Мой парень – миллионер (СИ) - Лакс Айрин. Страница 26
– Хочу поговорить без посторонних ушей. Семейка Алена хоть ни слова не понимает по-русски, но настроение разговора улавливает верно.
Кудряш уселся в глубокое плетёное кресло во дворе и притянул меня к себе, усаживая сверху.
– А теперь признавайся.
– В чём? – рассмеялась я.
Видеть Симакова таким серьёзным, как сейчас, было непривычно. Я провела пальцами по лицу и потянула за уголки губ, приподнимая их кверху.
– Улыбнись, грустный клоун.
– К чёрту. Что-то не так?
– С чего ты взял?
– Домой рвёшься, – усмехнулся кудряш.
– Я не рвусь, кот. Мне кажется, это вполне естественно, изредка касаться темы дома.
Дима щёлкнул меня пальцем по носу.
– Пиноккио, сейчас твой нос удлинится до невероятных размеров. Лучше скажи, что тебя не устраивает в нашей поездке. Давай прямо сейчас уедем, если тебе не по душе французская провинция.
Дима опустил руки на талию, прижимая меня к себе, и пробежался губами по шее, нежно прихватывая кожу.
– И?..
– И ничего, кот. Ты на меня смотришь, как офицер гестапо на коммуниста.
– Да, буду тебя пытать, пока не добьюсь ответа. Мы увязли по уши во французских деревнях, да? Давай заведём эту жёлтую букашку и рванём в крупный город.
– Всему свой черёд. Кажется, ты говорил, что у тебя по плану следующий город – Марсель. Разве он недостаточно крупный?
– Ты мне скажи. Я же для тебя стараюсь. Давай загадывай желание.
– Ты подрабатываешь джинном, исполняющим желания, в свободное время?
– Для тебя – на постоянной основе без выходных и без отпуска.
– Ты забавный, Дим.
Симаков сморщился, будто услышал что-то неприятное.
– Мне нравится, когда ты зовёшь меня по-другому, мурлычешь на ушко все эти ласковые прозвища и острые словечки.
Я улыбнулась и потянулась вперёд, за поцелуем, обхватила губы и принялась целовать, не торопясь, смакуя каждый сантиметр, млея от каждого ответного движения губ и мягких толчков языка. В этот раз не уносило штормом страсти, но мягко качало на других волнах: нежных, спокойных, но не менее приятных.
– Не думала, что скажу это, но нам нужно вернуться за стол. Нехорошо пропадать так надолго.
– Значит, едем дальше?
– Я готова отправляться хоть сейчас.
– Но для начала нужно выполнить условия спора.
– Не-е-ет, – протянула я возмущённо.
– Да, – усмехнулся Симаков, – я всё ещё хочу выиграть тебя.
– Я и так в твоём распоряжении. Может быть, обойдёмся без этого?..
– Нет. Спор придаёт пикантность. Тем более ты не знаешь, что я у тебя попрошу в случае выигрыша.
– Ты неисправим.
Я нехотя поднялась с колен Симакова. Хотелось сидеть и болтать вот так, ни о чём и сразу обо всём ещё долго-долго…
– Знаешь, чего мне хочется?
Кудряш обхватил меня за талию, прижавшись к спине.
– Я бы никогда отсюда не уезжал. Затерялся бы где-нибудь на многочисленных дорогах, вместе с тобой.
Я развернулась, оказавшись в кольце его рук.
– Ты сегодня непривычно тихий, кудряш. Я тебя таким видела очень редко. И у тебя такое выражение лица, словно ты собираешься выступать с докладом на ассамблее ООН.
– Поля… Бля. Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. А ты своими шуточками сбиваешь весь настрой. Чёрт. Я теперь нужных слов подобрать не могу…
– Не нужно ничего говорить сейчас. Или нет, лучше скажи, но поцелуем.
Дима впился в губы жадным и нетерпеливым поцелуем, сминая талию. Я едва не задохнулась от такого напора и могла лишь охотно вбирать его страсть в себя, чувствуя, как кружится голова и земля уходит из-под ног…
Неподалёку раздалось осторожное покашливание.
– Кот, мы злоупотребляем гостеприимством этих милых французов. Если мы сейчас же не вернёмся и как следует не отблагодарим их за старания, они обидятся.
– Может, пошлём их куда подальше? Столько всего…
– Тише…
Я приложила палец к губам Симакова.
– Лучше помолчи и верни мне того кудряша, которого я знаю.
– Какого же? – усмехнулся Симаков.
– Того, от которого кругом голова и в которого я начинаю влюбляться.
– Приступай! – смеюсь я немного позднее, стоя в стороне и наблюдая за кудряшом. Тот застыл возле французской коровы, слушая Алена, нахваливающего своих бурёнок. Я делаю пару снимков. Новый фотоаппарат куда лучше того, что я разбила о голову старого растамана.
– А ещё лучше переведи мне, что бормочет этот здоровяк, влюблённый в своих парнокопытных.
– Сама как думаешь? Нахваливает своих питомцев.
– Не теряй времени зря, кудряш, – советую ему я.
Ален усаживается на низенький стул и объясняет кудряшу, что и как следует делать и уступает место Симакову. После нескольких попыток сделать всё, как следует, кудряш сдаётся.
– Блядь, это сложнее, чем я мог себе представить!
– Уже сдаёшься? Признаёшь, что твоя идея была бредовой с самого начала?
– Ни за что, – отрицательно машет головой кудряш и вновь начинает дёргать бедную бурёнку, матерясь себе под нос.
– Старайся-старайся. Я сделаю пару удачных снимков и выложу их в интернет с подписью: будни молодых миллионеров. Откуда, так сказать, надоили энное количество нулей.
– Думаешь, это так легко? Сама бы попробовала.
– А при чём тут я? Это же ты поспорил. У тебя какой-то болезненный азарт спорщика…
– Ты права, – мрачно заявляет Симаков, – и тебе лучше не знать, какие ебанутые споры я иногда затеваю. Ладно, последняя попытка…
– Обречённая на провал, – подхватываю я.
Но в этот момент бурёнка, сжалившись над русским миллионером, решает разродиться элитным французским молоком. Или Симаков кое-чему успел научиться за столь короткий промежуток времени? Но факт есть факт. В ведро ударяет струя молока. Ален добродушно хохочет.
– Видишь, Симаков, до чего мы докатились? Над нами ржут даже простые крестьяне.
– Плевать. А спор я всё-таки выиграл.
Я решаю что-то ему возразить, но чувствую, как Ален подталкивает меня в сторону этой же коровы.
– Кот! Чего ему от меня надо?
– Ха-ха-ха! Вот теперь твоя очередь.
– Ни за что…
Симаков встаёт и, отвешивая шутливый поклон, уступает мне место.
– В отличие от тебя, я идиотские споры не заключала. И не хочу трогать сиськи крупного рогатого скота!..
Ален замирает на месте и что-то спрашивает у Симакова.
– Поля, ты поаккуратнее с выражениями. Ален хоть и не знает других русских слов, кроме, как vodka и Putin, но настроение и интонации он понимает хорошо. И он немного оскорбился, услышав твой пренебрежительный тон.
Я перевожу взгляд на Алена, лицо которого на самом деле выглядит так, словно я плюнула в самую глубину его французской души и растёрла плевок как следует.
– Между прочим, это излюбленное развлечение всех туристов. И Але?н искренне не понимает, почему ты брезгуешь.
– Я не брезгую. Просто это дичь какая-то!..
– Это не дичь, Поля. Это корова. Давай извиняйся теперь за свои насмешки над гордостью французскойпровинции.
Чёрт. Я кидаю полный негодования взгляд на Симакова.
– Я тебе это припомню, Симаков. Вот увидишь. Я тебе устрою пи-жур-эст-ель.
– Pie Rouge de l'Est, – поправляет меня кудряш, – то есть «красно-пёстрая восточная». Могу ещё перевести пару фраз из того, что рассказывает Ален.
– Спасибо, не стоит. Я и без того поняла, что он просто влюблён в своих бурёнок.
Я не брезгую и не боюсь испачкаться. Мне просто жутко страшно. Элитная бурёнка хоть и стоит спокойно, пережёвывая жвачку, но мне она внушает опасения. В особенности когда лениво поворачивает в мою сторону голову, увенчанную рогами. Жуть какая. Я сразу припоминаю всех жертв корриды из телевизионных передач. И хоть разум пытается мне растолковать разницу между бойцовскими быками Испании и молочными коровами Франции, я сжимаюсь и стараюсь как можно скорее отделаться от всего этого.
– Да ты просто мастер удойного спорта, – ржёт надо мной Симаков, когда из вымени начинает струиться молоко.