Агентство магических услуг (СИ) - Малеваная Наталия. Страница 12

Как я и предполагала, дома, кроме слуг, никого больше не было. Дед сейчас на занятиях в Государственном Магическом Университете, где последние двадцать лет преподает «Основы стихийной магии». Отец, как обычно, кроме своего бизнеса ни о чем не заботится и буквально днюет и ночует в офисе. Мама, скорее всего, опять в лаборатории в Научном институте, занимается разведением очередного магически усовершенствованного растения или выдумывает новый вид. Близнецы на подготовительных занятиях. Машка, наверное, опять где-то шляе-э-э… в смысле, гуляет с очередной компанией. Богема, чтоб ее. Святозар вернется со своей «горячей точки» только к вечеру. Как раз к семейному ужину. Еще одной традиции. Чем бы ни занимались днем и где бы ни находились, естественно, в границах города, обязательным было присутствие на ужине. В лепешку расшибись, но ровно в восемь ты должен быть в обеденном зале. Слава Пресветлой, что эти семейные сборища касались меня, только когда наведывалась в особняк.

В холле у меня отобрали чемодан. Ну как отобрали? Было достаточно одного взгляда Павла Алексеевича, чтобы я безропотно отдала свой багаж. А так же сообщили, что моя комната готова, а Розалия Андреевна, моя дражайшая родительница, велела предупредить, что вечером у нас ожидаются гости.

Гости. Мысленно поморщилась. Мама любит устраивать подобные вечера. Дедушка, как он говорит, в виду своего возраста уже устал от массовых сборищ, его утомляют шумные вечера, и хочется просто посидеть в окружении родных. Он не любит ни посещать званые ужины, когда в этом нет особой необходимости, ни устраивать их у себя дома. Родительница же, происходящая из не самого знаменитого рода магов, наоборот стремиться покичиться перед друзьями-знакомыми своим статусом, превосходством и благополучием. На этих вечерах, слава Пресветлой, мое присутствие не обязательно. Но если такое случится, то я должна быть в дорогущем вечернем платье, украшениях, с вежливой улыбкой на лице и демонстрировать идеальные манеры.

Обреченно вздохнув и поймав укоризненный взгляд дворецкого, поплелась на второй этаж, отказавшись от сопровождения и помощи горничной Елены. Еще успеет выслужиться девочка, а на вид ей не больше двадцати, мама и сестра иногда бывают весьма привередливыми и капризными.

Комната со времен моей юности совсем не изменилась. Даже мурашки по коже пробежали. Такое ощущение, словно я только-только вышла из комнаты на минутку, хотя уже прошло больше десяти лет. Кровать у стены, застеленная клетчатым пледом, в изголовье куча подушек — одна другой меньше. Фарфоровая кукла в нарядном платье на полке книжного шкафа. Плюшевый медведь в кресле. Стол, стул рядом. Фиолетовый пушистый ковер на полу. Сиреневые обои в мелкий цветочек. Три плаката с брутальными мужиками в коже и цепях на дверках платяного шкафа.

Обычно, когда мы с мужем гостим в особняке, то останавливаемся в гостевой спальне, так как моя для двоих не приспособлена, а Тор не любит ночевать один в родовом гнезде Витвицких. Он вообще не очень лестно отзывается о нашем доме, говорит, что он мрачный и навевает страх. Впрочем, он не единственный в своих ощущениях.

Однажды, когда нам с Марией было по пять лет, в нашем особняке гостила Вероника Борова — дочь Вениамина Борова, одного из членов Совета магов, живущего в соседней стране. Намного позже я случайно узнала, что тогда Веронику пророчили в невесты Святозару. Эдакий белокурый голубоглазый ангелок с розовыми щечками и пухлыми губками. Ангелок, от которого брат едва не отбивался с помощью некоторых доступных ему боевых заклинаний. Уж очень, видимо, не хотел жениться. Так вот, Вероника, после первой же проведенной в особняке ночи, пожаловалась, что не могла спокойно спать. То она ощущала чей-то назойливый взгляд. То слышала тоскливое вздыхание, поскрипывание, то шаги в коридоре, которые затихали под дверью выделенной ей спальни. То не давал уснуть непонятно откуда взявшийся сквозняк, пробирающийся даже под одеяло. Сначала все списали на нервы: полный событий день, встреча с предполагаемым женихом, незнакомое место, непривычная кровать. После второй ночи дед заподозрил Святозара в умышленном запугивании девушки, на что брат разразился праведным гневом, от которого вылетело стекло в малой гостиной, и до окончания визита Вероники не появлялся в особняке. Найти объяснения происходящему с Боровой так и не удалось. Лишь Машка — будущий гений, маг-универсал — в день отъезда Вероники, пожав плечами, будничным тоном заявила:

— Просто она не понравилась Дому.

Вот именно так, с большой буквы. И как бы родители и дедушка не расспрашивали, никаких пояснений от сестры не дождались, а сейчас она и не помнит, чтобы когда-либо подобное говорила.

Я же, в силу возраста и разнообразных сказок, решила, что наш Дом живой, что многие столетия, прожитые им, отразились на нем, магия десятков поколений Витвицких оживила безмолвные камни, наделила сознанием. Тут же выложила свои умозаключения деду, но он лишь снисходительно покивал головой и постарался объяснить, что на такое магия не способна, нельзя оживить неживое и бездушное. Обидевшись на слова родственника, я, тем не менее, осталась при своем мнении, которое, кстати, не изменила до сих пор. И при любом удобном случае украдкой поглажу то перила мраморной лестницы, то проведу рукой по стене, идя по коридору, а в минуты грусти могу даже мысленно поговорить с Домом. Просто рассказываю о том, о чем думаю и что чувствую. И хотя за все года так и не дождалась ни ответа, ни какого-то иного знака, все равно верю, что Дом живой — он мыслит, чувствует, грустит.

За два часа до ужина родные начали возвращаться домой. Первым появился Святозар. Высокий, широкоплечий шатен — точная копия дедушки. То же волевое лицо со слегка грубоватыми чертами, тонкий с горбинкой нос, тонкие губы и фамильные серо-зеленые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Брат буквально ввалился в холл, перепугав двух горничных и вызвав неодобрение Павла Алексеевича. Волосы взлохмачены, уже пожелтевший синяк на правой скуле, над правой бровью прилеплен пластырь, пыльная, кое-где порванная одежда. Он принес с собой ощутимый запах грозы.

Увидев меня, вышедшую на шум из малой гостиной, где я баловала себя печеньем и чаем, издал громоподобный клич и бросился навстречу. Хорошо, что я еще не переодевалась к ужину.

— Веснушка! — проревел басом, оторвал от пола и до хруста в костях, моих, сжал в объятиях. — Дуся, как я рад тебя видеть! — и чуть отклонившись, заглянул мне в лицо. — Веснушка, — ласково протянул и улыбнулся, от чего на правой щеке появилась ямочка.

Вздохнула, улыбнулась в ответ и, обвив руками шею брата, устроила голову на его плече.

— И я рада тебя видеть, Свят, — признание получилось с оттенком печали.

Все же, что бы я ни говорила, какие бы благие оправдания не находила своим действиям, но родных очень люблю и по ним безумно скучаю, даже по вредной Марии, безразличному отцу и холодной матери. Теперь главное не расплакаться. Хотя у Святозара такое забавное лицо делается, когда он видит женские слезы. Но тогда он будет волноваться, а когда брат волнуется, то самое меньшее, что может случиться, это легкий ветерок, пролетевший по помещению, а самое худшее — мебель начинает двигаться. Сквозняк — не страшно, но вот объясняться перед мамой и Павлом Алексеевичем за учиненный погром не хотелось бы. Так что спокойствие и еще раз спокойствие.

— А Тор тоже здесь? — нарушая тишину, поинтересовался брат, все так же не выпуская меня из рук — забавное ощущение невесомости, я даже носками туфель не касаюсь пола.

— Нет, Тор в командировке, — отвечаю, отметив промелькнувшее в голосе Свята недовольство.

Это недовольство, почти незаметно проскальзывающее в голосе, по лицу и в глазах брата, появилось сразу же после его знакомства с мужем, когда я впервые привела Тора в особняк на семейный ужин. До этого Святозар всегда хорошо отзывался о моем муже, говорил, что ему все равно, кто мой избранник, лишь бы я была счастлива. Улыбка, появившаяся в начале вечера знакомства, к его окончанию медленно угасла. Хотя какой либо враждебности брат к Тору не проявлял, всегда встречал рукопожатием или похлопыванием по плечу. О мимолетном недовольстве я Свята никогда не спрашивала, а он сам никогда не рассказывал.