Моя пятнадцатая сказка (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 36

— Я боюсь за отца, — призналась как-то вдруг Кэ У брату младшему, когда они случайно встретились в саду, спешащие каждый по своим делам, да за рукав брата ухватила, — Вы… ты только никому не говори, молодой господин! Я… давай сделаем вид, что я этого не говорила? Я… просто я…

— Я понимаю, ты волнуешься, — серьезно ответил вдруг Ен Ниан, — И с другими говорить о том боишься. А сердце не спокойно твое, молодая го… сестра.

— Жаль, я не могу ничем порадовать отца! — сказала девушка, грустно опуская голову, протекли по плечу подвески из украшений. И, кажется, слезы готовились пройти по щеке.

И тут Ен Ниан задумался, что и у него больше нету, чем порадовать отца. Репутацию Ен Ниана уже ничего не спасет. Он слишком низко пал во всеобщих глазах. И, даже если он заметно ласковым и вежливым с сестрою старшею будет — с гордостью и радостью родного отца — то в целом ему ничего не изменить. Когда честь и имя заляпаны так сильно, то, как и одежду прекрасную, изгаженную и разодранную, ее остается только выкинуть.

И тут среди сада открылись будто склоны гор и одинокий путник, кутающийся в старый плащ. И, когда он поднял лицо к небу, потом, вздрогнув, обернулся, то мужчине молодому показалось, что он узнал эти глаза.

Миг видения — и все пропало. Поникли плечи у молодого господина, у молодого наследника огромного имения и славы огромной, разошедшейся уже за пределы Сяньяна.

Но сжала руку верная сестра, заглянула ему в глаза единственным глазом, но теплотою и заботой сказочно красивым:

— Давай сегодня вместе будем молиться… брат? Ведь чем больше искренних молитв, тем вернее, что боги укажут нам выход и спасение?

Он в это не верил, но согласился. Просто чтоб посмотреть, как улыбка раскрасит ее глаз радостью, а лицо — счастьем — ей радостно было, что семья объединится в молитве.

Он прийти к ней опоздал, но пришел задумчивый — а до того прослонялся по саду, одинокий и мрачный будто призрак, заставляя слуг торопливо кидаться в разные сторон, натыкаясь друг на друга, роняя вещи переносимые, но главное, подальше от него. А стражники, совершавшие обход с мечами, едва не зарезали друг друга, поспешно шарахнувшись с пути молодого господина и столкнувшись. Он был проклят, хотя все еще был их молодой господин. Хотя он заметил, что в эту неделю слуг как будто меньше стало. Хотя он их всех в лицо не помнил. Но сновало по поместью их явно намного меньше, чем до того.

Но когда мимо кухни шел — и заметил случайно сестру, раздававшую указания служанкам, мягко, с улыбкою обычною теплою своей и не указания будто, а просьба мягкая друзьям — и лица внимательно слушающих, глаза дружелюбные. И сестра, словно почувствовав, взгляд подняла и улыбнулась уже ему из-под пряди густой волос и из-под шали плотной. Слуги на нее уставились в ужасе или в изумлении.

Молодой господин смущенно ей кивнул. И как-то слишком резко веером обмахнулся. И поспешно ушел. И слухи новые из поместья ушли. Что, может, между сводными братом и сестрою возникла странная запретная любовь? Но как так?.. Он же ж ее изнасиловал! А чем нелепее слух, тем с большею радостью его передают. Словом, к вечеру Сяньян весь судачил о запретной и жуткой любви молодого господина из поместья Хон Гуна, который до того от страсти обезумил, что ссильничал собственную сестру!

И он, случайно услышав пересуды своих слуг — мужчины-стражники судачили причем — еще больше помрачнел. Кашлянул серьезно. И внутренне со злорадством ликовал, смотря, как они смутились и бледнели. И долго мрачно смотрел на них многозначительно, заставляя их дрожать. Потом, опомнившись, вздохнул. Произнес, будто сам себе:

— Ах да! Конфуций в той книге сказал… — и пошел себе. Будто просто стоял в задумчивости, не из-за них.

— С каких пор молодой господин стал интересоваться мнением Конфуция? — донеслось ему вслед приглушенное.

— Да не, померещилось верно. Он же ругал его столько лет, — отозвался второй.

И помолчав — он, уходивший, хуже расслышал уже — до него донеслось:

— Но как он мог?.. Родную-то сестру!

— А что-то совсем не показывается дракон.

— Эт да.

— И страшная была гроза.

— Эт да.

— Так, может… из-за него сдох дракон?..

Поморщился несчастный мужчина молодой. Он понял, что свое имя ему уже не обелить. Никогда. Что бы ни делал он.

Но сестра при встрече снова приветливо улыбалась ему. И не упрекнула, что опоздал. И с милою улыбкою предложила ему чаю и сладостей. Он взял только, чтоб ее порадовать. И чтоб ее порадовать только, похвалил. А она от радости расцвела. Словно и не было тяжелых дней и потерь. Словно не худшею невестою была. То есть, по мнению других людей, худшею, потому что якобы некрасивою. И даже при том, что он ее мучил и изводил столько лет. При том, что он ославил весь свой род. Она хотела его порадовать и старалась готовить ему. И радовалась, притворное удовольствие его видя.

Он вдруг подумал, что боги все-таки наградили его, подарив ему такую сестру, которая всегда была на его стороне. Жаль, что он никогда ее не замечал. Жаль, что жениха найти ей не сможет — никто его слушать не будет, а породниться никто с ними не хочет. Вот, сваты с намеками шляются в другие поместья, но за последние года — ни разу к ним. Да еще и слава дурная его тянется и за ней, особенно, как пустила пакость какая-то этот нелепый и жуткий последний слух, что он ее… совсем. Совсем все было кончено для нее. Для этой прекрасной чистой души! Разве что…

И, на колени опустившись, он в этот день впервые молился, чтобы вернулся Гу Анг. Только он сможет защитить сестру! Особенно, если что-то случится с отцом. Который не молодел. Который сдавал заметно уже. Это была первая молитва младшего брата о старшем. Искренняя молитва. И возносил он ее уже каждый день, стоя на коленях рядом с сестрой.

И месяца через два, как получил непочтительный сын Хон Гуна проклятье и, вместе с тем — прозренье — ночью вбежал через сад слуга, запыхавшийся стражник. И кричал, что срочное донесение, срочная весть: к городу скачет Гу Анг. И что-то большое господину везет. Наверное, что ждал давно господин.

Все выскочили в сад. И с ужасом смотрел Ен Ниан, как отец его, едва одетый, из покоев своих выскочил радостно. Как попятились слуги, пропуская всадника с большим свертком. Как он прошел к задрожавшему Хон Гуну, воин, молодой, с бородою и с мечом у пояса, как он с трепетом сверток протянул.

— Я сохранил, — успел сказать лишь.

Заплакав, руку со свертком оттолкнув — и в грязь осеннюю упали драгоценные книги — крепко обнял его Хон Гун.

И понял наследник его, что в этот день он потерял своего отца. Но, впрочем, он сам был в том виноват: он для него не сделал хорошего ничего. И экзамена даже не сдал. И породниться с ним хороший род уже не захочет, никто. А сыновей, что были от продажных красоток, он, похоже, уже не найдет. Да и захочет ли отец, чтобы кто-то из тех детей молился за предков и за него самого потом?.. Да и… он и себя самого мужем достойным воспитать не сумел. Разве сможет достойно воспитать своих детей!

Смущенно вывернулся из объятий бродяга-воин, опустился на колени перед своим господином.

— Мой господин! Вы, кажется, меня с кем-то спутали. Я всего лишь раб ваш. Который Гу Анг. А что одежда воинская на мне… — запнулся, но все ждали — и он робко продолжил, — Там страшная была гроза. И я спас из реки троих. Отца и детей. Отец тот настоял, чтоб я забрал его меч с собою, чтоб меч его впредь защищал меня. Одежду свою запасную отдал. И, как я ни отбивался, как ни говорил, что я всего лишь раб — и не пристало носить мне меч — он все твердил, что смутные настали времена, а я уйду один, а он так не сможет спокойно жить, если я уйду один. И одежду заставил принять, и меч. Я не посмел продать его подарок. Я думал, может, встречу опять его или его детей — и отдам. Или отдам меч другому, тому, кому нужней. А услышал случайно, что вы слегли… и ведь уже император другой… Я ведь мог уже вернуться?.. Хотя бы, чтоб повидать вас на миг! Хотя б сказать чтоб, чтобы о… об этом, чтоб не беспокоились вы. Я сберег!