Восприятие Яна (СИ) - Шайсултанов Ильяс. Страница 47

— Все умрут. Ураганы, большой океан, земля. Четыре больших дня. На пятый — жизнь.

— Зачем всё это?

Смерть взглянула на Яна, затем, в мгновение ока оказалась прямо перед ним и вперилась Летописцу в глаза. Её холод заставлял сердце Яна биться с перебоями. Смерть заглянула в его душу, прожигая её насквозь сканирующим взглядом. В этот момент Ян ощутил нечто странное. Как будто тело Смерти, если его можно было назвать телом, являлось лишь проекцией. Неисчислимое множество тончайших нитей, которые вопреки любым другим воплощениям энергии были черными, уходили куда-то далеко, не просто далеко, а в иную реальность, которая была недоступна даже ему. Смерть почувствовала свою уязвимость и вновь отдалилась от Яна.

— Вопросы… вопросы… — Смерть, казалось, задумалась.

Прежде чем до конца принять возложенную на него ношу, Яну было необходимо узнать, кто стоит за всем этим. Кто он, этот Бог, который по своему разумению решает, когда жизни пора сгинуть, что она — эта самая жизнь, больше не заслуживает права на существование. Да, возможно большинству людей лучше сгинуть, ведь они своими действиями и мыслями, которые исполнены энергией, изменяют этот мир не в лучшую сторону. В памяти Яна всплыл образ идеальной жизни, сосуществования всего живого и неживого; тот образ, который он когда-то почерпнул в детской приключенческой книге. Утопия — это то, чего Ян всегда так хотел от этого мира; но возможна ли она?

Ян решил провести эксперимент. Мастерски используя Воздействие, он создал «виртуальную» модель живого мира, в которой не было места жестокости. Он существовал в его собственной маленькой вселенной, которая отвечала всем законам реальной. В этом маленьком мирке — как и в настоящем мире — люди произошли не от обезьян, но свои первые шаги делали неосознанно. Тысячи лет здесь проносились за доли секунды. Модель реальности, созданная Яном, остановила своё развитие почти сразу. Необходимость в обороне отпала, люди не придумывали оружие. Основной инстинкт снижался из поколения в поколение, потому что смертность была чрезвычайно низкой. Еще через пару тысяч лет начался регресс — неразумное общество, которое едва осилило так немного: общение при помощи языка, живопись и земледелие — постепенно вырождалось. Что последовало за всем этим, Летописец предпочел не знать.

Вывод был очевидным: человечеству, как и всему живому, необходима отрицательная сторона, равно как и положительная, сама жизнь невозможна без этого. Стремление к хрупкому равновесию, вот все, что подразумевает под собой смысл этой самой жизни. Так почему же тот, кто создал эту систему, при отклонении её от равновесного состояния, вновь и вновь уничтожает свое творение? Ведь даже в самые темные времена, во времена разгула насилия и беззакония, невежества и разврата, на этой планете всегда находилось место добру, состраданию, добродетели и счастью. Что-то здесь не так, что-то определенно не так, — думал про себя Ян. Он должен выяснить, кто такой этот Творец.

— Я не подхожу, это верно, я отказываюсь быть хранителем жизни. Мне дороги мои друзья. Смерть человечества — худшая идея Бога. Интересно, что он будет делать без Летописца?

Ответ был прост. Ян умер. Умер моментально. Теперь Летописцем станет кто-нибудь другой, возможно…

***

Здесь заканчивается моя история, а если быть точным — история Яна. Для кого я пишу её? Не знаю. Прочтет ли её кто-нибудь? Не думаю, что это возможно. Но иначе не могу, кто-то должен вести Летопись…

Я ощутил переход, почувствовал разобщенность со своим телом, как это было прежде. Но на этот раз связь была разорвана окончательно. Отныне я не отождествлял себя с Яном; он был частью того мира, в котором был рожден и в котором умер. Теперь я именую себя лишь Летописцем, потому как многое переосмыслил и пришел к выводу: именно к этому вел мой путь. Тот путь, по которому я, будучи частичкой неназванного — душой, следовал от начала времен, как и все прочие души. Время вокруг меня остановилось. Став бесплотным скитальцем, я, по какой-то причине, не лишился своих способностей. Неужели Смерти было не подвластно лишить Летописца его сил? Как же долго длился этот посмертный период. Я и прежде бывал вне своего тела, но чтобы так долго… Постепенно я начал забывать, кем был прежде. Сначала это испугало меня, но незаметно пришло смирение. У меня было время, чтобы подумать о многом; я вновь и вновь переживал моменты из потерянной жизни. Моя маленькая дочурка глядела на меня голубыми глазами и хвалилась первым в жизни шрамом на коленке. Ей было четыре. Затем она пришла ко мне в слезах и не могла объяснить, что же стряслось. Оказалось, это всего лишь дрянные мальчишки и их распутные руки. Ей было пятнадцать. Я чувствовал, как распадаюсь на части, каждая из них была отдельным фрагментом моей личности и моей памяти. Но душа не должна обладать моими способностями. Спустя целую вечность я вновь вспомнил всё. Собрав по крупицам ту незримую силу, что зовётся волей, я не дал этой самой душе, а значит, самому себе, разложиться подобно мертвецу — собрал себя воедино и огляделся.

По понятным причинам, описать тот мир, что меня окружал, мир, который ждал каждого после смерти, было невозможно и лишено смысла. Лишь одно имело значение: я — возможно, первая душа, которая после смерти не удосужилась слиться с пустотой. Отныне я обрел новое тело, но совершенно не понимал кто я теперь. Те новые чувства, что я испытывал, не шли ни в какое сравнение не только с пятью человеческими, но даже с Восприятием. Казалось, та прежняя жизнь была лишь сном, а эта новая, самая что ни на есть реальная. Это ощущение гиперреализма окружающего мира, по человеческим меркам, свело бы с ума любого. Я знал, что люди, которых записали в ряды безнадежных шизофреников, на самом деле случайно прикоснулись к истине. Я не должен быть здесь. Способности Летописца позволяли мне не сойти с ума и обучаться. Там, в физическом мире, я мог пренебречь привычным течением времени, ускоряя его для себя или замедляя. Этот дар был самым удивительным для меня. Но здесь я лишился его. Путь назад для меня был закрыт, я это чувствовал. По крайней мере, мне было не под силу вернуть себя обратно, а это означало, что мне придется вечность провести здесь, будучи существом из этого мира, но наделенным человеческим прошлым. На мгновение я впал в панику, но чувства легко поддались контролю.

Гиперреализм — а возможно сюрреализм — этого мира, не подчинялся привычной геометрии или законам физики. Всё вокруг было как бы вялотекущим, медленным, но в то же время мгновенным. События в людском мире, глазами местного населения, были бы едва различимыми из-за их скорости. Но так казалось лишь на первый взгляд. Стоило обратить свое внимание на какой-либо процесс, как он тут же разворачивался в твоём сознании с во всех подробностях, которые тебе были необходимы. Подобно карте или скорее базе данных в компьютере. Сосредоточить внимание на предметах было невозможно, потому как предметов здесь не было вовсе. Какова же суть существования в этом мире? Ответ на такой вопрос могли дать лишь местные.

Они были повсюду. Пространство состояло из бесконечного количества информации, она заменяла собой материю. Пытаясь описать всё человеческим языком, скажу, что она напоминала потоки светящегося газа. Существа, которые населяли этот мир, представляли собой некие пузыри наиболее плотного скопления информации. Они жадно поглощали её и становились плотнее, весомее.

К моему удивлению, способности управлять энергией никуда не делись и теперь, когда я сам принял облик этих существ. Энергия пронизывала всё, абсолютно все слои реальности. Как же сложен и прекрасен мир, созданный… кем? Они и есть Бог? Я приблизился к одному из них и прочел его мысли, вкусил его память. Никто из этих существ никогда не вознамеривался взаимодействовать друг с другом. Им неведомы такие понятия как общение, агрессия, алчность и что-либо еще, из того арсенала, который человечество никак не могло искоренить в себе. С каждым байтом памяти, которую я получал из этого существа, оно медленно умирало, ведь информация — это всё, чем оно являлось. Я почувствовал себя вампиром, сытым вампиром. Но существо не сопротивлялось, просто не понимало что это.