Клоуны водного цирка (СИ) - Седов Константин. Страница 11

Арман говорил громко, отчетливо, но вставить усмешку в интонацию смог и сюда.

— Нам нравится смотреть, как вы умираете. Потому что тогда мы чувствуем себя живыми. Даже, пожалуй, не так. Таким как мы, нравится смотреть, как умираете, такие как вы. Тогда, мы чувствуем себя хозяевами жизни. А это главное, к чему стремится человек. Всякая успешная человеческая жизнь на том и строится. Смотреть, как на его утеху умирают неудачники. И мы сумели это совместить — порадовать публику зрелищем и показать, что они не неудачники! Я ответил на твой вопрос, малыш? — Арман продолжал одной рукой обнимать паренька.

Послышался неясный гул. Снаружи, что-то зашумело. Пленники стали крутить головами.

— Еще есть третья причина. Но она менее возвышена, поэтому я и не упомянул наравне с остальными. — Арман не обращал на мерный рокот никакого внимания. — Причина — ставки. Люди любят играть. А, что может быть азартнее, чем игра на жизнь? Вот скажи мелкий — смотритель остановился и заглянул пареньку в лицо. — Прямо сейчас скажи, раз уж тебе открывать игру. Футы или фунты?

Вопрос был непонятный, но паренька он не просто удивил, а привел в изумление. Он оглянулся и поискал глазами в толпе.

Арман его встряхнул.

— Соберись пацан. Игра начинается. И от твоего ответа уже зависят чьи-то деньги. Футы или фунты?

Паренек осторожно выдавил:

— Футы.

— Жаль, — вздохнул смотритель, — я только что крейцер своим проспорил. Я ставил, что первый кого я выберу, назовет фунты.

— А что это значит?

— Значит, что я проиграл деньги. Ты мелкий, чего тупой такой?

— Нет, про футы и фунты.

— А, это. Да ерунда. Ты же помнишь кайкапов?

— Да, — паренек ответил испуганно.

— Так вот у нас на арене, для первого состязания две дорожки в бассейне. Одна короче, другая соответственно длиннее. Артисту предстоит одну из них проплыть. А чтобы было весело, вслед за ним плывет кайкап. Тот, кто говорит «фунты» плывет по более короткой.

— То есть если бы я сказал «фунты»… — парень опять стал искать кого-то глазами в толпе, — то…

— Так и я об этом! Ты бы поплыл по более кроткому пути. Но чтобы было веселее, к тебе бы прицепили двадцать пять фунтов свинцового грузила. Но ты сказал «футы», так что ничего цеплять не будем.

— Это значит…

— Это значит, я деньги проиграл. Все. Больше это ничего не значит. Сейчас я, но уже вместе с публикой, снова поставлю деньги на игру с тобой.

— Вы поставите на меня деньги?

— Нет, я надеюсь, что тебя сожрут. Ты мелкий, вот я против тебя и ставлю. Все. Хватить болтать. Слышишь?

— Что слышу?

— Ну, как же. Там, снаружи. На арене.

— Этот гул?

— Это не гул. Это барабаны. Представление начинается! И начинаешь его ты. Я всегда выбираю для начала самого мелкого и немощного. Это, как знаешь, когда пред тобой тарелка с яблоками и ты сначала съедаешь кислые, чтобы самое сладкое оставить на потом.

Паренек смотрел на него, не мигая, затем спокойно спросил:

— А что такое яблоки?

— Бедолага. Откуда же тебя занесло?

— С севера…

— Да плевать мне! Пошел!!!

Стражники в полосатом подскочили к пареньку и потащили его к двери.

— Все могут посмотреть — Арман царственным жестом указал на стену с окнами.

Толпа сначала осторожно, но потом смелее потянулась и облепила стену.

Эрик подошел вслед за остальными и заглянул в прорезь окна. За совершенно прозрачным стеклом открылся вид на арену.

Эрик увидел торт. Огромный приплюснутый каменный цилиндр, из которого кто-то вырезал узкий треугольный кусок, а начинкой были скамейки и каменные ступени, облицованные красным мрамором. Вдоль ступеней высокие каменные же чаши. Стены украшены барельефами на морскую тему. В центре арена окружностью больше тысячи футов. По периметру узорчатые изразцы синего, серого и зеленого мрамора. Спускающиеся вниз к арене ярусы заполнены людьми в дорогой одежде. От разнообразия и разноцветия шелка, парчи и муслина рябило в глазах. Люди переговаривались, спорили, здоровались друг с другом. Цирк был еще не полностью заполнен. Опоздавшие слабеющим ручейком проходили в здание через частые арки, кружевами оплетающие высотную постройку.

Эрик бывал в театре в Ликеделле, куда его дважды затаскивала Лиза, но то здание было относительно небольшим в три галереи, хотя и считалось местной достопримечательностью. То, что Эрик сейчас видел за окном, было куда более масштабным. Несмотря на величие цирка, его больше всего заинтересовали четыре колоссальных столба стоявших равномерно по краю всей арены. Непосредственно позади них не было зрительских скамеек и обзор они не перекрывали. Странными колоны казались даже не из-за своей громоздкости, а потому что были усажены массивными горизонтальными зубцами. Колоны уходили далеко вверх и Эрик наклонил голову пытаясь разглядеть, где они заканчиваются, но низкое окно не позволило.

Стало тихо. Барабаны, выдававшие нехитрый прилипчивый ритм, замолчали. На возвышавшуюся над оградой арены трибуну вышел Фабрис. Если бы не одежда и бледность Эрик бы его не узнал. Лицо сияло, на губах была искренняя улыбка. Фабрис прикрыл глаза, прижал руки к груди и тут же развел их в стороны, будто собираясь кого-то обнять.

— Здравствуй милая публика. Здравствуй! Скажи, ты скучала? Мы так давно с тобой не виделись. Почти год.

— Я тебя неделю назад у публичного дома видел. На улице Опрокинутой Белошвейки, — крикнул ему кто-то из первых рядов.

Публика засмеялась.

— Я тебя почти каждый день у кабаков вижу, причем трезвым никогда. Вот только сейчас. И ничего, не обращаю внимания, — парировал Фабрис.

— Это оскорбление! Как ты смеешь?! Ты только что при всех, позволил себе назвать меня трезвым?! Ты за это ответишь!

Люди зааплодировали.

— Вот одна из причин, почему я так тебя люблю, милая публика — громко вздохнул Фабрис. — Пьяная, трезвая, распутная, благочестивая, простите, если и сейчас кого-то обидел, любительница азартных игр, но ты моя! И все что я делаю, моя любимая, я делаю для тебя. Я целый год ждал этой встречи! И я надеюсь не разочаровать тебя и сегодня. Сегодня мы начинаем сезон. И первые игры, пусть и лишены того блеска, что ждет нас с тобой в финале, но все же я сделал все что смог. Маэстро Йохан и его великолепные механизмы на твоей службе. Вся эта игра только ради тебя, моя милая публика!

Барабаны вполсилы стали выдавать легкую дробь. Эрик попытался разглядеть откуда доносится музыка, но не смог.

— Сегодня моя милая ты посмотришь на первых артистов и как знать, может, полюбишь кого-то из них. Я не ревнив, нет. Ревность чувство низкое, недостойное. Я бы сказал глупое. Поэтому тот, кто тебе понравится, будет жить. И не потому, что так хочу я. И даже не потому, что так хочешь ты. Просто если он тебе понравился, значит, он выжил. Сегодня ты, моя милая, сможешь вволю наиграться с ними! Разумеется, принимаются ставки.

Фабрис набрал воздуха в грудь и завопил:

— Да будет игра! Первый день сезона Водных игр начался!!!

Невидимый оркестр заиграл бравурную музыку.

— Первый игрок в этом году. Делайте ставки! — Фабрис ткнул в сторону рукой.

— Вон он! — крикнул кто-то из «артистов».

Все повернули головы. В нескольких шагах от них паренька вывели на площадку, тянувшуюся из здания на арену. От остальных его отделяло только стекло. Публика в амфитеатре зааплодировала, засвистела. Эрик обратил внимание, что верхние ряды одеты победнее, да и манеры у них попроще. Но больше удивило, что паренька вывели на пустую площадку. Да еще и высоко над землей, на уровне первых рядов. Перед мальчишкой была только пустая арена. И в чем игра? Где эти «футы»?

Послышался громкий дробный стук. На арену упала тень и устремилась вниз. По двум из столбов скользили циклопические шестерни, опуская продольно вытянутую, в половину арены, мраморную плиту из голубого мрамора, или панель, или… непонятно, что это?

Плита остановилась на площадке перед парнем. По двум другим столбам затрещали шестерни, опуская к панели с двух сторон широкие трубы. Зашумела вода, заполняя резервуар.