Чаганов: Москва-37 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович. Страница 11
– Там я сзади оставил пакет, – не оборачиваясь говорит водитель. – просили вам передать.
Разрываю грубую серую бумагу конверта и включаю свой американский фонарик.
«Так… план дачи Ежова, два этажа. На первом – кинозал. Пометка, это кинотеатр для всего гарнизона. Ну да, ну да – на сто посадочных мест. Посадочных, хе-хе. Карта… крупная. Котляково, Чурилково, река Пахра, ещё пометка – Мещерино: дача Ежова, в ста метрах у берега реки – дача Молотова. Любопытно».
Распугивая гудками редких пешеходов, пересекающих широкие московские улицы под самыми разными углами, удалось без приключений к шести утра попасть на Комсомольскую площадь, а там дворами и чердаком в свою квартиру. На цыпочках, чтобы не разбудить Катю, ныряю в ванную и первым делом прикасаюсь к округлому медному корпусу напольного антикварного «титана» (дровяного водонагревателя).
«Отлично! Не успел остыть. А холодной воды нет… что ж не беда – в чреве „титана“ умещается не менее шестидесяти литров»!
Сбрасываю одежду, встаю в ванну, кручу чугунный вентиль горячего крана и сгибаюсь чтобы попасть под «грибной дождик» душа. Теперь не надо зевать, мыться следует быстро и не спеша: пока намыливаю тело, щёки и подбородок – воду выключаю. Беру с полочки бритву «Золинген», поворачиваюсь к зеркалу на противоположной стене, предварительно подстроив остроту зрения, и отработанным плавным движением выбриваю половину лица: это только в первый раз все лица разные.
«Успел»!
Докрасна растираю тело «вафельным» полотенцем, изредка бросая критические взгляды на свою нескладную фигуру: «Кабинэт, кабинэт»…
– Ой! – Притворно смущается Катя, появившаяся в двери в ночной рубашке, в мгновение ока проверив все мои реперные точки. – Тебе хватило воды, Лёшик? Она, волнуясь грудью, стремительно перемещается к «титану», задев меня по пути бедром.
«Что это тогда, если не однозначно выраженное поведением согласие»?
Отбросив всякие сомнения, крепко обхватываю своего секретаря сзади.
Выходим вместе из подъезда на улицу и жмуримся от ярких солнечных лучей.
– Катя, а как же Георгий? – Меня так и подмывало задать этот вопрос раньше, но был увлечён тем, чем занимался.
– Уехал в Уссурийск на гастроли, – ни один мускул не дрогнул на её лице. – там открывается филиал театра Красной Армии. Возвращается через два месяца.
– Перебирайся тогда ко мне пока… – неуверенно протягиваю я.
– Конечно, – расцветает она. – я думала ты уже не предложишь.
– Кх-кх-кх. – Закашлялся я.
– Не бойся, пока Жорик не вернётся. – Катя толкает меня в бок и насмешливо щурит глаз. – Давай лучше обсудим мою докладную Люшкову. Всю правду писать? Он больно охоч до всего эдакого.
– Категорически возражаю, – подключаюсь к её игре. – в общем так, когда придём в отдел возьму у тебя подписку о неразглашении.
– Не вопрос, – передразнивает меня Катя. – разглашать не буду, буду молча показывать.
Москва, ул. Большая Татарская, 35.
ОКБ спецотдела ГУГБ.
20 апреля 1937 года, 14:00
– Добрый день, товарищ Чаганов! – Бодро приветсвует меня на проходной Любина «прикреплённая», рослая крепкая «вохровка», не забыв скользнуть взглядом по раскрытому мною удостоверению.
«Молодец, службу знает».
Прохожу насквозь производственный корпус, сейчас полупустой, так как в доброй половине помещений идёт ремонт после переезда радиозавода им. Орджоникидзе на новое место.
«Тоже всё, кажется, в порядке: люди заняты, никто без дела не шатается».
Снова выхожу на воздух и неспешно иду по дорожке к особнячку, с которого начиналось ОКБ, раскинувшееся теперь на целый квартал. Открываю дверь в лабораторию – пусто. Похоже, все ушли в столовую, а помещение запереть забыли.
«Что за преступная беспечность? Газет не читают? Надо будет провести работу с персоналом. В облаках витают». – На всякий случай заглядываю на склад, затем в малую комнату и остолбеваю.
Посреди комнаты раскрасневшийся вольнонаёмный Паша целуется с побледневшей заключённой Любой.
«Блин, это я неудачно зашёл».
Возлюблённые спешно, как по команде «брэк», делают шаг друг от друга, испуганно оборачиваются ко мне и нервно, при этом, поправляют свою одежду.
«Хм, ещё один аспект организации работ ОКБ, который я упустил. Поленился скопировать устав ягодинских „шарашек“. Сегодня же этим займусь. Теперь понятно зачем Ощепков рвался сюда – быть поближе к Любе. Стоп, а как же Оля? С глаз долой – из сердца вон? Прямо какой-то „закон парных случаев“».
Сзади послышались громкие голоса, вернувшихся с обеда сотрудников.
– Гражданка Щербакова, вы чем сейчас занимаетесь? – «Двусмысленной, однако, получилась фраза». – Я имею ввиду, над чем работали до этого.
«До этого… хм, тоже не лучше».
– Настройкой Валиных радиостанций. – Отводит глаза в сторону Люба.
– Начальника отдела Авдеева. – Жёстко поправляю её я.
– Так точно, гражданин начальник. – Сверкает зелёными глазами рыжая красавица.
– Продолжайте работу. Свободны.
«Огрызается… ох, и намучаюсь я ещё с ней».
– Ты-то хоть понимаешь, что связь с заключённой противозаконна? – Поворачиваю голову к Ощепкову, который влюблённым взглядом смотрит вслед уходящей подруге.
– Если ты об Ане, то мы с ней расстались… – С улыбкой замечает он.
– Мне твои амурные дела не интересны! – Взрываюсь я, показывая ему пальцем на телефон.
«Он вообще меня слышит?… Кстати, любопытно с каких это пор расстались? Помнится, ещё пару недель назад он пускал по ней пьяную слёзу»!
– Я тебя предупредил. Сегодня работаешь со мной. Будем налаживать элемент Пельтье.
Выкладываю на стол из бумажного кулька, полученные от Сажина, аккуратные чёрные пятимиллиметровые кубики теллурида висмута, легированные сурьмой, такого же размера кубики твёрдого раствора кремния с германием (из отходов нашего кустарного производства, невысокой степени очистки) и сантиметровые медные перемычки, которые также служат термическими контактами.
«Впереди жаркое лето – готовь настольный холодильник весной! А керамические электреты подождут, до осени»…
Глава 3
Москва, площадь Дзержинского,
Управление НКВД.
30 апреля 1937 года, 14:30
«Количество бумаг заметно прибавилось, приходится помимо спецотдельских дел заниматься строительством и организацией „шарашки“. Действительно, работаю уже двадцать три часа в сутки, а времени всё не хватает. Ну ничего, вот закончил (как это по-американски?) „The Thing“, то есть „Вещь“ с большой буквы и теперь хотя бы освободятся ночи».
«Вещь», действительно, получилась на славу: передатчик свободно на расстоянии ста метров, включая полуметровую кирпичную кладку на пути, обеспечивает на «штыре» полуваттную мощность сигнала, которой вполне достаточно для приёма модулированного сигнала на направленную антенну. Сейчас две спиральные антенны (приёмника и передатчика) уже нацелены из слуховых окошек на крыше дачи Молотова на балкон-лоджию дома Ежова и дальше на просторную гостиную. Осталось только установить в ней микрофон и я умываю руки, остальное – дело помощников Кирова.
Задача эта очень сложная, так как со стороны руководства НКВД ко мне проявлено явное недоверие – то что банкет состоится в Мещерино (начало в четыре часа) было объявлено мне лишь вчера, точнее уже сегодня ночью, тогда как другим начальникам отделов – три дня назад. Но я не в обиде, Новак своевременно довёл эту информацию до меня, а я через Гвоздя – до Оли. Она то придумала и подготовила эту операцию, в которой я буду играть лишь роль пассивного наблюдателя.
– Зарылся в бумагах по самую макушку… – дверь в кабинет распахивается настежь, в проёме появляется массивная фигура Фриновского. – собирайся, поедем на одной машине.