Чёрная смородина (СИ) - Мирная Татьяна. Страница 27
Левая сторона.
— Что тогда? Может, что-то затевается среди отступников?
Рачетсы «думали» долго. Я уже занервничала, протянутые руки дрожали как в ознобе. И наконец, холод обволок левую ладонь.
С боковой дорожки вдруг донеслось:
— Они соскучились!
Я вздрогнула, оглядываясь на Герва Санторо. Когда он пришел? А больше подумать ни о чем не успела, потому что правая рука буквально заледенела. Я не могла поверить!
— Да?.. Вы соскучились по мне?
И снова леденящий холод. Не иначе рачетсы вдвоем прижались к ладони. А я расплакалась, как девчонка, чувствуя холодное прикосновение к своим щекам. И мне казалось, что я их вижу, страшных, уродливых созданий Граней, которые сейчас оказались моими единственными друзьями в мире живых.
Рачетсы приходили ко мне каждый день. Их холодные объятия согревали. Звучит абсурдно, но это так. Ладони и плечи чуть не льдом покрывались, а я представляла Реранг, уткнувшуюся в мои руки, и сдержанную Тосанг, улегшуюся рядом. Когда холод пропадал, я уже знала: кто-то из волков рядом. Рачетсы не хотели, чтобы оборотни знали о них.
Вот и сейчас моя нежить исчезла, а я повернулась к двери. Там стоял Нилс Буш.
— Я принес еду, — омега смущенно кашлянул.
Равнодушно посмотрела на вареное мясо, взяла мягкий хлеб с хрустящей корочкой. Слуга все еще крутился неподалеку.
— Чего тебе? — прозвучало грубовато, но мне сейчас не до шарад.
Молодой мужчина кашлянул:
— Я чистил ванную в твоей комнате…
— И?
— У тебя сильно лезут волосы.
— Бывает, — отмахнулась я. Глаза закрывались: — Иди. Спасибо.
— Ты не поела!
— Больше не хочу, — положила на поднос недоеденный хлеб. — Иди, Нилс. Я хочу спать.
…
Стах медленно шел по каменистой земле, слыша шепот Владека и Эмерика за спиной. Нигде не было ни травинки: все выжжено магией. В ушах стоял волчий вой вперемешку с человеческими криками и стонами. Карнеро скользнул взглядом по убитым магам и волкам. Они лежали рядом, почти касаясь друг друга — извечные враги, чья взаимная ненависть пестовалась столетиями. И не было надежды на примирение, на спокойную жизнь. Лишь Грани объединяли всех. Альфа сжал кулаки, чувствуя магию. Сколько же здесь ворожили? С какой мощью, если он по прошествии нескольких часов чувствует ее так сильно? И так же сильно чувствует запах мертвечины, смешанный с гарью. Черные волки, словно зачарованные, шли на протяжные стоны, разрывающие воздух. Оборотень увидел Теймура Волотича. Альфа Бурых приветствовал его кивком. Карнеро стал рядом, заметил обгорелые останки волка:
— Кто это?
— Игорь Шиманский… и его пара.
Скорее всего, мужчина погиб, до последнего пытаясь спасти жену от некромантов. Черный уже видел нарисованный круг в метрах десяти от них.
— Зачем они некрам?
— Рая Шиманская была беременна… А впрочем, посмотри сам.
Они подошли к жертвенному кругу. За свои неполные сто лет Стах повидал всякое, но от увиденного даже его стало мутить. В жертвенном круге лежала обнаженная женщина с разрезанным животом. Разрез был почти ровный, окаймленный кровавыми разводами. А сам живот странно и страшно впавший.
— Где ребенок?
— До родов оставалась неделя-две. Некрам нужен был нерожденный младенец для ритуала.
— Что?
Волотич кивнул своему бете, и тот протянул Черному альфе несколько листов бумаги. Стах, сжав зубы, читал скупые фразы — четкие, пошаговые инструкции: «…положение тела жертвы лучше всего с пониженным головным концом, что соответствует обычному положению плода головой вниз…» Протяжный утробный вой отвлек внимание Карнеро, сунув листок Маюрову, мужчина вернулся к Теймуру.
— Кто это? — он кивнул на волка в стороне.
— Бартоз Рукша — отец Раи.
Светловолосый мужчина, стоя на коленях, раскачивался из стороны в сторону, бережно касаясь руки мертвой волчицы, и выл. Оборотни недолго смотрели на волка, не в силах ему помочь.
— Альфа, — вдруг позвал Маюров.
Карнеро с видимым облегчением отошел от жертвенного круга к своему бете. Владек кивнул на бумагу в своих руках.
— Если я не ошибаюсь, это ритуал на подавление воли окружающих.
— То есть сделать из других послушных обезьянок?
— Да. Но ты сюда глянь, — Маюров ткнул пальцем в нижний правый угол.
Стах посмотрел в указанном направлении и увидел несколько букв. Маюров, в свое время увлекающийся литературой, пояснил:
— …Это имя, скорее всего, переводчика.
— И?..
— Lixcе, что значит «капля», — Маюров выдохнул: — Люция-Анна-Гаруш-Кабира. Собери первые буквы полного имени Люции на саноском языке.
Стах на минуту замер, а потом выругался:
— Твою мать!.. Это она перевела эту мерзость?!
— Я почти уверен. Всем известна ее страсть к древним книгам по некромантии. Она легко могла найти там описание этого ритуала и перевести… Стах, она могла сделать перевод без всякой задней мысли, — торопливо добавил Владек, заметив желваки на скулах альфы.
— Угу! Иди Рукше это скажи!
…Волки быстро сделали краду, молча уложили погибших сородичей на дрова. Огонь неохотно облизывал сырые поленья. Едкий дым слался по земле, не желая подниматься вверх. Протяжный вой — последний, прощальный — пронесся по степи. Волотич с жалостью смотрел на осиротевшего отца, в раз лишившегося и дочери, и зятя, и нерожденного внука.
— Я понимаю твое горе.
И направился прочь. Стах шагнул следом и вдруг:
— Это все ты и твоя девка!
Карнеро замер и медленно повернулся. Бартоз с одуревшими от свалившейся беды глазами поднялся с колен:
— … Пока эта любительница мертвяков не появилась у тебя, некры не били нас в открытую. Теперь волчат из дома страшно выпустить! Мы своих жен и дочерей на краде сжигаем! А ты до сих пор яйца в свою мертвячку макаешь! Я тебе говорю, еб…рь хренов!
Карнеро пошатнулся от удара по лицу. Из разбитого носа пошла кровь. Волки замерли: это был вызов. Стах выбросил вперед руку и сжал пальцами шею. Прежде чем оборотни успели вмешаться, Бартоз Рукша с раздавленным горлом упал на землю.
— Что ты?.. — Волотич оттолкнул Карнеро.
Они долго смотрели в глаза друг друга. Остальные волки не смели даже попытаться узнать, о чем сейчас «говорили» альфы. Оглушительно громко трещала разгоревшаяся крада, застилая округу дымом. Силуэты оборотней расплывались, терялись в нем.
Карнеро сделал шаг назад, развернулся и пошел прочь. Маюров и Галич потянулись следом, ловя спинами осуждающие и злые взгляды соседей.
Бета Бурых волков рискнул спросить у своего альфы:
— О чем вы говорили?
Теймур распорядился насчет нового поминального костра и только тогда посмотрел на мужчину.
— Это не был вызов, Ларс. Бартоз не хотел жить один, без семьи. Стах выполнил его просьбу: уйти в Грани достойно.
Утром меня выпустили на улицу. То есть не просто на улицу, а за ворота. Странно вышло. Экономка что-то спросила — и я машинально кивнула. Оказалась, она предложила:
— Я иду в поселок за хлебом. Хочешь со мной?
Почему вдруг она меня позвала? Альфа велел выгуливать свою собачонку? Хотела сардонически хохотнуть, но не стала. Почему бы не пройтись? Стены в своей комнате я уже выучила полностью, до крохотного пятнышка у потолка.
…По волчьему поселку шли молча. Пенка искоса наблюдала за мной. А я банально отогревалась в лучах весеннего солнца. Волков почти не встречали, а те, кто попадался, торопились убраться с глаз.
Переливчато отозвался колокольчик на двери пекарни, когда мы вошли внутрь. Настоящая древность! Я заинтересовалась: сейчас звонок безобиден, но то, что когда-то это был артефакт, поняла сразу. Разглядывала медный колокольчик и краем уха слышала обрывки разговора Пенки и булочницы. Волчицы привычно возмущались беззаконием некромантов, сетовали на народ, распускающий сплетни, и при этом поглядывали на меня. Женщины говорили про какой-то вызов, булочница то и дело хваталась за сердце от переживаний. Пенка успокоила волчицу, сказав, что альфа в порядке. Я не видела Карнеро уже несколько дней, после того обморока в саду, я не спрашивала, где он. Где бы ни был оборотень, пусть остается там подольше.