Разрушенная - Терри Тери. Страница 6

— И для нее будет лучше, если не узнает, — говорит мама. — Я о ней позабочусь.

— Знаю. Все нормально.

— Звонила доктор Лизандер, прислала цветы. Кажется, по-настоящему горюет о тебе.

Еще одна волна боли. Доктор Лизандер заслуживает того, чтобы знать правду, но безопасного способа сообщить ей обо мне нет.

Мама смотрит долго, словно запоминает мое лицо, потом целует в щеку.

— Я лучше пойду. Выжди немного и тоже уходи. — Еще раз крепко обнимает меня, отворачивается. Чуть ли не бегом удаляется по тропинке.

Прислоняюсь к дереву и обхватываю себя руками.

Как много боли — маминой, Эми, моей. И эта шарада с похоронами. Ради чего? Зачем лордеры делают вид, будто я погибла?

Чуть позже бреду через лес. Дойдя до церкви, выглядываю за ворота, но никого поблизости не замечаю. Сажусь на велосипед и отправляюсь в обратный путь к дому Мака.

Вскоре с неба начинают падать и кружиться вокруг тяжелые белые хлопья снега. Я протягиваю ладонь и ловлю их на лету; они покрывают шапку, волосы, делают их из каштановых белыми. Изменяют всю мою внешность. Снег валит на землю, крутить педали все трудней, и немного погодя я слезаю с велосипеда и веду его рядом.

Добираюсь, наконец, до дома — промокшая и замерзшая. Мак с облегчением встречает меня и усаживает у огня.

Скай возле окна, как приклеенный, следит за хлопьями снега.

— Похоже, обалдел от такой погоды, — говорю я.

— Ничего страшного. Во время грозы дрожит и прячется под кровать. Кстати, о прятках: Эйден звонил, пока тебя не было.

— И?

— Я сказал, что ты пошла гулять.

На лице у Мака все написано.

— Полагаю, он тебе не поверил и выразил недовольство.

— Как ты догадалась? Ладно. Все прошло нормально? Ты рассказала, что собиралась рассказать?

— Да.

— Готова двигаться дальше?

— Можно я сначала согреюсь?

— У тебя есть время до завтрашнего утра. Эйден приедет в девять. Поезда ходят, билеты продаются; вечером изучи на компьютере файл с подробностями твоей новой жизни.

Мне нужно попрощаться еще кое с кем. Поздно вечером, когда Мак уходит спать, я залезаю на кухонный стул и снимаю с холодильника скульптуру совы. Ставлю ее на стол и пробегаю пальцами по клюву и расправленным крыльям. Она собрана из обрезков металла, но с замечательным мастерством: смотришь и ощущаешь ее почти живой. Изготовлена она матерью Бена для меня, по его просьбе и по моему рисунку. Кажется, это было так давно. Теперь она мертва, лордеры убили ее вместе с мужем. Только потому, что задавала слишком много вопросов о случившемся с Беном.

Я скольжу пальцами по спине совы, пока не нащупываю маленький уголок сложенной бумаги. Захватываю его ногтями двух пальцев и вытаскиваю.

Разворачиваю записку, в которой содержатся последние слова Бена ко мне; его последние слова из того времени, когда он еще был моим Беном.

В то время я не обращала внимания на его слова и считала, что виновна и в желании Бена избавиться от «Лево», и в том, что случилось дальше, — в его приступе, в появлении матери, велевшей мне убегать. Его забрали лордеры, и я не знала, жив он или мертв. Потом люди из ПБВ нашли Бена: лордеры так над ним поработали, что он даже не узнал меня. В тот последний раз, когда мы виделись, я пыталась, на самом деле пыталась, достучаться до него, убедить, что надо сопротивляться лордерам. В какой-то момент я увидела что-то в его глазах, подумала, что он верит мне, понимает. Теперь все, что я могу сделать для Бена, — надеяться.

И еще одна вещь, которую я поняла позже, заключалась в том, что Нико пытался воздействовать через Бена на меня. Но даже с учетом всего этого я еще чувствую свою вину. Если бы не я, Нико не заинтересовался бы Беном, разве не так?

Смотрю на записку в руках. Забрать ее с собой? Чувствую искушение. Но неким образом она принадлежит тому месту, где я ее впервые нашла, где она всегда пряталась. Сворачиваю записку, аккуратно вставляю внутрь совы и возвращаю скульптуру на холодильник Мака. Здесь она сохранится в целости.

Быть может, однажды мы с Беном вернемся за ней. Вместе.

ГЛАВА 5

На следующее утро земля покрыта глубоким слоем снега; по переулку не проехать. После звонка Эйдена Мак говорит, что проводит меня до его фургона на главной дороге.

Я задерживаюсь у двери, с неохотой покидая знакомое место ради незнакомого. Здесь я чувствовала себя в безопасности, а там?.. Мак встречается со мной взглядом.

— Ты вернешься.

— Вернусь?

— Ну конечно. Скай будет очень расстроен, если ты снова не приедешь. — Он открывает дверь, Скай вырывается наружу, прыгает с крыльца и тормозит всеми лапами, ошеломленный тем, что снег поднимается почти до его носа.

Выхожу, рукой в перчатке черпаю снег и даю ему понюхать.

— Это снег, — объясняю я. Скатываю снежок и бросаю подальше. Он прыгает следом, ныряя вверх-вниз, вместо того чтобы просто бежать сквозь снежное одеяло, потом смотрит озадаченно, потому что снежок неразличим на белом покрове, в который упал.

Мак смеется и настаивает, что понесет мой маленький мешок с вещами. Мы бредем по переулку по колено в снегу.

— Ну что, Эйден до сих пор сердится? — спрашиваю я.

— На меня.

— О… Прости.

Мак пожимает плечами:

— Он успокоится. Как только увидит, что с тобой все в порядке.

Когда мы добираемся до главной дороги, к счастью, расчищенной, фургон Эйдена уже ждет.

— Спасибо, что терпел меня. Спасибо за все. — Как я теперь буду без укромного уголка у Мака, где можно отсидеться?

Мак обнимает меня, потом открывает дверь фургона и держит Ская, который вслед за мной пытается запрыгнуть в машину. Я машу через стекло, отчаянно моргая, стараюсь держать себя в руках, пока они не скрываются из вида.

Эйден только кивает, когда я здороваюсь, потом переводит все внимание на скользкую дорогу, старается удержать фургон на шоссе. Пока не подъезжаем к железнодорожной станции, в кабине висит молчание, как холод в воздухе морозным зимним утром.

— Извини, Эйден. Но я должна была увидеть маму перед отъездом. Не вини Мака — он не мог остановить меня. Давай не будем прощаться вот так.

Он берет мои ладони в свои. Лицо серьезное, темно-синие глаза смотрят в мои.

— Кайла, пожалуйста, в будущем веди себя осмотрительнее. Не сболтни что-нибудь. Твоя жизнь и жизни других людей зависят от того, схватят тебя или нет.

— Не сболтни что-нибудь, например, свое прежнее имя?

— Именно.

— Как ты сейчас? Я теперь Райли, забыл?

По его лицу пробегает слабая улыбка. Он лезет в папку, протягивает мне пластиковую карточку.

— Вот твой билет на поезд. Не потеряй.

Я закатываю глаза, сую билет в карман.

— Постараюсь не потерять.

— Удостоверение личности с собой?

Сверлю его взглядом, но он не реагирует.

Вздыхаю, вытаскиваю и протягиваю ему мое новое удостоверение, чтобы посмотрел, потом прячу обратно.

— В точности запомнила свою легенду с файла, который я переслал? Расскажи.

— Меня зовут Райли Кейн. Мне восемнадцать, родилась 17 сентября 2036 года. Я из Челмсфорда, единственный ребенок в семье. Родители — школьные учителя. Еду в Кезик, остановлюсь в заведении для девушек, не достигших двадцати одного года, «Уотерфолл-Хаус», у озера Деруэнтуотер. Я зарегистрирована в КОС — Камберлендской образовательной системе. Что бы это ни значило. Кстати, я на самом деле должна так поступить?

— Ты не можешь просто приехать; ты должна находиться там по какой-то причине. — Теперь он улыбается по-настоящему, и скованность внутри меня ослабевает. — Я позаботился насчет работы в пансионате, вероятнее всего, посудомойкой; у нас есть контакт в тамошнем заведении. Так что могло быть и хуже.