Свингеры (СИ) - Резник Юлия. Страница 15

— Дождь опять будет.

— Похоже на то.

Совершенно не зная, что мне дальше делать, я присела на подлокотник Тимурова кресла и осторожно погладила его по темным густым волосам.

— Расскажешь, что случилось?

— Расскажу… — Тим потянулся рукой к столику. Оказывается, время до моего прихода Алмазов коротал не один. Компанию ему составила бутылка коллекционного коньяка.

— Принести что-нибудь поесть?

— Не надо. Ничего не хочу…

— Ладно. Так что случилось-то? Что говорят?

Тимур хмыкнул:

— Знаешь, я ведь чувствовал… Знал, что это. Нужно было заставить его обследоваться. Еще тогда! А теперь поздно…

Я сглотнула, но собравшаяся во рту горечь никуда не делась. Ее стало вдруг так много, что я боялась ей захлебнуться.

— Как это, поздно? — спросила, запнувшись.

— А вот так. Рак простаты. Четвертая стадия. Уже не операбельно. Он весь светится, Кать. Понимаешь? Метастазы везде… Везде: в костях, кишечнике…

Тимур залпом выпил коньяк и налил еще. Провел ладонью по лицу. Снова замер, глядя в одну точку. Он говорил об отце и в то же время как будто озвучивал мои самые главные страхи. Те страхи, что я надежно заперла в темнице памяти, прежде чем выкинуть ключ. А теперь они выползали, тянули ко мне свои холодные руки, стискивали в них, душили, отбирая мой кислород.

Рецидив… Метастазы…

Вот, о чем я не позволяла себе думать ни при каких обстоятельствах. Потому что, в противном случае… как вообще жить? Болезнь Тимура мы выявили на самой ранней стадии. Это давало надежду на полное выздоровление. И я ни на секунду не позволяла себе думать, что может быть как-то иначе.

Но ведь оно могло…

Я отобрала у Тима бокал и сделала жадный глоток. Коньяк обжег нутро, вызывая слезы, но мне нужна была эта боль, чтобы переключиться.

— Я не знаю, что сказать, Тимур…

— Зато я знаю, что нужно было сделать! Отвезти его за руку врачу… еще тогда, в первый раз.

— Да брось, Алмазов! Что бы изменили эти два дня? Ничего… Ты же знаешь, что рак простаты протекает практически бессимптомно.

— Значит, нужно было настоять, чтобы он обследовался. Заставить его больше времени уделять здоровью, я не знаю… — Тимур в отчаянии зарылся рукой в волосы. — Отцу всего шестьдесят.

— Невозможно заставить взрослого человека заботиться о своем здоровье, если он того не хочет. Пожалуйста, не накручивай себя. Здесь нет твоей вины, Тим.

Тимур кивнул, все так же глядя в одну точку. Не думаю, что он понимал, что я пыталась ему втолковать, что он вообще меня слышал. Может быть, он так же, как и я совсем недавно, думал о своем… Может быть, его тоже сжирал этот дикий неконтролируемый страх. Не только страх за отца, но и страх, что болезнь вернется.

— Хочешь, поедем в больницу? — осторожно спросила я.

— Нет. Там до утра нечего делать. Я к девяти поеду.

— Хорошо. Тогда я поеду с тобой.

— Как хочешь.

— Хочу. Быть с тобой рядом, чтобы ни случилось.

Хочу. Быть с тобой рядом, чтобы ни случилось.

Алмазов наконец очнулся. Вскинул голову, повернулся ко мне. И долго-долго смотрел, пока я ласкала его затылок. А потом опять потянулся за стаканом.

— Если ты завтра планируешь сесть за руль — тебе достаточно, — впервые возразила я, накрывая бокал рукой. — Лучше спать пойдем. Утро вечера мудренее.

— Думаешь, я усну?

— Не думаю. Но сидеть здесь и надираться тоже не выход. Пойдем, Тим… Холодает…

Не знаю, почему, но в ту ночь сон завладел мною быстро. Может быть, виной всему был убаюкивающий своей монотонностью таки пролившийся дождь, а может быть, я подсознательно чувствовала, что это моя последняя спокойная ночь. А дальше… Дальше тяжело было. Очень. Аврал на работе, Бакир, которого, по его настоянию, забрали домой, несмотря на то, что ему становилось лишь хуже, дети с их учебой и секциями… Мы с Тимуром разрывались между домом и работой, аптеками и врачами… В этой кутерьме я едва не забыла о встрече с Жориным. Хорошо, что он позвонил и напомнил.

В тот день Бакиру было совсем плохо. Алмазов остался с отцом, и на встречу с Лёней мне пришлось ехать с Волковым. Он был моей страховкой на случай, если бы Жорин стал задавать какие-то узкопрофильные вопросы, которыми я не владела. Впрочем, до этого не дошло. Мы вообще с большим трудом подобрались к цели визита. Оказалось, что Лёна с Яном давно не виделись, а потому им было, о чем поговорить и без того. Мальчики — такие мальчики, господи! Я следила за их оживленной беседой и то и дело поглядывала на часы. И нервничала… так сильно нервничала.

— Катюх, что ты как на иголках вся? Случилось чего? — наконец не выдержал Жорин. Дерьмо! Я должна была себя вести более профессионально! Если Лёнька по старой дружбе еще мог бы закрыть глаза на мое поведение, то любой другой потенциальный партнер — вряд ли.

— Извини. У нас Алмазов старший совсем плохой, вот я… как ты и сказал, на иголках… В любой момент Бакир может… — Неуверенно взмахнула рукой.

— Так что ж ты сразу не сказала? А я тут балду гоняю!

— Ну, что ты… Это ты извини.

— Так, все! И слышать ничего не хочу. В общем, вот мой проект, вот смета, которую нам составили предыдущие горе-строители. Ты посмотри ее, может, просчитай. Там некоторые цены с привязкой к старому курсу… Ну, и мне высылай уже с вашими правками. Сколько вам нужно на это времени?

— Дня три-четыре.

— Вот и отлично. Жду… И давай уже, дуй к семье. Пока, Ян, рад был видеть… Надеюсь, не прощаемся.

— Можешь быть уверен.

— Алмазову привет и моя поддержка.

— Я передам, Лёнь…

Жорин скрылся за дверями ресторана, и из меня будто бы вытащили штырь. Я обмякла, скукожилась на стуле. Обхватила в отчаянии голову:

— Я чуть все не провалила!

— Да брось! Это ж Лёнька!

— А если бы на его месте был кто-то другой? И я, такая… никакая! Господи… Я ведь готовила целую речь, чтобы его убедить подписать контракт с нами, а на деле — вообще не смогла сосредоточиться на разговоре.

— Это потому, что беседа зашла не туда. Моя вина. Прости.

Волков положил свою лапищу поверх моей ладони и легонько сжал. Я лишь вяло взмахнула свободной рукой и с завистью покосилась на бутылку Марло, которую куда-то понес официант. С каждым днем перспектива нажраться казалась мне все заманчивей.

— Я пойду, наверное…

— Куда пойдешь? Мы же на моей приехали!

— Точно! — хлопнула себя по лбу. Потянулась за телефоном, который чуть не забыла на столе, но с опаской отдернула руку, когда тот зазвонил. Сглотнула.

— Ты возьмешь?

— Да, конечно… — С экрана на меня смотрел улыбающийся на все тридцать два зуба Алмазов. Он терпеть не мог фотографироваться, но тут я его подловила… Мазнула пальцем, принимая вызов, и, не дав Тиму сказать ни слова, выпалила: — Выдыхай, Тимур Бакирович! Встреча прошла успешно. Контракт, считай, наш…

— Что?

— Контракт с Жориным. Ты разве не по этому поводу мне звонишь?

— Нет… какой контракт, господи? Папа умер… Вот так.

— О, Тим… Я уже еду. Ты только держись, малыш, хорошо?

— Что? — спросил взглядом Ян, когда я сбросила вызов.

— У Тимура умер отец. Можешь меня отвезти на Никольскую?

— О чем вопрос. Едем… И ты не стесняйся, если помощь какая-то будет нужна. Хорошо?

Я кивнула и отвернулась к окну, зажимая между коленей дрожащие озябшие руки.

К слову, помощь нам так и не понадобилась. Современные похоронные бюро предоставляли весь спектр услуг, от нас же требовалось лишь их оплачивать. А дальше все так быстро завертелось, что я и опомниться не успела. Более-менее пришла в себя уже на поминках. Когда кто-то из сослуживцев Бакира вызвался произнести речь. Вот тогда и пришло осознание. Все… Его с нами нет. Рядом, сжав в кулаки руки, сидел белый, как мел, Тимур. Чуть дальше — притихшие Дамир с Назаром и вмиг постаревшая Альфия. Народу на поминки пришло много. Родственники, друзья, коллеги… Даже наши с Тимуром одноклассники. Лёня Жорин — и тот приехал. И, наверное, хорошо, что вокруг нас было столько неравнодушных людей. Я надеялась, что это как-то поможет Тиму, потому что сама я ничем ему помочь не смогла… Все случилось так быстро, что он не успел свыкнуться с болезнью отца. Не успел с ней примириться. А я, как ни пыталась, не сумела ему в этом помочь. Тимур словно отгородился ото всех. Еще первого сентября мы были такими счастливыми, а неделей спустя — стали совсем чужими.