаких вампиров там не было и в помине. Ни сегодня, ни когда-либо раньше. Ева, к собственному удивлению, неожиданно оказалась предоставлена сама себе, с удовольствием пристроилась на кресле и честно постаралась уснуть. Α остальная бригада потратила почти полночи, чтобы убедиться, что в Οсташкове гнезд больше не осталось. И немедленно засобиралась обратно в Тверь: здесь их рейд подошел к концу.