Всюду бегут дороги...(СИ) - Болеславская Ольга "Tikkys". Страница 71
Улли душераздирающе вздохнул и театрально отер пот со лба.
— Не придуривайся! — Герберт придирчиво осмотрел отмытую кухню. — Я тебе сто раз говорил — не нравится, можешь возвращаться во дворец, там тебя с радостью возьмут… Уборщиком.
— Можно подумать, я здесь чем-то другим занимаюсь! — огрызнулся Улли, запихивая скребок и тряпки в тумбочку под раковиной.
— Да за твое жалование другой бы языком мне весь дом вылизал! — Герберт заглянул под плиту. — А ну быстро вымети отсюда мусор! И переклей этикетки на банках. Думал, я не догадаюсь, что ты половину поменял?
— И вовсе не половину, а всего две трети!
— Кретин… — простонал Герберт. — Стой, а почему дымом пахнет? Опять камин засорился?
— Не знаю, — Улли встревоженно принюхался. — Вчера чистил.
Они взбежали по лестнице на второй этаж. Огонь в камине погас. А в кресле, ссутулившись, сидел Лир и неотрывно смотрел на холодную золу.
— Что случилось?! — Герберт кинулся к нему.
— Алиас Драккони умер, — Лир поднял голову. Изумрудная зелень в его глазах выцвела до желтизны пожухлой травы. — Где-то на дорогах.
— Вот как? — Герберт взял с полки коробочку со спичками. Улли подложил в камин растопку и понятливо исчез. — Ринальдо знает?
— Нет.
Лир посмотрел, как Герберт ломает третью спичку, и щелкнул пальцами. Растопка вспыхнула.
— Ты любил его?
— Я его боялся и ненавидел, — Герберт смял коробок и бросил в огонь.
«Скоро одним страхом в твоей жизни станет меньше…» Черта с два! Алиаса хотя бы можно было просчитать.
— Я раньше думал, что любви без страха не бывает, — вздохнул Лир.
— Любовь бывает разной, — Герберт сел на ковер возле его ног. — А от страха никуда не деться. Но лучше, если боишься не того, кого любишь, а за него.
— Значит ты любишь Улли?
— Обожаю! — хмыкнул Герберт и тут же вспомнил, что Лир не всегда воспринимает сарказм. — С чего ты взял?
— А помнишь, как ты испугался, когда он чуть не опрокинул на себя склянку с кислотой?
Герберт покосился на лестницу. Внизу было тихо. Слишком тихо — образцово.
— Еще бы не испугаться. Где бы я в три часа ночи раздобыл новую кислоту?
Лир усмехнулся.
— А за Корвина ты боялся?
— Не слишком. Я беспокоился, если долго не приходило писем, но чтобы бояться…
— То есть, ты его не любил?
Герберт поморщился.
— Я же говорю — любовь бывает разная.
— Понятно, — Лир замолчал. Как проверить, любит его Герберт или нет? Ни одна идея, приходящая на ум, не годилась. Тяжело быть хранителем целого королевства. Все за тебя боятся. Но любят ли?
— Лир, — Герберт тронул его за колено, — а вы с Джаретом сумеете жить в лабиринте одновременно? Он ведь считается твоим воплощением.
— Именно, что считается, — Лир дернул плечом. — Это всё условности. Правило, которое я сам придумал, чтобы не ломились претенденты.
— Это хорошо, — Герберт облегченно вздохнул.
«Вот кого вы все любите», — с горечью подумал Лир.
— А вы с ним и правда похожи, — задумчиво сказал Герберт. — Игрейна сразу заметила, а я еще с ней спорил.
— Неужели?
Герберт поднял голову. Жухлая трава в глазах Лира покрылась льдом.
— Ты что, ревнуешь? Но это же глупо! Ну да, я люблю Джарета, а Игрейну — еще крепче. Но любовь — это многозначное слово, понимаешь?
— Я пытаюсь, — Лир подался к нему, — но чем дальше, тем мне сложнее. У зеленого цвета десятки оттенков, и для каждого есть свое слово. А для оттенков любви нет! Почему?
— Вообще-то есть, — Герберт потер лоб, припоминая. — Эрос, филео, агапе, сторге. Это означает…
— Я помню греческий язык, — Лир почесал за ухом. — Но мне легче разобраться на примерах. Сторге — это как было у тебя с Кори? А эрос — это как у Йоргена с Арденом?
— Пожалуй, — Герберт скептически поджал губы. Отношения отца с королем эльфов до сих пор вызывали у него недоумение. — Тогда агапе — это как у Джарета с Игрейной, а филео — как у меня с Игрейной.
— Агапе… — прошептал Лир. — Божественная любовь.
— Точнее, безусловная. Хотя любая классификация всё равно условна, извини за каламбур. Подожди! — Герберт заулыбался, ухватив неожиданную мысль. — Если по-простому, то агапе — это когда поделишься последним глотком…
— Воды в пустыне?
— Да нет же! Не перебивай. Когда всё плохо, и ты кого-то спасаешь — это просто. А если хорошо? Если вопрос выживания не стоит, но у тебя есть что-то для наслаждения? И вот это ты отдаешь. Мы когда в Эринию первый раз попали, у Игрейны в кармане шоколадка завалялась. Мы там не голодали, но ты же знаешь, как она любит сладкое. И вот она откусывала каждый день по кусочку. А последний отдала Джарету.
Лир откинулся на спинку кресла. В его глаза возвращалась живая зелень.
— Ты вчера мне дал допить из своей кружки, когда какао закончилось. Значит ты меня любишь?
Герберт молча смотрел на него. Кончики ушей Лира смешно подрагивали. Он терпеливо ждал, и только на острых скулах расползались красные пятна.
У него яркая кровь — ярче, чем у гоблинов, не говоря уже об эльфах. И горькая. Опасная, как песни, которые он наигрывает на своей свирели по вечерам.
— Я не знаю, — Герберт отвел глаза. — Ты милый, и я рад, что мы подружились. Но…
— Что? Разве ты еще не убедился, что я настоящий?
Герберт прикусил губу. За свою жизнь он сотни раз признавался в любви — искренне или притворно, но одинаково легко. А сейчас легко не получалось. И даже греческая мудрость не помогала. Когда подходят все виды любви сразу, и к ним прибавляется еще что-то — без названия, впору с ума сойти.
Герберт тряхнул головой. Проще не задумываться.
— О, да, с каждым разом ты становишься всё более убедительным, — он потянул Лира к себе на ковер. — Но еще немного убедительности не помешает.
Лир охотно поцеловал его, но тут же отодвинулся.
— Я помню, что ты ничего мне не обещал. Но мне нужно знать, Герберт. Очень нужно.
Герберт всплеснул руками.
— Тогда прочитай меня! Я тебе разрешаю.
До сих пор он ревностно следил за неприкосновенностью своего внутреннего мира. Но что еще делать, если не можешь найти слова?
Лир взял Герберта за плечи горячими пальцами.
— А давай откроемся вместе? Только сними амулет, иначе он взорвется.
— А я не взорвусь?
— Как ты мог подумать такое?! — у Лира задрожали губы.
— Прости, — Герберт умиленно улыбнулся, поцеловал его и снял амулет.
***
Ринальдо склонился над узким колодцем, пытаясь вытащить намертво застрявшее ведро без ручки. Далеко внизу издевательски плеснула вода.
Надо было захватить с собой флягу. И кинжал. Ринальдо вздохнул. На тропу испытаний идут, как есть. А если специально подготовишься, очень быстро потеряешь всё свое снаряжение. Гоблины любят рассказывать страшные истории про таких вот — чересчур предусмотрительных — искателей.
Но как же пить хочется! Он посмотрел на циферблат, висящий на дереве. Часы возникали на его пути регулярно, напоминая о каждой потраченной четверти часа. Ничего, замок уже виден, а до срока у него целых три часа. Успеет. Жажду можно перетерпеть.
Особых опасностей Ринальдо до сих пор не встретил. Обычный набор загадок, путанных ходов и обратной логики. Во всё это он с детства играл.
Тугой порыв свежего ветра ударил внезапно, опрокинул и умчался, оставив после себя ковер из цветочных лепестков и листьев клевера. Ринальдо сел и потер ушибленное плечо.
— Пятилистники?
Четырехлистный клевер встречался в Подземелье повсеместно и никого не удивлял. Но пятилистный считался редкостью и талисманом на удачу. Ринальдо подобрал один и вставил в нагрудный карман жилета. Почему-то закружилась голова. Так сильно, что пришлось закрыть глаза.
— Вот ты где!
Ринальдо подскочил. Вокруг него кружился хоровод из Эрк в драных куртках.
— Что, плохо тебе? — она недобро улыбнулась. — Тошнит, небось?
— Ничего подобного, — он протер глаза. — А как ты меня нашла?